Кровные узы, или История одной ошибки
Шрифт:
– Большую чашку, Маркус? – Она подала бокал с напитком женщине, стоявшей передо мной.
– Как обычно, – сказал я.
– Будешь пить здесь?
У нее были темные круги под глазами. Я кивнул. Мне действительно было ее жаль.
Струйка кофе из автомата полилась в большую белую кружку. Сара стояла спиной ко мне. Желтовато-коричневые капри свободно свисали с ее бедер. Даже такой – слишком худой и бледной – она казалась привлекательной. Несколько лет назад я подумывал о том, чтобы начать с ней флиртовать. Однако, несмотря на то, что Сара была хорошенькая, умная и чертовски славная, она не привлекала меня слишком сильно. Я не хотел начинать то,
Сара протянула мне чашку кофе.
– Ты хотела поговорить? – спросил я.
Незнакомые мужчина и женщина средних лет вошли в кафе, и я оглядел их. Туристы.
– Я одна сегодня утром, – сказала Сара. – Дон у дантиста, так что мы можем спокойно побеседовать. – Она улыбнулась и искоса взглянула на туристов. – А мне есть что тебе рассказать.
– Я собираюсь побыть здесь некоторое время. – Я кивнул в сторону своего любимого столика около окна.
– Хорошо.
Я сел около окна и раскрыл газету, а она в это время обслуживала за стойкой чету туристов. Потом подошла ко мне и села напротив.
– Кит теперь может говорить. – У нее был не самый счастливый вид. – Я, кажется, упомянула об этом в своем сообщении?
– Да. Вообще-то я вчера разговаривал с ним. Замечательно, что он уже лучше себя чувствует.
Ее глаза широко раскрылись.
– Ты разговаривал с ним? В ожоговом центре? Что он сказал?
– Он сказал мне, что видел Энди около церкви.
– Он сказал что-нибудь еще?
Она явно хотела что-то узнать.
– Я пробыл там недолго, – сказал я. – Извини, что не удалось повидать тебя. Мне сказали, что ты вернулась в отель.
В кафе вошла пара риелторов из ближайшей конторы.
– Вот что я хотела тебе сказать, – быстро проговорила Сара. – Дело в том, что он нашел твое старое письмо.
– Какое старое письмо? – произнеся эти слова, я внезапно понял, что она имеет в виду. – Ты его сохранила?
– Шшшш.
Я понизил голос:
– Какого черта ты не выбросила его?
– Я поместила его в папку со своими старыми банковскими бумажками. Оно находилось там с тех пор, как Кит был совсем маленьким. Я совершенно забыла о нем. Он стал рыскать в моих папках и нашел его.
Что же я тогда написал ей? Я не мог вспомнить слов, но смысл был вполне очевиден.
– Что он сказал?
– Он был взбешен. И очень оскорблен. Я сказала ему, что он никому не должен говорить об этом, потому что это может травмировать очень многих людей.
– Когда он нашел его? – Я чувствовал, что на нас обращены нетерпеливые взгляды риелторов. Вернее, на Сару.
– В день поджога. – Она встала. – Я оставила тебе сообщение, но случился пожар и… я была так подавлена, не знала, выживет Кит или нет, и совсем забыла об этом письме. – Она забарабанила пальцами по столу. – Ладно, договорим позже.
Встав, она направилась к стойке бара.
Я смутно вспомнил о сообщении, которое получил от нее днем накануне пожара. В нем она просила меня позвонить ей после того, как я закончу дежурство.
«Может быть, это Кит поджег церковь», – сказала Лорел. Письмо давало ему мотив – если злобу на весь мир можно счесть мотивом. Но, с другой стороны, зачем устраивать поджог, а потом получать в устроенном тобою пожаре такие серьезные ранения?
Я не мог ответить на этот вопрос. Внезапно я понял, почему Кит в тот вечер назвал
Я сам всегда чувствовал в этом некую несправедливость.
26
Лорел
1990
В «Талосе» была одна вещь, которой не было в «Сторожевом Баркасе», – горячая ванна. Когда задули зимние ветры, принесшие настоящее дыхание Арктики, особенно в северной стороне острова, у Маркуса и меня вошло в привычку по вечерам сидеть в горячей ванне – разумеется, с бутылками спиртного. Прислонившись головой к краю ванны, изучая блестящие звезды на фоне черного бархата неба, я вспоминала ночи, когда Джейми и я сидели на берегу, прижавшись друг к другу, и следили за спутниками. С тех пор прошло всего два года, но мне теперь казалось, что те ночи были не в моей жизни, а в жизни кого-то другого.
Однажды вечером в конце марта мы с Маркусом, должно быть, засиделись в ванне слишком долго, или вода была слишком горячей, или мы слишком много выпили. Когда я вошла в дом и быстро набросила махровый халат, чтобы прекратить дрожь, то внезапно почувствовала слабость и головокружение.
Закрыв глаза, я прислонилась к стене в гостиной.
– Тебе нехорошо? – спросил Маркус, подходя ко мне.
Я открыла глаза. Комната была как в тумане.
– Нет, все нормально, – сказала я.
– Может, хочешь немного кофе? Или горячего шоколада?
– Ох, нет. – Я сделала один неуверенный шаг вперед, потом другой. – Лучше я пойду посплю в твоей гостевой комнате.
– Окей, – сказал он. Потом проговорил мне вслед: – Позови, если я буду нужен тебе!
В комнате для гостей, в которой я теперь чувствовала себя не хуже, чем дома, я выскользнула из халата, сняла мокрый купальник и нырнула под одеяло.
Не знаю, как долго я спала. Знаю только, что, проснувшись и лежа на правом боку лицом к стене, я не сразу сообразила, что Маркус лежит рядом. Я почувствовала, как его руки обнимают меня, его палец легко движется по ложбинке между грудями, а потом – тяжкая влажность его эрекции у моей левой ягодицы. Так я лежала долго, не во сне и не наяву, не трезвая и не пьяная. Потом повернулась, и, глядя то ли на него, то ли на стену, перешла точку невозврата.
27
Энди
Мисс Беттс откинулась на спинку стула, посмотрела на класс и спросила:
– Кто может привести доказательства глобального потепления?
Я первым поднял руку. Но она вызвала вместо меня Бринна, хотя я не поднимал руку уже десять минут. Мне разрешалось поднимать руку только один раз из трех, когда я знал ответ. Я хорошо отвечал на вопросы типа «доказательства глобального потепления», поскольку здесь нужно было знать факты. Я прекрасно запоминал факты. Здесь с моим мозгом было все в порядке. Хуже я участвовал в различных обсуждениях, например, должны ли мы использовать электрический стул. Эта часть моего мозга была слабовата. Электрический стул убивает людей, а это неправильно, так что это было несложно. Но нам не разрешали думать о вещах слишком упрощенно, разделяя их на черное и белое, как говорила мисс Беттс. Это было для меня сложнее. Мама была единственной, кто сказал мне, что надо поднимать руку только один раз из трех, когда я знаю ответ. Она сказала, что я свожу учителей с ума, поднимая руку каждую минуту. Я так и старался делать, но иногда меня все равно не спрашивали.