Кровавый омут
Шрифт:
Она неохотно взглянула, пропустив жуткий абзац.
— Дальше он от себя говорит: «Я выбрал Менелай-Мэнор потому, что насильственная кончина производит сильные психические вибрации. Души умерших в доме не упокоились, до сих пор здесь присутствуют, размывая границу между нашим и иным миром. Это идеальное место для церкви, которую я намерен открыть». — Джиа посмотрела на Джека. — Церковь?
— Идеальная цель для мошенника, — улыбнулся он. — Абсолютно законный рай без всяких налогов, станок, который печатает деньги. Как ты думаешь,
— По его утверждению, пожертвования позволят «примирить особняк с нынешним миром и привести в гармоничное соответствие с будущим». Что это значит?
— Видимо, вечное совершенствование. По крайней мере, пока сам Ифасен не перейдет в мир иной.
— Потише, — предупредила она. — Еще одно высказывание в том же духе, и я сочту тебя циником.
— Правда?
Джек выехал на Саттон-сквер, остановился перед дверью особняка, притянул ее к себе, поцеловал.
— Спасибо, что вытащила меня сегодня из берлоги. Землетрясение, медиум в доме с привидениями... умеешь развлечь парня.
Она ответила на поцелуй.
— Всегда пожалуйста. Завтра ночью развлеку еще лучше.
— Ух ты!
Они со смехом вышли из машины. Джек обнял Джиа за плечи, сделал несколько шагов к парадному и вдруг остановился.
— Эй, секундочку. Ты так и не сказала, о чем спрашивала. Говори.
— Ни о чем. Просто глупость втемяшилась в голову. Не допытывайся...
— Кто сильней меня любит глупости? Рассказывай. Не уйду, пока не скажешь.
— Ладно. — Безвыходное положение. — Спрашивала, сколько у меня будет детей...
— И он ответил «двое». — Джек усмехнулся. — Жалко, что соврал. Иначе я стал бы папашей номера второго. По крайней мере, претендовал бы на звание.
— Ифасен отвечал с полной уверенностью.
— Профессионально просчитал шансы. Рассмотрим твой вопрос с его точки зрения. Ты выглядишь моложе своих лет. Скорее всего, у тебя есть ребенок, а то и два. Если нет, можно с уверенностью пообещать двух-трех. Трех было бы надежней, но парень, по-моему, любит ходить по самому краю. Рискнул на двух.
— Если у меня никогда не будет второго ребенка, выяснится, что он ошибся.
— Когда ты наверняка в этом удостоверишься, то давным-давно забудешь об Ифасене. Или он от своих слов откажется. Зачем ему морочить себе голову?
Джиа не могла от этого так легко отмахнуться. Утром ее немного подташнивало. Разве можно забеременеть, добросовестно каждое утро глотая таблетки?..
Кроме нескольких дней в июне, когда они с Вики летали в Айову к родным. Она впервые в жизни забыла их с собой захватить. Для чего, если Джека нет рядом? По возвращении сразу же вновь принялась принимать.
Хотя сразу после приезда...
Ее вновь затошнило. Конечно, бывают дела и похуже, однако о ребенке сейчас даже думать не хочется...
Невозможно...
Тем не менее завтра, как только Вики сядет в автобус и уедет в лагерь, надо будет первым делом купить домашний набор для анализа на беременность.
На рубеже
Оно вышло из долгого небытия.
Долго ничего не знало, не чувствовало. Теперь чувствует, знает.
Едва знает. Не представляет, что — кто — оно такое, чем или кем было. Помнит, что существовало в прошлом, потом существование кончилось. Сейчас вновь началось.
Почему?
Неизвестно, где оно находится. Всматривается вдаль, смутно чуя присутствие себе подобных и других, на себя не похожих, никого из них не узнает.
Неизвестность пугает, однако сквозь страх пробивается иное чувство — ярость. На что — непонятно, хотя оно ее старается сохранить, осознать и усилить. Целиком наливается яростью, дожидаясь, когда ее можно будет куда-нибудь выпустить...
В рассветный час
Лайл проснулся, дрожа всем телом.
Что происходит с чертовым вентилятором? Еле-еле охлаждал комнату, когда он ложился спать, а теперь совсем заморозил. Он открыл глаза. Спальня располагается на первом этаже, окна выходят на улицу, поэтому жалюзи ночью закрыты. Сквозь них проникает не бледно-серый рассвет, а желтое свечение уличных фонарей. Прищурился на светившийся дисплей будильника — 2.32 — и тихо застонал. Не в силах встать, натянул на голову покрывало, попытался снова погрузиться в сон, но мысли о выстрелах и покушениях на его жизнь не позволяли.
Кто-то хочет его убить...
Поэтому вечером он лег не сразу. Хлебнул пива, чтоб снять напряжение, только потом свалился в постель. Сон не шел, и Лайл долго лежал в темноте, прислушиваясь к незнакомым звукам. Не скоро удалось забыться.
В комнате становилось все холоднее. Студеный воздух просачивался под покрывало, охватывал ледяными объятиями. Он спустил одну ногу с кровати. Проклятье, придется встать...
Стоп. Вентиляция не работает. Точно. В старом доме нет центральной системы, поэтому вентиляторы встроены в окна, и они молчат.
Лайл застыл. Не от холода — от ощущения, что он не один в спальне. Где-то в ногах кровати в темноте кто-то есть.
— Чарли?
Нет ответа. Во мраке не шуршит одежда, не слышно дыхания, но волоски на руках встали дыбом, шея окостенела — значит, тут кто-то есть. Наверняка не Чарли — брат никогда такой шутки не выкинет, — тем не менее Лайл снова спросил:
— Чарли, черт побери, это ты? — Голос дрожал синхронно с трепыхавшимся сердцем.
Сильней чувствуя холод, он откинулся на изголовье кровати, осторожно сунул руку под пружинный матрас, вытащил недавно припрятанный нож для разделки мяса. Зажав рукоятку в покрытой смертным потом ладони, протянул свободную руку к лампе, щелкнул выключателем.