Кровавый Прилив
Шрифт:
Цепочки тяжёлых фургонов должны были наполняться рудой незамедлительно, иначе все виновные наказывались на месте. Лошадей выпрягали и на время погрузки отводили в стойла на западе, где рядом с огромным каменным мостом виднелось несколько хижин. На старых камнях ещё можно было разглядеть символы на языке эрдов — великих предков людоедов. Одна из двух мощных опор была совсем изношена, и в нескольких местах гранит пересекали глубокие трещины, но мост пока выдерживал вес тяжело гружённых фургонов. На хижины было слишком дорого тратить редкую здесь древесину, поэтому на постройку в основном шли камень и глина. Вход в жилище
— День закончен, они запирают загоны с рабами, — горько пробормотал Гром, указывая на высокие заборы.
Сейчас они трое тоже могли бы лежать там и пытаться уснуть… если бы смогли. Теснота и духота внутри была ужасающей, не было места даже лечь ровно на спину. Там держали минотавров и других существ — всех, кого людоеды захватывали в плен в разных землях. Все они днём работали на шахтах, а вечером им без разбору пихали воду и баланду, забирая горшки через четверть часа. Естественные потребности внутри загона справить было негде, даже примитивную яму людоеды не потрудились выкопать. Казалось, их больше всего интересует полное ослабление раба до того, как он умрёт, а потому он может хоть захлебнуться в собственных нечистотах.
Сахд руководил лагерем от имени Великого Кхана Керна, который требовал от него максимального количества сырого железа и меди, необходимых для большой войны против людей и эльфов. Изуродованный людоед выполнял все новые и новые квоты, не жалея рабов и непрестанно требуя свежей рабочей силы у Великого Лорда Голгрина.
Удушливый, раскалённый день в этих скалах сменялся невыносимо холодной ночью, когда даже покрытые шерстью минотавры замерзали, вынужденные плотней прижиматься друг к другу. Каждое утро под валом тел находили либо задохнувшегося, либо замёрзшего раба, труп которого бросали по приказанию Сахда мередрейкам или просто топили в реке.
По территории рудника постоянно кружили вооружённые патрули, не спуская глаз с минотавров. В памяти родов уже стёрлись воспоминания о подобном рабстве, поэтому все заключённые были ошеломлены и подавлены. А ещё более страшной была весть, что узурпатор Хотак самолично подписал договор, согласно которому жители его империи превращаются в движимое имущество для людоедов,
День и ночь ветер гнал тучи пыли, добавляя уныния ирреальной атмосфере лагеря, заставляя вздрагивать стены загонов и хижин. День завершился, рабы были надёжно заперты, и знакомая мерзкая вонь, донёсшаяся до спрятавшейся троицы, означила привоз пищи.
— Видать, один из мередрейков сдох от старости или болезни, — фыркнул Валун.
— Наверное, сил нет, как вкусно… — проворчал Гром.
Вонючее мясо рептилии было гораздо хуже, чем тухлая ячменная каша, которую обычно получали рабы. Нормальной пищей могли питаться только надсмотрщики, и она хранилась в крытой телеге позади загона с мередрейками. Именно провизия была целью сегодняшней вылазки Фароса и причиной, по которой он не оставил случайно спасённых им рабов в одиночестве.
Они унесут, сколько смогут, а Сахду неплохо будет узнать, как приятно засыпать на пустое брюхо — по расчётам Фароса, следующая поставка ожидалась не раньше, чем через две недели. Придётся надсмотрщикам самим переходить на сочных рептилий… То, что рабы могут вовсе остаться без еды, он не принимал во внимание.
Фарос скатился по камням, за ним быстро следовали Гром и Валун, ожидая распоряжений.
— Делаем все, как я сказал, — бросил он. — Ждём, пока все успокоятся и начнёт холодать, тогда наносим удар.
— Саргас присмотрит за нами, — пробормотал Гром, склонив голову.
Фарос фыркнул и тихо двинулся вперёд.
С факелом в волосатой руке людоед вглядывался в темноту вокруг лагеря. Его клыки обнажились от усердия — он старался отделить ночные тени от скрытого движения, другая рука подрагивала на опущенной дубине.
Все как обычно — пусто.
Удовлетворённо хрюкнув, людоед повернулся к лагерю — оттуда могла прийти более реальная угроза; несмотря на то что минотавры ослаблены и измучены, некоторые могли напасть, забыв про все. Хоть Сахд и любил охоту на рабов, но если он застанет непорядок на посту, то накажет провинившегося не менее строго. За последнее время было совершено слишком много побегов, поэтому старший надсмотрщик пребывал в скверном настроении.
Лёгкое движение на территории лагеря заставило охранника покоситься. Он подумал, что это, возможно, соседний страж, но всё-таки стоит пойти и убедиться. Именно в этот момент чья-то рука сзади захлестнула его горло, и людоед почувствовал, как земля уходит из-под его ног. Другая пара сильных рук вырвала из рук охранника дубину и факел, и тут он увидел, что это ненавистный Урсув Суурт, который, видимо, как-то освободился от цепей… Третья пара рук ещё более надёжно перехватила его за горло, и людоед понял, что ему уже никогда не вздохнуть…
— Тащите его сюда, — прошептал Фарос Грому. — Валун! Держи этот факел высоко, но подальше от своей башки!
На расстоянии любой из минотавров мог сойти за часового-людоеда, но осветить лицо и рога значило немедленно выдать себя. Гром проверил стражника.
— Сдох, — констатировал он.
— Хорошо, тогда поторопимся…
Они оттащили тело за кучу камней, а затем вновь вернулись в лагерь, пригибаясь и осторожно перебегая от стены к стене. Важно было не напороться на нового стража, но, прокрадываясь мимо загона с мередрейками, беглецы услышали, как одна тварь проснулась и угрожающе зашипела. Минотавры замерли, пережидая, пока зверь успокоится и снова заснёт. Гигантские рептилии были непревзойдёнными ищейками днём, но холодный воздух ночи делал их вялыми и ленивыми.
Фарос подозвал Грома, и они приблизились к хижинам, в которых громко храпели стражи. Минотавры удвоили осторожность, ибо пробуждение любого людоеда означало для них немедленную смерть. Продвинувшись дальше, Фарос жестом указал на темнеющий силуэт, возле которого стояли на страже два людоеда с факелами. Они лениво смотрели в темноту, уверенные, что не найдётся безумца, который бы решился что-либо украсть у Сахда.
Именно на это Фарос и рассчитывал. Внезапно крадущиеся рабы услышали странный стон, раздающийся откуда-то из темноты.