Кровавый приговор
Шрифт:
— Не забывай о женщинах. Вспомни: доктор сказал, что сильная или молодая женщина могла бы нанести такие же повреждения, как мужчина. Я, например, не хотел бы оказаться на пути у Нунции Петроне или синьоры Серры: у обеих нрав непростой.
В этот момент они дошли до театра. Перед входом было больше людей, чем они ожидали. Комедия на афишах уже давно, и день будний, но слава главы труппы росла. Молва явно работала прекрасно. Кроме того, это было предпоследнее представление перед переносом спектакля в Рим. Короче говоря, все были в радостном ожидании.
Ричарди и Майоне представились, и человек
У главы лицо было белым от пудры, а на скулах два пятна розоватых румян. Воротник был приподнят, как носили десять лет назад, галстук — широкий и яркий. На одном боку куртки хорошо заметна заплатка. Лицо, несмотря на смешной наряд, было хмурое: тонкие усики над тонкими губами, сильно изогнутые брови, широкий лоб, разрезанный всего одной вертикальной морщиной. Бригадир прочел, что этому человеку всего тридцать лет, но сейчас, вблизи, он казался значительно старше.
Пристально глядя на Ричарди и Майоне, глава труппы повернулся к веселому, если судить по внешности, мужчине ниже его ростом. Весельчак был немного похож на него.
— Эти господа твои друзья? Ты уже стал пускать посторонних за кулисы?! Что ты хочешь устроить — одну из своих карточных партий в гримерной? — возмутился глава.
Весельчак развел руками, повернулся к группе актеров, которые остановились чуть дальше, улыбнулся, поднял глаза к небу и ответил:
— Во всем виноват Пеппино, даже в том, что пошел дождь. Я этих господ не знаю. Я вижу их в первый раз. Но если ты приказываешь мне, я велю накрыть в гримерной карточный стол. Играть с ними будет интересней, чем слушать, как ты жалуешься на все подряд.
Обстановка заметно накалилась, и глава труппы резко захлопнул дверь гримерной. Пеппино, как назвал себя весельчак, пожал плечами, повернулся к полицейским и сказал:
— Извините. Когда учительница давала уроки хороших манер, мой брат всегда пропускал их по болезни. Не желаете ли сказать мне, что вам нужно?
Майоне открыл рот, но Ричарди положил руку ему на плечо, приказывая молчать, и заговорил сам:
— Мы… друзья синьора Ромора, Аттилио Ромора. Вы не знаете, где мы можем его найти?
Пеппино рассмеялся:
— Вот это новость! У Ромора есть друзья, которые не носят юбку! Значит, он должен вам денег. Прошу вас, проходите. Вы найдете его в гримерной, которая в конце коридора — как можно дальше от моего брата.
Он, качая головой, пошел к выходу на сцену, а Ричарди и Майоне — в противоположном направлении.
Ромор только что закончил готовиться к спектаклю.
Это был молодой мужчина высокого роста, из тех, которые умеют нравиться женщинам. Две нагруженные сценическими костюмами девушки, проходя мимо его двери, толкнули друг друга локтями и что-то шепнули одна другой на ухо.
Ромор явно не заметил этого, а может быть, просто привык. Он вежливо впустил комиссара и бригадира к себе.
Актер, кажется, не был удивлен, услышав, кто они такие: его открытый искренний взгляд не отразил ни малейшего беспокойства. Вопросы начал задавать Майоне.
— Синьор Ромор, нам известно о вашей… очень близкой дружбе с одной замужней дамой. Мы расследуем преступление, которое было совершено несколько дней назад, и хотели бы задать вам несколько вопросов.
Ромор улыбнулся, показав прекрасные зубы. Он смотрел полицейским прямо в глаза, показывая, что совершенно спокоен.
— Да, комиссар, эта дама моя подруга. Очень дорогая подруга. Мы даже думали о том, чтобы уехать и жить вместе. Я знаю о… несчастье и слышал про эту бедную гадалку от Эммы, которая мне часто о ней говорила. Я никогда не видел ее, но знаю, что Эмма была к ней очень привязана. Я в вашем распоряжении.
Майоне и Ричарди быстро переглянулись.
— Уехать и жить вместе? Но эта дама заявила нам, что больше не хочет покидать мужа.
Актер улыбнулся:
— Бригадир, моя Эмма очень сентиментальна и поэтому легко поддается любому влиянию. Вполне естественно, что перед принятием такого важного решения она чувствует себя неуверенно. Несколько дней назад ее муж приходил ко мне вечером. Он ждал меня у выхода из театра и предложил мне денег, чтобы я расстался с Эммой. Разумеется, я отказался: я не из тех, кого можно купить. Деньги для меня не важны: у меня есть моя работа. Он стал мне угрожать: сказал, что поговорит с главой труппы и разрушит мою карьеру. Но если вы видели спектакль, то уже знаете, что эти люди не могут возненавидеть меня сильней, чем уже ненавидят сейчас. Я знаю, что, когда закончится контракт, должен буду искать себе другую работу. Но, к счастью, сейчас хорошее время для театрального искусства, и у актеров достаточно работы. Я что-нибудь найду.
— А как вы ответили на угрозы Серры?
Ромор громко, от души рассмеялся.
— Вот как — смехом. Не существует способа, чтобы убедить меня покинуть Эмму. Уверяю вас: она не может жить вдали от меня. Открою вам тайну: мы ждем ребенка. А ребенок, комиссар, это важно, его появление отрезает путь назад. Ребенок соединяет пару навсегда, так будет и у нас с Эммой.
— Вы могли бы повторить это в присутствии супругов Серра?
Супруги Серра. Узаконенная пара. Семья. Ричарди оценил по достоинству вопрос Майоне: эти слова позволяли увидеть реакцию Ромора. Если актер чувствует, что вытеснен из жизни этих супругов и не может возобновить свою любовную связь, он будет озабочен и встревожен и ответит уклончиво. Однако Ромор улыбнулся и ответил бригадиру, хотя смотрел при этом все время на комиссара.
— Бригадир, именно это я и собирался сделать, потому что хорошо знаю мою Эмму, чудесную и очень чувствительную. Я уверен, что она, увидев меня, перестанет сомневаться и выберет любовь, а не сухие общественные условности, в плену которых сейчас находится. Мы решили уехать после последнего представления в Неаполе, завтра вечером. Я еще не перестал надеяться, что Эмма, все обдумав, решит исполнить наш уговор и придет ко мне сюда, в театр.
Ричарди вонзил свой пристальный взгляд в глаза актера, но тот выдержал это испытание.