Кровавый пуф. Книга 1. Панургово стадо
Шрифт:
Городовой тотчас же выпустил шиворот Хвалынцева и, почтительно вытянувшись пред офицерами, спешно взял под козырек.
Двое из них в ту ж минуту подхватили под руки студента и почти насильно оттащили его в толпу народа, на тротуар набережной.
А в это время студенты под конвоем успели уже двинуться далее.
Хвалынцев, слишком много перечувствовавший и перестрадавший в эту ночь и в это утро, взволнованный и возмущенный видом стычки, видом крови, наконец не выдержал. Ощущения его за все это время были слишком тягостно-разнообразны. Отворотясь
— Полноте… успокойтесь, — тихо говорил ему Свитка, облокотившийся рядом с ним на перила.
— Оставьте, говорю! — злобно прохрипел студент. — Чего вам от меня надо?.. Кто вас просил мешаться?.. По какому праву?..
— По праву товарища, — спокойно пояснил Свитка.
— Вы мне не товарищ… Мои товарищи там… А я не с ними.
— Ну, а кого ж бы вы особенно удивили, если бы были с ними? — с дружеской улыбкой возразил Свитка. — Эх, господин Хвалынцев! Донкихотство вещь хорошая, да только не всегда!.. Я возмущен, может быть, не менее, но… если мстить, то мстить разумнее, — прибавил он шепотом и очень многозначительно. — Быть бараном в стаде еще не велика заслуга, коли в человеке есть силы и способность быть вожаком.
Хвалынцев окинул его недоумевающим взглядом.
— Полноте, успокойтесь, говорю вам, — продолжал Свитка. — Первый акт трагикомедии, можно сказать, кончен… ну, и слава Богу!.. Полноте же, будьте мужчиной!.. Пойдемте ко мне и потолкуем о деле… Я довезу вас… Я не отпущу вас теперь одного: вы слишком взволнованы, вы можете наделать совершенно ненужных глупостей. Давайте вашу руку!
В тоне Василия Свитки было столько чего-то авторитетного, столько спокойствия и благоразумного сознания своего права и силы и решительности, что Хвалынцев, успевший уже до известной степени нравственно ослабеть под ударами стольких впечатлений, почти беспрекословно подчинился воле этого нового и неожиданного ментора.
Свитка нанял извозчика и повез Хвалынцева на свою квартиру, в 13-ю линию Васильевского острова.
В общественных толках, этот достопамятный для петербургского университета день был назван "студентским днем". Это название надолго осталось за ним и в воспоминаниях тогдашнего и последующего студентства.
X. Беседа с мудрым Никодимом
— Ох, господин Хвалынцев, да какой же вы, право, нервный! — говорил Свитка, качая головою, когда студент уселся уже в старое, но очень мягкое и покойное кресло. — Ишь ведь, и до сих пор, нет-нет, а все-таки дергает лицо дрожью!
— Не дрожью, а злостью дергает! — отвернувшись от него проворчал Хвалынцев.
— Злость — чувство очень почтенное, когда оно разумно направлено! — как бы между прочим заметил Свитка. — А знаете, выпейте-ка стакан бургонского; это вас и освежит, и подкрепит, как следует; кстати, дома есть бутылочка, и посылать не надо… Я ведь человек запасливый! — говорил он, доставая из шкафчика темную бутылку и пару стаканов.
Хвалынцев давно уже чувствовал внутреннюю, несколько воспаленную, болезненную сухость и потому залпом выпил стакан вина, которое утолило его лихорадочную жажду.
— Хотите сигару, или папиросу? Только предупреждаю, сигаренка так себе, весьма посредственного достоинства — говорил Свитка, подвигая студенту и то и другое. — Главное у меня — чтобы вы успокоились. Это прежде всего. Сидите, лежите, курите, пейте, а когда будете совсем спокойны — будем толковать.
Хвалынцев с улыбкой последовал его предупредительным, любезным советам, закурил себе сигару, налил в стакан еще вина и с ногами переместился на диван, подложив себе под бок кожаную подушку.
— Ну-с, теперь я в совершенно покойном положении. Можете начинать, — полушутя обратился он к своему любезному хозяину.
— Могу и начинать, — в том же духе ответил Свитка, в свою очередь подливая себе бургонского. — Прежде всего, милостивый мой государь, господин Хвалынцев, да будет вам известно, что вы — арестант.
Студент вскинул на него вопросительный взгляд.
— Да-с, вы — арестант, — продолжал Свитка, как бы в свет на этот взгляд, — потому что вы арестованы… Понимаете-с?
— Немножко не понимаю, — улыбнулся Хвалынцев.
— Вы арестованы мною и у меня, и вскоре будете переправлены в более надежное место.
— Буде до того времени не уйду из-под ареста, — виде добавления к словам Свитки и впадая в его тон, заметил Хвалынцев.
— Это само собою разумеется! — поклонился тот, вполне соглашаясь со своим гостем. — Но буде вы уйдете из-под ареста, то рискуете быть арестованным Санкт-Петербургскою явною или тайною полициею. Вам это желательно?
— Мне это решительно все равно.
— Как "все равно"?.. А Малая Морская улица?
Хвалынцев в замешательстве и в несколько тревожном недоумении вскочил с дивана.
— Ну, вот видите, я говорил вам, что вы еще не совсем спокойны. Оно так и есть! — полусмеясь, заметил Свитка. — Ложитесь-ка лучше опять, и пейте, и курите, и ведите беседу, как подобает мужу мудрому.
— Все это прекрасно, — возразил студент, возвращаясь на диван в прежнее свое положение, — но…
— Что такое но! — лукаво улыбаясь, прищурился Свитка.
— Но?.. Но вы начинаете говорить загадки.
— А! на то и существуют на свете загадки, чтобы их отгадывать. Вы видите, что мне кое-что известно, и — поверьте слову — я бы никак не стал заводить речь о таких деликатных предметах, как Малая Морская улица, если бы в этом не было самой настоятельной надобности.
— Верю вполне, но мне было бы интересно знать, кто вас уполномочил на это?
— Н-да… я вижу, что коснулся действительно щекотливого предмета! уставя в землю глаза, медленно проговорил Свитка. — Кто уполномочил меня?.. хм!.. Полагаю, ваш собственный интерес, ваша собственная польза.