Кровные узы, или История одной ошибки
Шрифт:
В моем мозгу как будто крутили фильм, когда я ехала обратно к церкви. Я решила припарковаться у кафе «Яванский кофе», которое закрывалось в шесть. Оттуда я смогу добраться до церкви, поджечь топливо и убежать в темноте в другую сторону, чтобы никто меня не увидел.
Я выбралась из машины и выкинула пакет с канистрами и вьетнамками на свалку мусора позади кафе. Потом поняла, что если найдут пакет с канистрами, то найдут и мои вьетнамки. Поэтому я схватила мешок, вытащила оттуда канистры и швырнула их на кучу мусора. Вьетнамки я бросила
После этого я направилась к церкви, но внезапно увидела множество детей около здания Молодежного центра, которое было совершенно темным. Что происходит? Я засунула коробку спичек в карман своего жакета и поспешила к зданию Молодежного центра. Все дети собирались пойти в моем направлении, и я была совершенно обескуражена. Я отыскала Энди и отвела его в сторону.
– Что происходит?
– В здании нет света, – сказал он. – Поэтому мы идем в церковь.
Какое облегчение! Я почувствовала, как оно разливается по всему моему телу. Мне не придется ничего поджигать! Теперь я не смогу этого сделать, даже если бы очень хотела. Как будто какая-то больная на голову девица все спланировала и хотела, чтобы я осуществила это вместо нее. Я свободна!
Я кинулась к своей машине и помчалась к Эмбер, но внезапно почувствовала дикую боль в желудке. Я свернула на боковую дорогу, открыла дверцу машины и повалилась на песок.
Потом поняла, куда мне надо ехать. Мне нужен был отец, а не Эмбер.
И я направилась к «Сторожевому Баркасу».
56
Лорел
Я едва могла дышать от слез. Когда Мэгги говорила, мне захотелось уйти, чтобы она не видела моего ужасного состояния. И одновременно мне хотелось заключить дочь в свои объятия и сказать ей, что все будет в порядке. Я решила остаться, потому что у меня в голове была одна мысль – когда она будет рассказывать обо всем, то пусть ни у кого не возникнет вопроса: «А где ее мать?»
Как я могла пропустить все знаки и намеки? Как не заметила, что она посреди ночи выскользывала из дома? Что ее почти никогда не было там, где она говорила? Что она находилась не только на вредном пути, но и сама могла совершить зло? Где я была?
Конечно, я знала ответ: я была с Энди. Предоставила Мэгги самой себе, как делала с самого ее рождения. Я вытерла рукой слезы со щек.
– Так ты говоришь, что в тебе как будто сидело два разных человека? – спросил Маркус Мэгги, когда ее рассказ подошел к концу. – Ты и какая-то сумасшедшая девушка?
– Ты имеешь в виду раздвоение личности? – Мэгги скрестила руки на груди, прижав ладони к телу, как будто они у нее мерзли. – Нет, все это была я.
Флип, Маркус и я обменялись взглядами. Я знала, о чем мы все думали, и Флип озвучил это.
– Но ты в конце концов зажгла огонь, Мэгги? – спросил он.
– Нет! – Мэгги затрясла головой, потом, вероятно, вспомнила о своей ране на шее. – Именно это я и
Флип не поверил ей. Выражение его лица не изменилось, но его выдавал взгляд.
Я взяла Мэгги за руку. Она была такой холодной, что я накрыла ее другой рукой, чтобы отогреть. Я вспомнила, как Мэгги держала меня за руку, когда мы после пожара вместе ехали в больницу. Как она не хотела отпускать меня. И вспомнила ее шок – ее подлинный шок, когда я позвонила ей и сказала, что горит церковь.
– Итак, после того, как ты поговорила с Энди, ты поехала прямиком в «Сторожевой Баркас»? – спросил Флип.
– Да. И позвонила маме, чтобы предупредить ее, что локин перенесен в церковь.
Флип посмотрел на меня.
– Да, она звонила, – сказала я. – Но потом ты поехала к Эмбер, нет?
– Ты думала, что я поехала к ней, но я на самом деле этого не делала.
– Вы можете вспомнить, был ли слышен какой-нибудь шум, когда вам звонила Мэгги? – спросил Флип.
– Нет. – Я работала над речью на собрании учительской организации и мало что помнила о звонке, кроме того, что локин перенесли в церковь. Это огорчило меня – ведь замена могла сбить Энди с толку.
– Что ты делала в «Сторожевом Баркасе»? – спросил Маркус Мэгги.
– Я… – Мэгги взглянула на противоположный конец кровати, где одеяло образовало небольшой холмик над ее забинтованной ступней – вторым серьезным ранением. Свободной рукой она отбросила со лба несуществующий локон. У меня было чувство, что она тянет время. – Некоторое время я сидела на настиле, – сказала она. – Я… я чувствовала себя, как будто увернулась от пули или что-то в этом роде.
– Тебя там кто-нибудь видел?
– Нет, ведь в марте туда еще никто не приезжает.
Флип изменил позу, сложив руки на груди.
– Так как же загорелась церковь? – спросил он.
– Я не знаю. – Ее глаза наполнили слезы. – Правда, понятия не имею. Я знаю только одно – это не я ее подожгла. И, разумеется, не Энди.
– Давайте сделаем перерыв, – сказал Маркус, и я с облегчением вздохнула. Мэгги держалась храбро, просто стоически. Но сейчас она начинала терять самообладание. Я сама чувствовала себя плохо.
Флип выключил магнитофон и встал.
– Хорошая мысль, – сказал он. – Можно выпить чашечку кофе.
– Я присоединюсь к тебе. – Маркус тоже встал. – С тобой все в порядке, Мэгги?
Она коротко кивнула, не глядя на него. Не глядя ни на кого из нас.
– Идешь с нами, Лорел? – спросил Маркус.
Вероятно, они с Флипом хотели обсудить со мной все, что услышали, но я не стала уходить.
Я покачала головой, все еще держа Мэгги за руку.
– Я побуду здесь, – сказала я.
Когда мужчины покинули комнату, Мэгги расплакалась по-настоящему.