Кровная месть
Шрифт:
— Ну, дорогая, это уже шантаж, — заявил я решительно. — Я хоть и не прокурор, но законы чту, и потому воздействовать на меня средствами криминального давления бесполезно.
В этот день весна опять отступила, ведя арьергардные бои, и ветер гнал по улице хлопья мокрого снега. Я вел машину очень осторожно, причем жену предусмотрительно посадил на заднее сиденье, и она оттуда засыпала меня расспросами о прошедшей неделе, в течение которой она отдыхала от меня на даче. Я очень подробно рассказал ей о свидетельнице Люсе Бердянской, с которой у меня заладились отношения, и она посмеивалась при этом не слишком
Лариса Колесникова проживала в высотке на площади Восстания, потому что восходила к роду какого-то университетского светила. Светило был ее дедом, умер он лет пятнадцать назад, и в квартире вместе с единственной дочерью проживали папа и мама. Родители участвовали в вечеринке на равных, и папа к концу хорошо наклюкался. Отношения Лары с родителями определялись, во-первых, тем, что она была их единственным ребенком, а во-вторых, они сами, в силу того что находились очень долгое время под крылышком именитого родственника, в чем-то оставались детьми. Папа, приняв третью стопку водки, приглашал меня поиграть в компьютерную игру, которую на досуге спрограммировала сама Лара. Мама же целиком переключилась на Ирину, так что к концу вечеринки они оказались чуть ли не лучшими подругами.
Миф о романтических отношениях между Ларисой и Сережей Семенихиным рухнул сразу. Сережи не было вовсе, зато присутствовал некий молодой человек, вышедший целиком из эпохи моей юности. Он был длинноволос и неопрятен, свободен от массы условностей, а зарабатывал тем, что продавал иностранцам расписных матрешек на Арбате. Лариса его обожала, но в этом обожании я почувствовал что-то похожее на отношения с любимым плюшевым мишкой. Звали ее избранника Жаком, но он отзывался также и на Яшу. Поначалу от его пошлой экзотичности повеяло тоской, но, когда он принялся обличать компьютерное мышление своей возлюбленной, я его зауважал. Лариса на все это счастливо улыбалась, поглядывая на меня с какой-то гордостью. Впрочем, при всей забавности их отношений я почему-то не видел во всем этом перспективы.
Помимо хозяев и Жака присутствовали еще друзья и подруги, многие усиленно жевали жвачку, но в этом я уже не видел вызова. Признаться, я быстро размяк и окунулся в смиренное благодушие.
— Я знаю, о чем вы думаете, Александр Борисович, — сказала мне Лариса, когда общение за столом распалось на мелкие компании.
Поскольку я в этот момент думал о том, где бы стрельнуть тысяч сто на то, чтобы обеспечить будущую мамашу фруктами (на столе в вазе среди апельсинов расположился роскошный ананас), то ее замечание не могло меня не удивить.
— Да? — сказал я, вежливо улыбнувшись.
— Конечно, — сказала Лара. — Вы надеялись найти здесь царство арифметической бездуховности, не так ли? На вашем лице написано разочарование.
— Не гневите Бога, Лара,— сказал я.— Вы устроили прекрасный вечер, мне нравятся ваши родители, я в восторге от ваших друзей, а ваш жених просто прелестен.
Она радостно улыбнулась, и я понял, зачем она так настойчиво зазывала меня к себе на день рождения. Ей страстно хотелось показать эту сторону своей жизни, такую далекую от того-образа, который я себе создал.
— Ваша жена тоже очень приятная женщина. Чем она занимается?
— Странно, что вы этого не знали, — сказал я. — Она музыкант.
Немедленно возникла идея устроить импровизированный концерт, и мы расчехлили рояль, наличие которого могло дать понятие о величине их гостиной. Ирина стала решительно отпираться, ссылаясь на отсутствие практики, и кто-то из друзей Лары взял на себя начало концерта, исполнив нам очень приятную джазовую импровизацию. Это успокоило Ирину, и она села за инструмент, чтобы сыграть какую-то свою пьеску в подражание Шонбергу. Я этого Шонберга ненавидел всей душой, но благовоспитанная публика преисполнилась благодарности за приобщение к атональным экспериментам. Дальше она порадовала мое сердце исполнением попурри на темы «Битлз» и даже сорвала аплодисменты, изящно исполнив Шопена. Все это странным образом связалось, и из обыкновенной пьянки вечер превратился в снобистскую тусовку.
Сережа Семенихин все же появился, но позже, когда выпивка на столе уже кончилась и мы перешли к чаю с тортами различных видов. Он тоже был здесь своим человеком, со всеми был знаком, кроме моей жены, и, знакомясь с нею, он вполне оправдал выданный мною аванс. Его улыбка могла бы стать образцовой для жителей ледяного королевства. Потом,- попивая кока-колу, он сообщил мне между делом:
— Александр Борисович, я сегодня был на Петровке, у нашего Дроздова. У них там машина не в пример нашей и прямой выход на эмвэдэшную сеть.
— Тебя туда пустили? — удивился я.
— Суббота, — сказал он. — Этот Дроздов просто гений проникновения в недоступные места.
— Вот бы ни за что не подумал, — сказал я.
— Мы там нащупали кое-что.
— Ну? — спросил я.
Он неторопливо отпил еще глоток колы.
— Этот «Макаров»,— сказал он, — числится в розыске. Похищен во время убийства милиционера в Краснодаре года полтора назад.
Я не сразу ответил, переваривая информацию. Вокруг веселились гости, играла музыка, кто-то танцевал. Ирина шушукалась с мамой Ларисы, наверняка та делилась своим полузабытым опытом.
– Все?
— Нет. Из него помимо наших уже убито четверо человек.
Дело двинулось, отметил я про себя. Наша история начиналась там, в Краснодаре, и надо было срочно ехать туда.
— Спасибо, Сережа,— сказал я.— Это очень важно. Только почему ты отправился на сверхурочную работу, не поставив в известность руководителя, то есть меня?
— Дроздов позвонил мне домой утром, — пояснил Семенихин. — Такой шанс нельзя было упускать.
— А Грязнов знает?
— Конечно, ведь это его наводка.
Пока я готовился к светскому рауту, ребята занимались делом. Мне даже стало немного досадно от такого расклада, и я сказал:
— Как бы там ни было, в Краснодар ехать мне. Говоришь, Дроздов гений?
— В своем деле, — поправился Сережа.— Но он очень своеобразен в общении.
Я кивнул.
— Значит, он со мной и поедет. Пообщаемся.
С вечеринки мы ушли первыми, благо состояние Ирины это оправдывало, и Лариса с Жаком провожали нас. Жак на прощание отдал мне честь, приложив два пальца к полям своей широкополой шляпы в стиле «Б. Г.» и вытянувшись в струнку, а Лариса расцеловалась с Ириной. Все было мило, но мне было немножко стыдно за мои подозрения.