Кровавый контракт. Магнаты и тиран. Круппы, Боши, Сименсы и Третий рейх
Шрифт:
И вот однажды я получил из Франкфурта письмо, в котором господин Мертон, в частности, писал: «Я написал одному из совладельцев банковского дома Икс, в чьем кабинете я читал меморандум, и спросил, помнит ли он этот разоблачительный документ. Он ответил, что помнит, и сказал, что, возможно, сам и дал его мне для ознакомления. Он предположил, что его экземпляр меморандума был передан одному из его партнеров, ныне покойных, последнему заместителю председателя совета директоров «Сименс и Хальске» Фридриху Сименсу».
Этот банкир начал искать документ, который он видел, но тоже
Возможно, когда-нибудь он обнаружится в Пентагоне среди тонн нацистских документов, захваченных американскими вооруженными силами. Со своей стороны я могу только пересказать эту историю в том виде, как мне ее передали. Если этот меморандум действительно был написан и представлен Гитлеру – а у меня нет ни малейших оснований сомневаться в словах доктора Мертона, – то это бесспорно был отважный поступок.
Важные доказательства активного сопротивления нацистам я обнаружил в Южной Германии.
Интересный пример такого сопротивления являет «Машиненфабрик Аугсбург-Нюрнберг», известный как М.А.Н. То, что этот концерн добился успеха там, где потерпели неудачу большинство других, отчасти объясняется большим значением, которое нацистское министерство военного флота придавало производству военных судов, из-за чего поддерживало руководство концерна в его стремлении к независимости от нацистов. Но определенную роль в этом сыграло и личное мужество всех участников этой борьбы, начиная с генерального директора доктора Отто Мейера, женатого на еврейке.
Нацисты потребовали, чтобы он развелся с женой. Но Мейер только рассмеялся им в лицо. Они потребовали, чтобы он уволил секретаршу концерна, тоже еврейку. Он наотрез отказался это сделать. Как уже упоминалось, в ноябре 1952 года, когда я приехал в этот концерн, уже поседевшая секретарша по-прежнему занимала свою должность. Многие предприятия, даже те, главы которых были против нацистов, добивались, чтобы их включили в списки «образцовых предприятий». М.А.Н. не предпринимал к этому никаких попыток. Это стало возможным потому, что германский Трудовой фронт Лея вызывал одинаковое презрение как у рабочих, так и у их нанимателей.
Трудно поверить, но факт остается фактом – только 4 % из 12 тыс. рабочих М.А.Н. стали членами НСДАП. Рабочий совет решительно поддержал управление в его отказе уволить секретаря еврейской национальности. Когда Лей явился на предприятие, чтобы призвать рабочих присоединиться к германскому Трудовому фронту, рабочие с усмешкой говорили: «Надо же иметь глупость агитировать за такую чушь!»
Если какой-нибудь рабочий попадал в лапы гестапо из-за неосторожного замечания, руководство немедленно выступало в его защиту под предлогом того, что данный рабочий совершенно необходим для производства военной продукции. Обычно его отпускали. Управление также без колебаний принимало на работу людей, забракованных управлением имперской рабочей силы как политически неблагонадежные. Когда правительство пригнало на работу в концерн иностранных пленных, руководство назначило им такую же зарплату, как и немецким рабочим. Но категорически отказалось принимать в качестве бесплатной рабочей силы узников
М.А.Н. пользовался доброй поддержкой со стороны Баварского союза предпринимателей, находившегося в Мюнхене, столице нацистского движения. Его председатель, тайный советник Ойген Бёрингер, был непримиримым противником нацистов. Исполнительный директор Ойген Бунцль из-за своего еврейского происхождения попал в списки «нежелательных» элементов. Бёрингер сопротивлялся увольнению Бунцля. Как ни странно, его поддержал один из старейших нацистов в промышленности Альберт Пич, о чем рассказал мне сам Бунцль. Позднее, когда были распущены все организации предпринимателей, Пич позаботился о том, чтобы Бунцль получил солидное пособие по увольнению.
На автозаводе Порше в Штутгарте я оказался свидетелем интересного эпизода, показывающего, как профессор Фердинанд Порше, конструктор «фольксвагена», оказывал пассивное сопротивление эсэсовцам Гиммлера.
В свой 65-летний юбилей, который Порше отмечал в 1943 году, ему было присвоено звание оберфюрера СС – честь, нередко оказываемая нацистами тем магнатам, в сотрудничестве которых они нуждались. Предприниматель даже не потрудился подтвердить получение этого звания. Учитывая политическую обстановку в стране, само по себе это было мужественным поступком.
Вместе с приказом о присвоении звания полагался и подарок Генриха Гиммлера – кольцо СС с эмблемой «Мертвая голова» с выгравированным на нем личным посвящением Гиммлера. Но для изготовления кольца ювелиру нужно было узнать размер пальца Порше. Четыре запроса СС по этому предмету Порше оставил без ответа. Пятое письмо представляло собой смесь мольбы и угрозы – в нем говорилось, что, несмотря на его крайнюю занятость, которую нацисты вполне понимают и ценят по достоинству, они все же настоятельно рекомендуют ему сообщить требуемые сведения. Только учитывая угрожающий смысл этой просьбы, Порше наконец уступил их требованиям.
Затем встал вопрос об эсэсовском мундире. Порше вовсе не хотелось, чтобы его связывали с гиммлеровской организацией, а потому под разными предлогами уклонялся от посещения портного. Местный лидер СС, на которого давили из штаб-квартиры в Берлине, в конце концов уговорил Вацли, личного портного Порше, втайне сшить для него эсэсовскую шинель, которую профессор мог надевать поверх штатского костюма. «Не смотрите на расходы, постарайтесь сшить шинель как можно лучше», – умолял он Вацли. Тот воспользовался имевшимися у него мерками Порше, сшил шинель и отправил ее Порше.
Спустя несколько недель Геббельс обратился к народу с призывом пожертвовать армии шерстяные вещи. И Порше немедленно внес свой посильный вклад – новенькую, с иголочки эсэсовскую шинель, которую ни разу не надел!
Я своими глазами видел все документы, связанные с этим делом.
В начальный период нацистского режима Порше имел доступ к Гитлеру и свободно критиковал поступки некоторых партийных боссов. Однако со временем фюрер все больше отдалялся от посторонних, а его зловещая тень Мартин Борман тщательно оберегал его от общения с людьми, имевшими независимое мнение о проводимой в стране политике.