Кровное родство. Книга первая
Шрифт:
– Мне правда очень жаль, Элинор. Что мне сделать, чтобы убедить тебя? – взмолился Билли. – Если бы ты знала, каким негодяем я сейчас себя чувствую!
– Мне наплевать, как ты себя чувствуешь! Я не потерплю, чтобы несчастный ребенок получал от тебя синяки!
Это был первый случай, когда Билли не удалось добиться прощения у Элинор.
На следующее утро, после бессонной ночи, Элинор была почти готова отказаться от намеченной деловой поездки в Лондон, хотя ее издателю стоило немалого труда устроить интервью с представителями двух газет и ленч в „Савое" с
Из окошка автомобиля, увозившего ее на станцию, Элинор помахала рукой внучкам, но они не заметили этого. Усевшись в кружок под магнолией, сбросив сандалии и носки, они предавались своему новому увлечению – состязались, кто быстрее засунет большой палец ноги в рот.
Элинор улыбнулась. Это зрелище обнадежило ее.
Вернувшись из Лондона последним поездом, Элинор оказалась дома около десяти. Старлингс был погружен в темноту, свет горел только в холле. Медленно поднимаясь по до блеска натертым ступенькам лестницы, она почувствовала, что ею овладевает прежнее подавленное настроение. Войдя в свою спальню, она быстро разделась, умылась, натянула ночную рубашку из персикового шифона и упала в постель.
Наутро, около семи, к ней ворвалась Мейбл:
– О мэм, какой ужас!.. Элинор рывком села в постели:
– Что случилось?
– Он там, в холле, мэм… Он… лежит на полу!
Выскочив из постели, Элинор сбежала в холл. У самого подножия лестницы, на роскошном восточном ковре, в луже рвоты лежал Билли, совершенно одетый. Рядом валялась пустая бутылка из-под бренди. Широко открытые глаза Билли смотрели в потолок; их яркий аквамариновый цвет потускнел, желтоватые белки были налиты кровью, взгляд остекленел.
Опустившись на колени возле Билли, Элинор потрогала его щеку. Она была холодна. На виске запеклась кровь. От Билли сильно пахло перегаром.
– Позвоните доктору, – велела Элинор служанке. – И проследите, чтобы дети не выходили из своей комнаты.
Стоя на коленях возле мужа, она взяла его руку и погладила. Она вспомнила, каким он был, когда она впервые увидела его. Как любила она этого улыбающегося парня, с которым встретилась так много лет назад! Что сталось с ним!
Она тихо заплакала. Это были слезы по Билли, по своей судьбе, по несбывшемуся.
Часть вторая
Глава 6
Воскресенье, 17 июля 1949 года
– Чьи эти ножницы? – спросила за завтраком Шушу, извлекая из кармана названный предмет. – Ну-ка, сознавайтесь!
Аннабел и Миранда переглянулись, но промолчали. Десятилетняя Клер, ковыряя ложечкой в чашке с йогуртом, ответила небрежно:
– Они из детской, из коробки для рукоделия.
– Полковник Бромли обнаружил эти ножницы в своей оранжерее, – тоном, не предвещавшим ничего хорошего, сообщила Шушу. – Он сказал, что кто-то – не слишком высокого роста – потаскал у него виноград.
– Ябеда! – выпалила Аннабел, метнув взгляд на Клер.
– Тсс! – шикнула на нее Миранда, но – увы – с опозданием.
Шушу поняла, что дальнейшие расспросы не имеют смысла. Веснушчатая Миранда никогда и ни за что на свете не наябедничала бы на Аннабел,
– Вы двое, – твердо сказала Шушу, – пойдете и извинитесь перед полковником Бромли. И спросите, не нужно ли сделать какую-нибудь работу у него в саду.
– Ябеда! – снова прошипела Аннабел в сторону Клер.
Шушу сурово взглянула на Клер:
– А тебе следовало бы остановить их.
Клер провела рукой по своим темным, коротко подстриженным волосам:
– Но я же не знала…
Как старшей, частенько за озорство младших незаслуженно доставалось и ей.
– Ты всегда так говоришь, – оборвала ее Шушу. – Она, видишь ли, не знала! А должна бы знать. Поэтому ты тоже будешь наказана.
– Но это нечестно! – закричала Клер. – Вечно мне достается из-за них! А Аннабел всегда выкручивается!
Шушу знала, что это правда, и знала также почему. Еще в детстве сама она – не слишком красивая и, прямо скажем, совсем обыкновенная девочка – видела, что хорошеньким, самоуверенным девчонкам – таким, какой была сейчас Аннабел, – почти всегда удается выкрутиться благодаря смелости и кокетству.
– В жизни вообще мало справедливости, Клер, – заметила она. – И чем раньше ты усвоишь это, тем лучше.
Клер обиженно поджала губы. Уже давно живя рядом с Шушу, она знала, что, в отличие от бабушки, Шушу никогда не меняет раз принятого решения и не смягчает вынесенного приговора.
Два года назад, сразу же после смерти Билли, Шушу приехала в Старлингс, чтобы побыть недельку с Элинор, да так и осталась в доме. В Лондоне она служила стенографисткой, но терпеть не могла эту профессию. В Старлингсе она выполняла обязанности секретаря Элинор – вела хозяйство и вообще, что называется, тащила на себе весь дом. Элинор положила ей хорошее жалованье, но главное было в другом: из жизни Шушу ушло одиночество. Теперь ей было кому отдавать нерастраченное тепло своей души.
Одним из главных качеств Шушу была ее тщательность и скрупулезность во всем, за что бы она ни бралась. Другим – привычка без обиняков высказывать свое мнение, в результате чего между нею и Элинор постоянно происходили пикировки – правда, вполне дружеские. Шушу была единственным человеком, который смело критиковал Элинор, а делала она это, не слишком-то выбирая выражения. Для обеих женщин эти мелкие стычки были доказательством взаимной привязанности. И разве могли иметь хоть какое-то значение для соединявшей их дружбы два-три слова, сказанных на повышенных тонах!
Главным делом Шушу была забота об Элинор. Она оберегала ее от чужаков и делала это с поразительным чутьем и бульдожьей свирепостью. Ей пришлось заняться этим сразу же после смерти Билли, когда потребовалось выполнить кучу бюрократических формальностей, отбиваться от толпы репортеров, противостоять настырным попыткам похоронного агента обставить траурную церемонию как можно дороже.
Судебная экспертиза пришла к заключению, что мистер Уильям О'Дэйр сломал себе шею, упав с лестницы, и, будучи в бессознательном состоянии, захлебнулся собственными рвотными массами. Таким образом, речь шла о смерти от несчастного случая.