Кровное дело шевалье
Шрифт:
— Мадам, не терзайте страдальца, который боготворит вас! Вы — самый близкий мне человек, вы для меня — все! Мне мало ваших уверений. Поклянитесь, поклянитесь, что вы не обманываете меня!
— Граф де Марийяк, я не могу дать вам ответа, не могу поклясться, пока не встречусь с Алисой де Люс. Мы увидимся с ней, поговорим — и лишь после этого я выскажу свое окончательное мнение. Я отношусь к вам, как к родному сыну, и мне хотелось бы поближе познакомиться с Алисой, прежде чем сказать, заслуживает ли она вашей любви.
Деодат с трудом подавил рвущиеся из груди рыдания.
— А где она
— В Париже, — еле слышно отозвался юноша. — У нее там особнячок на улице де Ла Аш.
— Ну что ж, — улыбнулась Жанна, — если я отправлюсь в столицу, вы поедете вместе со мной. А теперь ступайте, мальчик мой…
Покинув кабинет Жанны д'Альбре, Марийяк тяжко вздохнул. Его мучили подозрения.
Оказавшись на улице, Марийяк попытался вздохнуть полной грудью, но сомнения не покидали его.
«Значит, существует какая-то тайна… какой-то секрет Алисы де Люс, который мне неизвестен… Но почему, почему я в этом так уверен? Откуда такие подозрения? Что произошло? Ровным счетом ничего… Королева мало знает Алису и не хочет пока говорить о ней. Но у меня-то нет причин сомневаться в любимой… Нет и быть не может!.. «
Однако в душе Марийяка вопреки всему росло и крепло убеждение: причины есть — и причины ужасные…
«Странно: два человека, которых я люблю и уважаю, отказались беседовать со мной об Алисе. Вот, например, Пардальян. Он никогда с ней раньше не встречался. Я представил их друг другу и спросил шевалье, понравилась ли ему моя невеста… И что он мне ответил? Сейчас вспомню точно… „Возможно, ей известно то, о чем вы и не догадываетесь… « Пардальян считает: Алиса что-то утаивает от меня… Но что ей скрывать?.. Потом — королева Наваррская… Она вела себя очень странно… Заявила, что плохо знает Алису де Люс… Но у меня такое впечатление, что ее величество знает свою фрейлину даже слишком хорошо… Пардальян и королева не хотят говорить правду… или подозревают такое, чего я пока и не предполагаю… Но что именно? В чем можно упрекнуть Алису?“
Несчастный Марийяк терзался и страдал, но сомнения не оставляли его. Он твердил, словно в бреду:
— Нет! Нет и не может быть никаких оснований для беспокойства! Все это выдумки! Я убью королеву, если она в чем-то обвинит Алису. Я прикончу Пардальяна, если он скажет что-то гадкое о моей возлюбленной. Она невинна и обожает меня! И я обожаю ее!..
Люди с чистой душой не приемлют недоверия. Но Марийяк понимал, что слова Пардальяна и королевы Наваррской подтверждают его смутные догадки, однако, как ни бился, так и не сумел себе представить, в чем могла быть замешана Алиса де Люс. Неизвестность превращала мучительные переживания в настоящую пытку.
На постоялый двор Деодат притащился совершенно измученный, однако утомление было тут ни при чем…
Когда назавтра граф де Марийяк Нансе визит королеве Наваррской, на лице его лежала печать жестоких душевных мук. Черты заострились, глаза смотрели сурово, голос звучал мрачно и отрывисто.
«Что же с ним будет, когда он узнает правду!» — содрогнулась от страха Жанна д'Альбре.
Вслух же она произнесла:
— Мы выезжаем в Блуа. Карл IX будет ожидать меня там. Я считаю неразумным отказываться от переговоров. Из Блуа мы двинемся в Париж, чем бы ни кончилась наша встреча с королем Франции. Если удастся заключить мир, мы прибудем в столицу открыто. Если же нет — проберемся в город тайно.
Граф молча отвесил поклон и быстро удалился.
Он начал лихорадочную подготовку к отъезду королевы, пытаясь за хлопотами забыть о своих мыслях.
Через три часа Жанна д'Альбре двинулась по направлению к Блуа. Ее сопровождал эскорт из сотни гугенотских дворян, которыми командовал граф де Марийяк. Приблизительно в это же время король Карл IX и королева-мать Екатерина Медичи покинули Париж и также поспешили в Блуа. Посланный Жанной д'Альбре нарочный передал письмо Генриху Беарнскому, и король Наваррский в сопровождении адмирала Колиньи, принца Конде и полковника д'Андело отбыл из столицы и помчался в Блуа.
XLVI
СЮРПРИЗ ДЛЯ ЖИЛЯ И ЖИЛЛО
Свита Карла IX, направившегося из столицы в Блуа, состояла по большей части из дворян, известных своей ненавистью к гугенотам. Заметив это, государь разгневался, но сделать ничего не смог. Короля сопровождал герцог Гиз, блистательный и веселый, как обычно. Занял место в кортеже и маршал де Данвиль.
Король сделал королеве-матери сердитое замечание по поводу состава эскорта. Екатерина совершенно спокойным тоном ответила, что для Жанны д'Альбре это лишний повод убедиться: даже те, кто более всего жаждал войны, теперь склоняются к миру. Присутствие подобных людей там, где будут проходить переговоры, явится лишь доказательством доброй воли французских монархов.
Перед отъездом в Блуа Анри де Монморанси заперся в кабинете со своим управляющим, верным Жилем, которому дал подробнейшие инструкции. Они касались узниц, запертых в особнячке на улице де Ла Аш.
— Отвечаешь за них головой, — сурово заявил маршал. — Грядут большие перемены, и случится это совсем скоро. На трон взойдет король, многим мне обязанный. Мой злобный братец сгниет в казематах Бастилии. Но пока будь осторожен, не смыкай глаз ни днем, ни ночью.
— Да, еще одна мелочь, — вдруг вспомнил Анри, — у нас в подвале валяется мертвое тело. Надо бы его оттуда выкинуть.
— А-а, останки того старого безумца! — кивнул Жиль. — Что ж, в первую же безлунную ночь мы вынесем труп и швырнем его в реку. Дело нехитрое!
Через пару дней после того, как маршал отбыл в Блуа, достойный управляющий кликнул своего племянника Жилло:
— Нынче, как стемнеет, нужно вытащить из погреба покойничка. Занятие не из приятных, но выбирать не приходится.
Мерзкая рожа Жилло стала еще гаже от радостной ухмылки.
— Так сегодня похороны этого чертова Пардальяна? Ну, это со всем нашим удовольствием…
— Пойдем пораньше, вытащим покойника из погреба, погрузим его на тележку и отвезем к Сене, куда-нибудь к пристани Сен-Поль. Там бросим в воду — вот и не надо будет с могилой возиться…
Жилло пришел от дядюшкиных планов в восторг и принялся точить нож.
— А это зачем? — удивился почтенный господин Жиль. — Он ведь давно мертвый…
Племянник гордо выпрямился и заявил:
— Нож, чтобы отсечь уши.
— Какие уши?
— Уши Пардальяна!