Кровное дело шевалье
Шрифт:
XLIV
ПОГРЕБА ДВОРЦА MEM
Но покинем на некоторое время Пардальяна-младшего и посмотрим, что поделывает Пардальян-старший. Куда он запропастился? Почему ни разу не навестил сына?
Может, он последовал за маршалом де Данвилем в провинцию? Напрасно шевалье ломал голову над этими вопросами — он так ничего и не выяснил. Наша же задача — поведать читателю обо всем, что случилось с Пардальяном-старшим, ибо преимущество автора состоит в том, что он в отличие от своих героев поистине вездесущ.
Перенесемся в резиденцию маршала де Данвиля. Мы заглянем сюда на другой день после визита Франсуа де Монморанси, который подъехал вместе со своим оруженосцем к воротам дворца Мем и вызвал брата на поединок.
Анри, притаившись за портьерой, наблюдал эту сцену из окна. Он осознавал, что Франсуа Нансе ему страшное оскорбление. Однако Данвиль не желал сейчас драться и оставил перчатку висеть на воротах особняка.
Во дворце Мем царила тишина: хозяин отослал почти всю челядь в другой дом, стоявший на улице Фоссе-Монмартр. Туда же маршал отправил маленький отряд, всегда охранявший дворец. С Данвилем остались лишь три-четыре стражника, офицер, Пардальян-старший и два лакея. Жаннетту произвели в стряпухи, она же совершала тайные вылазки в город, за провиантом. Впрочем, подвалы особняка ломились от всевозможных запасов. Внешне же дворец Мем казался совершенно пустым.
Раненого д'Аспремона перевезли в дом на улице Фоссе-Монмартр. Маршал де Данвиль, который питал к виконту дружеские чувства (насколько Анри вообще мог их к кому-нибудь питать) навестил прикованного к постели д'Аспремона и долго беседовал с ним. Разговор касался в основном обоих Пардальянов.
В свой особняк маршал вернулся мрачнее тучи и послал лакея за ветераном.
— Господин де Пардальян, — осведомился Анри, — известно ли вам, кого вез экипаж, который вы охраняли?
— Нет! — хладнокровно заявил старик.
— А знаете ли вы, кто мог инспирировать нападение на карету?
— Догадаться нетрудно! Вы ведь сами мне все разъяснили. Разумеется, ваш брат, маршал де Монморанси.
— Но ваш сын служит моему брату.
— Верно, монсеньор. Однако мне не совсем ясно, к чему вы клоните.
— Ничего, сейчас разберетесь… Вы утверждали, что прикончили негодяя, напавшего на экипаж, но по моим сведениям покойник чувствует себя прекрасно!
— Неужели? — спокойно парировал ветеран, незаметно нащупывая кинжал и шпагу.
— Вы убедились, что я неплохо осведомлен, — процедил маршал де Данвиль. — Если вас интересует, я могу сообщить вам даже имя хладного трупа!
— Монсеньор, как вы сегодня любезны! Так откройте же мне этот секрет, буду вам чрезвычайно признателен!
— Вы вовсе не гнались за бандитом до заставы Борде. Вы пошли с ним в обнимку в грязный кабачок под названием «Молот и наковальня». И он не умер от удара вашей шпаги, а шляется, целый и невредимый, возле моего дворца и шпионит за мной… Впрочем, я в самом скором времени его поймаю.
— Искренне порадуюсь за вас, монсеньор.
— А имя этого наглеца — шевалье де Пардальян! Ваш дорогой сынок!
— Вырвавший вас из лап разбойников, монсеньор, — дерзко напомнил ветеран.
Анри на миг остолбенел: он думал, что старый вояка испугается, а тот откровенно насмехался над всесильным маршалом.
— Ладно. Оставим это — по крайней мере, пока, — хрипло произнес Анри де Монморанси. — Скажите только одно: все действительно было именно так?
— Ну если вы сами убеждены в этом, монсеньор, с моей стороны было бы просто наглостью спорить с вами. Вы утверждаете, что мой сын пытался атаковать экипаж. Что ж, все может быть… Вы считаете, что потом мы с ним отправились в трактир. И такое возможно… Я могу лишь поздравить вас, монсеньор: у вас отличные соглядатаи! Я думал, что маршала де Данвиля окружают благородные дворяне и отважные солдаты, а оказывается, ваш дом набит шпионами и доносчиками!
Мужчины посмотрели друг другу в глаза, и грозный маршал потупился, не выдержав взгляда храброго воина — безродного, бездомного и нищего забияки.
А Пардальян-старший все не умолкал:
— Мои слова покоробили вас, монсеньор. Но я ли в том виноват?.. Судьба загнала меня в угол: или я должен был предать вас, или убить родного сына. Но я честно старался помочь шевалье де Пардальяну, не причиняя вам никакого вреда.
— Но дело совершенно в другом!..
— В чем же, монсеньор?
— Вашему сыну было известно, кто находится в экипаже?
— Откуда я знаю, монсеньор?
— Да, ему было известно… И он все выложил вам!
— Вовсе нет, монсеньор!
Разгневанный маршал начал наступать на ветерана:
— Вы с ним сговорились! Сын служит Монморанси, отец — Данвилю… Одно это уже доказательство вашей измены!.. Вы оба — подлые мерзавцы!
Пардальян-старший побелел и гордо выпрямился, развернув плечи.
— Монсеньор, — сказал он с леденящим кровь спокойствием, — пока вы не примете вызова вашего брата, прибившего перчатку к вашим воротам, я не буду требовать сатисфакции за полученное оскорбление.
Данвиль обезумел от ярости. Сжав в руке кинжал, он с диким воплем ринулся на Пардальяна.
Спокойное замечание Пардальяна-старшего задело его больше, чем вызов Франсуа, больше, чем эта проклятая перчатка, прибитая к воротам дворца: как ни странно, намек на оскорбление может обидеть больше, чем само оскорбление.
Кроме того, Анри де Монморанси казалась невыносимой даже мысль о том, что Пардальяны напали на след Жанны де Пьенн и Лоизы. Начиная этот разговор, Анри уже принял решение избавиться от Пардальяна-старшего немедленно, а от Пардальяна-младшего в ближайшем будущем.