Кровавый завет
Шрифт:
В центральной части часовни, рядом с амвоном из черного дерева, располагались два алтаря, приподнятые над скамьями для прихожан. Алтарь Святого Адома, основавшего королевство Адро, был чуть поменьше и стоял ближе к скамьям. Второй, отделанный мрамором и покрытый атласом, посвящался Кресимиру. К алтарю испуганно жались сам Манхоуч Двенадцатый, суверен Адро, и его жена Наталь, герцогиня Таронская. Королева задрала голову к Вервию и одними губами бормотала молитву Кресимиру. Манхоуч отчаянным шепотом переговаривался со священником. Король был бледен, глаза его покраснели, губы сжались в тонкую линию. Увидев Тамаса, он умолк на полуслове.
Манхоуч сбежал по ступеням алтаря и бросился к Тамасу.
– Стойте! – крикнул священник и поднял руку.
Лицо старика казалось встревоженным, риза помялась во время прорыва к часовне.
Тамас внимательно следил за приближением Манхоуча. Он заметил заведенную за спину руку. Ярость исказила юное аристократическое лицо короля. Благодаря колдовству совета Манхоуч выглядел не старше восемнадцати лет, хотя на самом деле ему давно исполнилось тридцать. Вероятно, это должно было означать, что король не стареет, но Тамас никогда не мог всерьез относиться к монарху, выглядевшему настолько юным. Он продолжал наблюдать за королем и отметил, что Манхоуч на мгновение заколебался, прежде чем приблизиться.
Не дойдя пяти шагов, король достал из-за спины пистолет. Все произошло очень быстро. Промахнуться с такого расстояния было невозможно, – в конце концов, Тамас сам учил короля стрелять. Безрассудной была сама идея палить в порохового мага. Однако Манхоуч все же спустил курок.
Тамас мысленно потянулся к пистолету и поглотил всю энергию порохового взрыва. Он почувствовал, как тело его наполняется силой, согревается, словно от глотка превосходного вина. Фельдмаршал перенаправил всю мощь выстрела в безопасную сторону. Пуля ударилась в пол, мраморная плитка под ногами у короля треснула. Манхоуч испуганно отпрыгнул в сторону. Свинцовый шарик выкатился из ствола пистолета и загремел по полу, остановившись возле ног Тамаса.
Фельдмаршал шагнул вперед и ухватил пистолет за ствол. Он почти не ощущал, как горячий металл обжигает руку.
– Как вы посмели! – воскликнул Манхоуч. Его щеки под густым слоем пудры раскраснелись, шелковое белье измялось и пропотело. – Мы доверили вам свою безопасность.
Он мелко дрожал.
Тамас перевел взгляд с Манхоуча к священнику возле алтаря. Пожилой служитель церкви прислонился к стене; высокая вышитая митра едва держалась на его голове.
– Полагаю, – Тамас потряс пистолетом, – он получил это от вас?
– Пуля предназначалась не вам! – прошипел священник, упрямо выпятив подбородок. – Она предназначалась самому королю. Чтобы уйти из жизни благородно, а не от руки нечестивого предателя.
Своим пороховым чутьем фельдмаршал обыскал комнату, но не нашел больше ни одного патрона.
– Вы принесли королю пистолет с одной пулей, – сказал он. – Было бы милосердней взять и вторую.
Тамас оглянулся на королеву, все еще возносившую молитву к Вервию.
– Вы же не станете… – ошеломленно начал священник.
– Нет, он не убьет нас, – перебил его Манхоуч. – Он не сможет. Мы избранники Божьи.
Тамас ощутил приступ жалости к королю. Хотя Манхоуч был намного старше, чем выглядел, он все равно всю жизнь оставался ребенком. В этом не только его вина. Алчные придворные, глупые учителя, потакающие всем его прихотям Избранные. Можно назвать много причин, по которым он стал плохим – нет, ужасным монархом. Однако он все же был королем, и Тамас подавил в себе жалость. Манхоуч должен ответить за все.
– Манхоуч Двенадцатый! – объявил фельдмаршал. – Вы арестованы за крайнее пренебрежение к нуждам своего народа. Вас будут судить за измену, мошенничество и гибель тысяч заморенных голодом людей.
– Когда состоится суд? – прошептал Манхоуч.
– Сейчас, – отрезал Тамас. – Я буду и прокурором, и советом присяжных. Вы признаетесь виновным и перед людьми, и перед Кресимиром.
– Не смейте говорить от имени Бога! – воскликнул священник. – Манхоуч – наш король, ниспосланный Кресимиром.
– Вы взываете к Кресимиру только тогда, когда это вам выгодно. – Тамас мрачно рассмеялся. – Разве вспоминали вы о нем, когда облачали своих любовниц в шелка или в одиночку съедали обед, способный накормить пятьдесят крестьян? Ваше место вовсе не по правую руку Бога, священник. Церковь одобрила переворот.
– Я бы знал об этом. – Священник изумленно раскрыл глаза.
– Первосвященник обо всем вам докладывает? Сомневаюсь.
– У вас нет никаких доказательств! – Манхоуч собрал все силы и выдержал пристальный взгляд Тамаса. – Никаких свидетелей! Это не суд.
– Мои доказательства там! – Тамас махнул рукой в сторону города. – Люди голодают и не имеют работы. А ваши аристократы развратничают и охотятся, заполняют тарелки мясом, а кубки вином, в то время как обыкновенный человек живет в грязи и нищете. Свидетели? На следующей неделе вы собирались подписать договор с Кезом. Вы были готовы превратить страну в вассала другой державы, лишь бы вам простили ваши долги.
– Необоснованные обвинения, высказанные предателем, – еле слышно прошептал Манхоуч.
Тамас покачал головой:
– В полдень вас казнят вместе с вашими придворными, королевой и сотнями родственников.
– Мой совет уничтожит вас!
– Они сами уже уничтожены.
Король побледнел еще сильней, упал на пол и забился в истерике. Священник медленно шагнул вперед. Тамас посмотрел сверху вниз на Манхоуча, а затем отбросил неуместные воспоминания о маленьком принце, шести или семи лет от роду, которого когда-то держал на руках.
Священник подошел к Манхоучу и опустился рядом с ним на колени. Он посмотрел на Тамаса: