Кровная месть
Шрифт:
— Гляди, как забегали, — усмехнулся Рем. — Развели суету. Но это им не поможет… Как думаешь, наши успеют?
Патрик Доэрти оглянулся и осмотрел кромку леса, который подступал тут к самому обрыву, не доходя до рва вокруг цитадели маркизов каких-то полсотни шагов. Ров, кстати, действительно был вполне приличный, широкий и чистый — никаких испражнений там не наблюдалось. Сами стены тоже соответствовали: в высоту они если и не достигали тех самых двадцати пяти локтей, которыми хвастал юнец, то совсем чуть-чуть.
— Успеют, — решительно кивнул южанин. —
В этот момент ворота замка распахнулись и из них выбежала благородная дама в богато украшенном платье. За ней поспевала охрана — полтора десятка молодых людей в коттах гербовых цветов, явно — дворян, еще не достигших рыцарского звания.
— Мама! — выдохнул юный Эжен дю Жоанар.
— Не смей… — оборвал его брат. — Не показывай слабость перед нашими кровными врагами!
Старший пленник всё время молчал, только буравил Аркана свирепым взглядом исподлобья. Наверняка он был самым опасным из всей компании оптиматов, и у Рема имелись большие сомнения по поводу целесообразности выкупа или обмена этого старого воина.
— Эжен! Мишель! Дети мои! Но где же Викт о р? — эта сохранившая остатки былой красоты матрона преодолела мост через ров за какие-то мгновения. — Что с ним?
— Мадам, — Аркан склонил голову — всё же перед ним была женщина. — Викт о р погиб от моей руки после того, как пытался напасть на моих людей. А ваши сыновья — мои пленники.
— О, Господи, о, Господи! О пресвятой Феникс! Вы — Тиберий Аркан Буревестник! О, Господи, что же будет? — матрона буквально заламывал руки и металась между своей охраной и суровыми всадниками-ортодоксами, которые перекрывали ей путь к сыновьям. — Как же это ужасно! Что же будет с Амалией? Что будет со всеми нами?
— Я расскажу вам, что будет, — в голосе Рема звучали металлические нотки. — Вы вернетесь в замок и принесете мне две с половиной тысячи золотых, по тысяче за каждого Жоанара и пять сотен — за этого маэстру со злобным взглядом, понятия не имею как его зовут. А еще — выкатите за ворота три фургона с зерном и один фургон с вином из запасов замка — со старым, выдержанным вином, прошу заметить. Это — за тех латников, которых Виктор обрек на смерть, попытавшись напасть на мой лагерь. Две дюжины из них живы, и их мигом доставят сюда, к этим воротам, если вы сделаете всё, как я сказал. Их — и тело Виктора, чтобы вы могли похоронить его по своему обычаю.
— О, Господи! — только и пролепетала матрона.
— Если же сказанное мной не исполнится — всех пленных казнят как разбойников и налетчиков, за нападение на дружинников баннерета Тиберия Аркана, которые не предпринимали никаких враждебных действий по отношению к вам и вашим людям.
— Но вы же… Вы же… Вы убили Эмильена! — женщина прижала ладони ко рту, в испуге от того, что сказала.
Мадам понимала, что охрана не успела бы среагировать, что ортодоксы стоптали бы ее конями и зарубили бы в два счета, если бы баннерет подал знак… Но этого не произошло: Аркан просто отмахнулся.
— Говорите что пожелаете, я уже сделал большой шаг навстречу — не прикончил этих высокородных бандитов сразу же. Жду здесь, пока солнце не коснется вершины во-о-он той башенки — тогда кровь Жоанаров снова обагрит землю, — говоря это, Рем пытался понять, почему испуганные глаза матроны так пристально вглядывались в лицо дю Валье, который по своему обыкновению занял позицию чуть слева и позади него.
— Я… Я донесу ваши слова до Амалии! — дрожащим голосом проговорила женщина и, продолжая заламывать руки, убежала в замок.
Охрана, совершенно обескураженная происходящим, устремилась за ней.
— Это Жаклин дю Жоанар, сестра покойного маркиза Эмильена дю Жоанара. А этот маэстру с злобой во взгляде — Жак дю Легрос, ее морганатический супруг и отец вот этих двух юношей, — дю Валье говорил бесстрастно. — Амалия дю Жоанар, урожденная дю Шабри — мать убитого вами Виктора, жена брата маркиза — тоже покойного…
— Продешевил, — сказал Аркан и усмехнулся. — Знал бы, что мы взяли в плен ее муженька, попросил бы и за него тысячу.
— Га-га-га-га! — ортодоксы и вассалы баннерета, уже привычные к шуткам про квартирмейстерскую жилку своего господина захохотали, сбрасывая напряжение.
— Смейтесь, смейтесь, — гордо проговорил Мишель дю Жоанар. — Надеюсь, баннерет, вы помните про ваше обещание сатисфакции? Как только меня раскуют — мы сойдемся в бою на этом самом мосту!
— С превеликим удовольствием! — откликнулся Рем, и, поймав удивленный взгляд Патрика усмехнулся. — Так будет даже лучше.
Освобожденные раненые воины маркиза со своим мертвым господином на плечах, фургоны с провизией, какие-то праздные зеваки из замка — всё это создало у крепостных ворот нелепую суматоху, и совершенно не соответствовало пафосу происходящего буквально тут же — на мосту. Наследник марки — Мишель дю Жоанар — должен был сражаться с Тиберием Арканом Буревестником, баннеретом, сегодня на закате.
Рем не торопился. Он позволил своему врагу облачиться по-рыцарски: надеть кольчугу и кирасу, наручи, налокотники, наколенники, набедренники и поножи, опоясаться, водрузить на голову тяжелый шлем с Т-образной прорезью и примерить на руку треугольный щит. Теперь Мишель напоминал штурмовую башню, но баннерета это, похоже не волновало. Время от времени Аркан поглядывал на кромку леса и на солнце, которое постепенно клонилось к закату.
Когда дю Жоанар ударил своим мечом о щит, обозначая готовность, Рем принял из рук Патрика шестопер и взвесил его на левой руке: годится! Меч и шестопер — пара неклассическая, но когда Арканы были приверженцами классики? По сравнению с оптиматом, Рем снарядился легко: стальной была только кираса да латные перчатки, принадлежавшие ранее почившему в Бозе Викт о ру. Кожаный доспех, предпочитаемый ортодоксами, не стеснял движений, и это было именно то, что требовалось сегодня.