Кровная месть [СИ]
Шрифт:
— А где же вы золото добываете? — снова поинтересовался Юрий.
— В скупках. Нет, иногда покупаем и у государства, для отчетности. Но оно стоит очень дорого. А там же, в скупке, любое золото, любой пробы, принимают как золотой лом. Вот и получается, что нам лучше купить у частника, чем у государства. Сколько я за эти три года золота переправил, вы и представить не можете. А уже серебра! — Он махнул рукой. — Мешками иногда привозил. И столовое серебро, и медали. Народ ведь с голодухи прет в скупку все, что угодно.
После этого он перешел к лирике.
— Нравиться мне эта работа.
Андрей даже закатил глаза.
— За эти три года к Али из Дагестана столько братьев его присылали. Попробует его в деле, полгода, год, и отсылает обратно домой. Не годен! Руки не той стороной пришили. Держит он там троих для простейшей работы. А у меня получается. Али обещает, что научит меня делать знаменитые кубачинские кинжалы. Таких мастеров в мире осталось всего десять человек. Вот Али как раз десятый. Я буду одиннадцатым.
Под легкий хмель он много рассказал о своей работе, и только под утро поинтересовался у Юрия, кем работает он. Узнав, что он мент, ювелир раскрыл от удивления рот.
— Ни хрена себе, — пробормотал он.
— Да, ты не бойся, — Юрий махнул рукой. — Я такими делами не занимаюсь. И вообще, — он обнял за талию все же присосавшуюся к пиву Ольгу, — мы в отпуске. Почти что в свадебном путешествии. Мы едем отдыхать.
Глава 4
— Он не называл во время разговора каких-нибудь имен? — спросил подполковник, выслушав рассказ Юрия. — Может, кто им угрожал?
Юрий чуть подумал, и кивнул головой.
— Мелькнуло там одно имя. Хаджи.
— И что этот Хаджи? — Заинтересовался Данилин. — Поподробней можно?
— Это было после того, как я спросил его, как дагестанцы относятся к чеченцам. Он сказал, что они их не любят. Чеченцы всегда были на Кавказе бандитами. Они и сейчас бандиты, воюют, а потом приезжают в Москву со своими порядками. Как-то он так сказал интересно… — Юрий чуть напрягся, припоминая, но его опередила Ольга.
"А потом приезжают такие как Хаджи и качают тут свои права", — процитировала она.
— Точно. Именно так он и сказал, — подтвердил Юрий.
— Хаджи? — подполковник переглянулся с прокурором. — Надо организовать запрос в ФСБ насчет этого Хаджи.
Между тем Зубко перебирал все те же, сделанные на месте преступления снимки.
— Что ты там хочешь увидеть, Виктор? — спросил его Шалагин.
— Да, с горелкой этой что-то мелькнуло. Была там какая-то горелка, еще новенькая, в бумаге, в масле.
— А они, эти двое ваших попутчиков, они обменивались адресами, телефонами?
— Да, и очень подробно, — подтвердил Юрий.
— Это интересно. Может, стоит разыскать этого Владимира, — Шалагин обращался уже к Зубко. — Если он действительно привез ювелиру горелку, то он был единственным человеком, кто посещал мастерскую в тот день. Где он, говорите, разместился?
— Деревня Зубовка, — подсказал Юрий. — В третьем вагончике слева.
— Есть такой поселочек, — улыбнулся Шалагин. — Несколько наших фигурантов там дома себе строят. Нехилые такие домишки, этажей по пять. Да, надо бы, тебе, Виктор, разыскать этого Володю, мастера по слип-системам.
— Хорошо, я займусь, но сначала я заеду в мастерскую, посмотрю ту горелку, — предложил Виктор. — Действительно она новая, или нет.
— Хорошо, согласен.
Шалагин лично провожал Юрия и Ольгу из кабинета.
— Спасибо большое за оказанную помощь, чувствуется профессионализм, — одобрительно сказал он. — Нам повезло, что этот ювелир ехал в столицу именно с вами.
Он даже приложился к ручке Малиновской, и Юрий всем своим мужским нутром почувствовал в подполковнике опытного ловеласа.
ГЛАВА 5
Уже на улице Зубко предложил: — Вы куда сейчас хотели пойти? Давайте я вас заброшу куда надо, да поеду туда, в этот подвал, на Сретенку.
— А Сретенка это что? — спросила Ольга.
— Это старинная улица, очень длинная, в центре старой Москвы.
— Ну и давай посмотрим твою Сретенку. Заглянем в подвал, а потом полюбуемся и старой Москвой.
Виктор засмеялся.
— Приятно иметь дело с такой женщиной. Попробуй, вон, мою Верку затащить на место преступление? Да она помрет, скорее, чем согласиться.
Через полчаса служебная «восьмерка» Зубко свернула под арку старинного двора. Мастерская, в которой работал покойный ювелир, располагалась именно так, как он и описывал. Довольно большой двор, организованный стоящими в каре старинными домами, двухэтажными и трехэтажными, с двумя арочными проездами на разные улицы. Внутри двора росли три древних, но уже сохнувших тополя, песочница в дальнем углу, несколько перекошенных, ветхих скамеек. Не украшал его и древний, горбатый еще «Москвич» со спущенными шинами. Сейчас, в самый разгар жары, во дворе не было никого, только из подъезда показалась фигура человека, в котором Астафьев безошибочно определил опера. Это было видно и по озабоченному лицу, и по легкой ветровке, лишней для такого жаркого времени года, но зато хорошо прикрывающей наплечную кобуру. А главное, в руке у него была черная папка, без этого атрибута не обходился ни один из милиционеров, работавших на «земле». Юрий спросил уже начавшего спускаться вниз по ступенькам подвала Зубко:
— Вить, а это, случайно, не твой кадр?
Тот оглянулся.
— А, да, именно мой. Николаев, Васька.
Тем временем Васька на всех парах спешил к ним. Это был невысокий мужчина лет тридцати, с худощавым лицом, особо отмеченным высоким лбом, все увеличивающимся в размерах за счет наступающих залысин.
— А, вот тут кто! А я думаю, что это за люди около мастерской крутится? А это, оказывается, свои, — сказал он, подойдя ближе, и здороваясь с Зубко за руку.
— Да, это мы. Знакомься, наши коллеги из славного города Кривова. Они, волей судьбы стали свидетелями по нашему делу, — пояснил Зубко. — Знакомься: это Юрий, капитан милиции, а это Ольга, его жена. Между прочим — следователь прокуратуры по особо важным делам.