Кровавый остров
Шрифт:
Около пяти часов вечера дверь за моей спиной отворилась, и я обернулся, ожидая – зная – что это доктор.
Внутрь шагнули двое. Один был очень высок, с копной ярко-рыжих волос, второй – куда меньше и худее, а волос вовсе не имел. Рюрик уселся справа от меня; Плешец – слева.
– Ты не побежишь, – сказал Рюрик.
Я кивнул. Я не побежал бы.
Часть тридцать вторая
«Отдайте Уиллу Генри»
– Где Уортроп? – спросил он.
Этот вопрос немного меня успокоил. Он означал, что доктор все еще жив. Но долго ли мы с ним протянем?
– Я не знаю, – ответил я.
Что-то острое прижалось к моему животу. Плешец склонился к мне, спрятав правую руку под стол. Когда он ухмыльнулся, я заметил, что у него не хватает переднего зуба.
– Я б мог прямо тут тебя выпотрошить, – сказал Плешец. – Думаешь, я этого не сделать?
– Вы остановиться в этом отеле? – спросил Рюрик.
– Нет. Да.
– Сейчас я объясню тебе правила, – терпеливо сказал Рюрик. – Правило раз: говорить правду. Правило два: говорить только когда к тебе обращаться. Ты знать эти правила, да? Ты ребенок. Все дети знать эти правила.
Я кивнул:
– Да, сэр.
– Хороший мальчик. И очень вежливый мальчик. Мне это нравится. Теперь мы начинать сначала. Где Уортроп?
– Он пошел в город.
– Но он вернуться – за тобой.
– Да. Он вернется за мной.
– Когда он вернуться?
– Не знаю. Он не сказал.
Рюрик зарычал и поглядел на сообщника. Тот кивнул и отложил нож.
– Мы ждать его с тобой, – решил Рюрик. – Здесь, в теньке, хорошо. Приятный бриз, дохлой рыбой не пахнуть.
То было лучшее, на что я мог надеяться в почти что безнадежном положении. Быть может, Рембо проснется и вернется вниз. Я подумал насчет вскакивания из-за стола, прыжка через перила и шансов добежать до набережной так, чтобы Рюрик не прострелил мне затылок, но пришел к решению, что эти шансы чрезвычайно малы. Но если бы я не побежал, если бы я ничего не сделал, а Рембо не проснулся до того, как доктор вернется, Уортроп был обречен.
«Две двери. За одной – дама. За другой – тигр. Какую ему выбрать?»
Под моим взглядом крачка нырнула в прибой и взмыла вновь с блестящей рыбкой, бьющейся в клюве. Я посмотрел дальше – и увидел край мира, линию между морем и небом.
«Это неотъемлемая часть нашего дела, Уилл Генри. Рано или поздно тебе перестает везти».
Чайка сорвалась со своего берегового поста, ее длинная тень быстро промелькнула по выжженному солнцем песку. Я вспомнил тени канюков на голой скале в центре мира.
«Ничего не остается, когда ты приходишь к центру всего, лишь яма костей внутри внутреннего круга».
– Что такое? – спросил Рюрик. – Почему ты плачешь?
– Не я его жду, – признался я. – Он меня ждет, – солгал я.
Это – время мертвых. Время дахманашини.
В четырнадцатом часу второго дня недели мальчик умирает от холеры на руках матери. Слезы ее горьки; он ее единственный сын.
Дух его реет неподалеку, опечаленный ее слезами. Он обращается к ней, но она не отвечает.
Она
Новая молитва-гах [133] начата. Он теперь nasu, нечист. Пришло время Нассесалар [134] . Это шестнадцатый час второго дня.
– Я не понимаю, – сказал Рюрик. – Зачем ему встречаться с тобой там, наверху?
133
Молитва у зороастрийцев.
134
Носильщики трупов у зороастрийцев.
– Там он встречается с доктором Торрансом.
– Кто такой доктор Торранс?
– Друг доктора Уортропа. Он нам помогает.
– Помогает вам что?
– Найти путь на остров.
– Что за остров?
– Остров магнификума.
Рюрик задыхался. Подъем был крут, а он не привык к жаре.
– Для чего эти ямы? – удивился он вслух.
– Защищать город от затопления.
Пересохшие цистерны были затоплены глухими тенями; казалось, у них нет дна. Если вы упадете в такую, то, может, будете падать вечно.
Носильщики трупов забирают мальчика и обмывают его в Таро, моче белого быка. Они обряжают его в Судрех-Кусти, облачение мертвых. Только лицо его остается открыто. Он nasu, нечистый. Дух мальчика следит за ними и не понимает. Он не помнит, что это было его телом. Дух его вновь младенец; у него нет памяти. Теперь шестой час третьего дня.
– Долго еще? – спросил Плешец.
– Оно сразу за следующим подъемом, – ответил я.
– Лучше бы тебе не врать нам.
– Это то самое место, – сказал я.
– Если ты нам врешь, я тебя выпотрошу. Я выпущу тебе кишки и сброшу их с горы.
– Это то место, – повторил я.
Теперь час Гах-Сарны [135] . Дастуры [136] молятся над телом стихами Авесты, дабы укрепить его дух и помочь тому в пути. После молитв тело несут наверх – и в Дахму, где его выкладывают на камень. Теперь двенадцатый час третьего дня.
135
Одна из наиболее важных ежедневных молитв у зороастрийцев.
136
Зороастрийские священнослужители высокого ранга.