Кровное родство. Книга первая
Шрифт:
– Послушать тебя, так все это очень легко.
– Тан это и должно быть. Дело вот в чем: единственный, кто может научить женщину быть хорошей любовницей, это ее мужчина, а единственная, кто может научить мужчину быть хорошим любовником, это его женщина.
– А что ты сама говорила Скотту?
– Что мне нравится быть сверху, потому что так я могу контролировать ритм и давление. Мы это делаем как… как если бы танцевали рок-н-ролл.
– Сэм не любит, чтобы мы в это время разговаривали, – сказала Клер. – Что, если он не захочет меня слушать?
Аннабел
– Есть мужчины, которым долби что-нибудь хоть до посинения, а они и ухом не ведут – ну, просто не хотят тебя слышать, и все тут. Если Сэм у тебя такой, то, может, стоит его сводить в консультацию по вопросам брака и семьи.
– Я все еще надеюсь, что у нас все наладится…
– Ты замужем уже три года! Сколько еще ты собираешься ждать?
– Не дави на меня, – почти раздраженно остановила ее Клер. – Ты-то сама откуда все это знаешь?
– Меня научил Скотт. И потом, секс – почти единственное, о чем разговаривают фотомодели в гримуборных. В Нью-Йорке все совершенно открыто говорят о таких вещах, при одной мысли о которых у англичан начинают гореть уши. Американцы привыкли обсуждать эти темы со своими психиатрами.
Клер судорожно рассмеялась:
– Если бы сказать какому-нибудь марсианину, что для человеческого существа половой акт представляет наивысшее удовольствие, а потом описать его, он от смеха разлетелся бы на тысячу зеленых кусочков.
В конце концов Клер решила, что проще и легче всего будет при случае пересказать Сэму свой разговор с Аннабел.
– Какого черта ты обсуждаешь наши личные дела со своей сестрой? – рассердился Сэм. – Не волнуйся, на свете сколько угодно женщин, которые не могут достичь оргазма.
– Но я-то могу, когда… когда делаю это сама.
– Послушай, Клер, до тебя на меня никто никогда не жаловался. У меня все отлично работает. – Полураздетый Сэм откинулся на голубые полосатые подушки и заложил руки за голову. – Иди сюда, я тебе покажу.
Перед тем как войти в Клер, Сэм на сей раз действовал при помощи двух пальцев, двигая их туда-сюда, все сильнее и сильнее, до боли в вывернутом запястье, а потом, войдя, постарался проникнуть как можно глубже, словно пытаясь добраться до чего-то скрытого и недостижимого, – тан иногда слесарь делает отчаянные усилия, стараясь нащупать в глубине сливной трубы то, что ее засорило.
Клер, придавленная его массивным телом, попыталась было двигаться, как в рок-н-ролле, но Сэм, сжав руками ее бедра, подчинил ее своему собственному движению.
Поняв, что его действия не возымели ожидаемого результата. Сэм почувствовал глухое раздражение, которое уловила Клер, хотя он не сказал ни слова. Наконец он осторожно нащупал пальцами ее клитор. Через четыре минуты Клер испытала оргазм.
Прошло несколько недель, и Клер позвонила вернувшейся в Нью-Йорк Аннабел, чтобы сообщить ей о достигнутых результатах.
– Значит, теперь все в порядке? – спросила Аннабел.
Клер замялась:
– Ну…
– Ну, уж если совсем откровенно, – заметила Аннабел, – то хороший секс – это вовсе не обязательно ант любви.
– А самое неприятное, что Сэм… не желает признать, что мои реакции вполне нормальны, что со мной все в порядке, и это страшно угнетает меня – как раз тогда, когда Сэм уверен, что я должна быть ему благодарна.
Аннабел долго молчала, потом сказала:
– Может быть, ты сама могла бы как-то помочь делу. Попробуй, скажем, немножко пофантазировать.
– В каком смысле?
– Это что-то вроде игры – эротической, возбуждающей обоих. Когда в следующий раз ляжешь с Сэмом в постель, скажи ему, например: „Я сейчас представила себе, как ты расстегиваешь мой атласный черный корсет…"
Слова сестры не убедили Клер.
Пятница, 2 марта 1962 года
На следующий день Клер, предупредив горничную, что уходит на целый день, взяла такси и отправилась в ресторан „Матло", где собиралась встретиться за ленчем с подругой, Лиззи Бромли. Однако метрдотель вручил ей записку: Лиззи не могла прийти – у нее разболелись зубы. И тогда Клер, которой еще не хотелось есть, села в другое такси и поехала в „Фенуик".
Через час, нагруженная двумя большими зелеными коробками, набитыми весьма легкомысленными предметами туалета, Клер подкатила к дому. Она собиралась посвятить все время, оставшееся до вечера, обдумыванию кое-каких „фантазий". Взбежав по лестнице, Клер открыла дверь своей спальни – и застыла на пороге.
Первым, что бросилось ей в глаза, были обнаженные ягодицы Сэма, ритмично двигавшиеся вверх-вниз. Затем чуть дальше, среди подушек, юна разглядела испуганное лицо Мари Франс.
Боль и ярость охватили Клер при виде этого предательства, но почти тут же сквозь них пробилось уже привычное чувство собственной сексуальной несостоятельности. Что же такого делает эта французская девчонка, чего бы не делала бы она, Клер? Это нечестно! Она ведь так старается, чтобы все было хорошо, она только что потратила столько денег в „Фенуике"!
Когда дар речи вернулся к Клер, она буквально прорычала:
– Вон из моей постели и из этого дома! Немедленно!
Бросив на пол зеленые коробки, Клер рывком открыла одну из них и принялась швырять в лицо безмолвствовавшего Сэма ее содержимое: черные кружевные пояса для резинок, чулки в сеточку, открытые атласные бюстгальтеры, коротенькую французскую комбинацию из черного шифона, пару длинных черных атласных перчаток, украшенных страусовыми перьями, ярко-красные туфли с непомерно высокими каблуками.