Кровавый след бога майя
Шрифт:
Индейцы, заметив столь неуважительное отношение к Ах Пучу, роптали. На раскопе уже несколько раз случались опасные стычки, и Джонатану становилось все труднее договариваться с майя. Те упрямились, огрызались, работали спустя рукава и грозили белым всяческими бедами.
Эта неделя принесла несколько мелких, но примечательных происшествий. Один из индейцев скатился с откоса и сломал ногу. Незаменимый добродушный Кук отравился – предположительно несвежей игуаной. В лагере поймали ядовитую змею – по мнению Джонатана, это была сурукуку, разновидность гадюк, очень ядовитая. К счастью, змею у палатки Митчелл-Хеджеса вовремя заметил один из индейцев и разрубил мачете. Ее появление было тотчас
Анна в эти дни стала отвратительно плаксивой и назойливой. Она искала у него поддержки, но Николай, раздражительный и апатичный, определенно не годился сейчас на роль утешителя.
Сухари, мясо неизвестных тварей и фрукты с запахом гнильцы больше не лезли в горло. Николай стал задумываться об отъезде.
Разумеется, слово «отъезд» в их ситуации было не самым подходящим. Они находились в сердце тропического леса, до ближайшей деревни километры пути по джунглям, кишащим ядовитыми тварями. Нечего и думать соваться туда в одиночку – он заблудится, стоит ему отойти от лагеря метров на сто. Нужен проводник.
Еще недавно, когда Николай был бодр и весел, то есть был самим собой, у него сложились неплохие отношения с индейцами. В отличие от высокомерных англичан он не считал зазорным беседовать с ними, иногда угощал табаком. Индейцы были необщительны, но падки на подарки, а Николай умел быть щедрым. Без всякой корысти, просто от природы.
Пожалуй, стоит подняться и дойти до пирамид. Он присмотрится к индейцам и выберет проводника, который согласится довести его до ближайшего города.
– Дорогая, Николас просто устал. Такое случается с людьми в непривычных условиях. И потом, ты забываешь, что он не один из нас, он иностранец. – Из соседней палатки доносился ленивый голос Митчелл-Хеджеса. – Я давно твержу, что Николас тебе не пара. Дело даже не в том, что он беден, состояние можно заработать. Но какое будущее вас ждет? Что у вас может быть общего, кроме этого леса?
– Мы можем поехать в Россию. Я с ним, – тихо, но решительно заявила Анна.
Николая это заявление ничуть не тронуло. Он пожал плечами и двинулся к высокой неряшливой глыбе, где копошились индейцы.
Митчелл-Хеджес уже неделю размышлял над подходящим названием для пирамиды, но пока ничего не придумал.
Рабочие ворочали камни и вырвали из тела пирамиды корни сгоревших деревьев, чтобы расчистить верхушку. Николай пристроился за толстым обгорелым стволом, откуда можно было наблюдать за площадкой.
На второй день он выбрал невысокого молодого индейца по имени Кааш. Он был задирист, недоволен однообразной работой, побаивался проклятия и уже не раз вступал в стычки с Митчелл-Хеджесом. Подбить его на побег оказалось делом не сложным, оставалось дождаться подходящего момента.
Теперь нужно было обеспечить запас воды и продовольствия. Он возьмет с собой золотого божка, документы, минимум вещей и, разумеется, деньги. Продавать золотого божка прямо здесь, в Британском Гондурасе, Николай не собирался. Для этого лучше отправиться в Американские Штаты – там достаточно не слишком щепетильных коллекционеров, готовых выложить за такую диковину круглую сумму. До Американских Штатов рукой подать, а оттуда можно будет сразу отплыть в Россию.
Именно туда, на родину, рвалось сердце. В последнее время оно болезненно сжималось при мысли о родителях и доме. Как они там? Что это за революция, о которой вопили европейские газеты? Что за Советы такие?
До сих пор он был почему-то совершенно спокоен за близких. У Николая были младший брат
Николай всю жизнь считал себя человеком честным и, как бы трудно ни приходилось, никогда не опускался до кражи или обмана. Сейчас он почувствовал, что готов перейти эту грань. Совесть почему-то молчала, как будто одобряла недостойный план.
Золотого божка нашел он, а значит, он просто возьмет то, что принадлежит ему. А что до денег… Но, в конце концов, ему тоже полагается вознаграждение за каторжный труд, и вряд ли Митчелл-Хеджес готов расплатиться с ним по-честному.
Пить он себе больше не позволял, с Анной стал добр и внимателен, чем вызвал глухое раздражение ее отца.
Подготовка к побегу настолько захватила Николая, что он теперь не так болезненно реагировал на видения, преследующие его по ночам. Ах Пуч, джунгли, поземка в далеком Петербурге, какие-то темные тени в шинелях… Образы кружились в хороводе, пугали, изматывали, но, просыпаясь, он думал только о бегстве. Анна тоже жаловалась на сны – ей являлись картины прошлого Лубаантуна: жрецы на вершинах пирамид, кровавые жертвоприношения, дикие обряды. Митчелл-Хеджес давал ей какие-то капли, милый заботливый Кук пытался хоть как-то разнообразить пищу, майор простодушно предлагал выпить. Его тоже мучили кошмары, но он видел причину исключительно в качестве спиртного.
Один Митчелл-Хеджес пребывал в добром расположении духа – не иначе, подсчитывал барыши после продажи черепа и золотого божка. Прочие находки, пусть и интересные с точки зрения науки, особой прибыли не сулили.
Все изменилось, когда один из индейцев, возвращаясь в лагерь после работы, зацепился за какой-то стебель, упал, скатился со склона, напоролся на ядовитый шип и к вечеру скончался в страшных мучениях, оглашая лес дикими криками. Его соплеменники выглядели уже скорее не злыми, а напуганными, без конца молились и трясли амулетами. Пока индеец бился в агонии, Анна сходила с ума от ужаса. Больше всего ее угнетала невозможность помочь страдальцу: никаких серьезных медикаментов у них не было. Митчелл-Хеджес был мрачнее тучи. Джонатан безостановочно твердил, что божка нужно вернуть на пирамиду. Майор пил, Кук раздавал всем успокоительные капли.
Индейцы, крайне возбужденные, не стали хоронить умершего собрата, что, впрочем, было бессмысленно, его тотчас бы откопали и съели хищники, а отнесли тело к храму в качестве жертвы.
Глубокой ночью они закончили свои обряды, и лагерь забылся тревожным сном.
Николай лежал, прислушиваясь к ночным шорохам и сонному дыханию джунглей. Казалось, что время застыло. Он едва дождался предрассветного часа, чтобы одеться и выйти из палатки. В тот же миг из редеющей тьмы беззвучно возникла темная фигура Кааша. Николай вручил ему свой рюкзак и жестами велел ждать на опушке леса, а сам двинулся к палатке Митчелл-Хеджеса. Он был уверен, что тот крепко спит, потому что сам насыпал ему в вечерний чай двойную дозу снотворного. Англичанин был так возбужден, что не обратил внимания на странный вкус.