Кровью омытые. Борис и Глеб
Шрифт:
— Я ли мудр, пресвитер? Когда был язычником, то имел много жен и наложниц. Крестившись, я обрел одну Анну, да и та оставила меня. Сегодня мне осталось вспоминать и молиться, чтобы молодость моих сыновей, рожденных от христианки, длилась долго.
— Все в руце Божьей.
— Спроси меня Господь, чего желаю, то ответил бы: Боже, верни мне молодые лета, дабы не старцем кончал я жизнь.
— Не гневи Бога, великий князь, как Господь указал, так по тому и быть.
— Не ропщу я, к слову сказано.
Тот
Святополк видел, как привезли гречанку Анну, а мать его и другие жены великого князя злословили. Больше всех негодовала Рогнеда. Ей было отчего, Владимир взял ее силой, пролив кровь ее отца и братьев.
Через сутки после появления гречанки на Горе приступили к строительству нового великолепного дворца. И был он раза в два больше прежних, а по красоте, по узорочью, по точености балясин, поддерживающих навес над Красным крыльцом и открытыми сенями вдоль хором, превосходил все, что видел Киев до этого. Здесь стали устраивать пиры, какие часто давал великий князь, увеселяя гречанку и дружину.
Не прошло и года, как Владимир собрал всех прежних жен и заявил: «Вы мне теперь не жены, ибо брал я вас язычником. Ноне у меня одна жена, Анна».
Взроптали жены, да великий князь на них прицыкнул:
— Сыновьям, рожденным вами, я дам стольцы, и сядут они по княжествам.
Владимир назвал города, где кому сидеть.
По тому, как Владимир наделял своих детей городами, Святополк засомневался в слухах, что великий князь ему не отец. Сколько раз выспрашивал о том у матери, но Аллогия отмалчивалась. А Владимир ко всем детям относился ровно, никого не выделял. Лишь потом в редкие наезды в Киев Святополк видел, с какой любовью относился великий князь к меньшим сыновьям…
Запомнилось Святополку, как поезд из телег и повозок со скарбом и челядью покидал Киев. Это он переезжал в Туров. В пути его сопровождала малая дружина, выделенная туровскому князю Владимиром. Со Святополком отправился воеводой Путша. Не хотел боярин, но не перечить же великому князю. С той поры Путша живет в Турове.
До Турова поезд Святополка добирался не один десяток дней, ехали медленно, делая долгие привалы. Приближаясь к Турову, увидел Святополк, места здесь глухие и смерды живут хуже, чем под Киевом. Отчего, он потом понял у крестьянина распашка земли дается с великим трудом. Зимой пока деревья и кустарники подсечет да выжжет, корневища выкорчует, и сеять пора. А тут еще урожай от зверя спасти.
Приезд князя смерды восприняли равнодушно.
— Нам все едино, кому дань платить, боярину ли, князю…
К Турову Святополк привыкал долго: и мал городок, и людом не богат, разве что на торговом пути стоит. В Киев тянуло, но потом пообвык.
В последние годы в Турове о киевском столе заговорили, и появилась надежда сесть великим князем. Мысль эту подогревали Путша и Онфим. А пуще всего Марыся. За ее спиной король ляхов. Болеслав корыстью обуян, и за его помощь Святополк должен отдать ему Червенские города.
Явился дворский Онфим, завел разговор о запасах зерна, клети скудеют, говорил он, а до сбора новой дани далеко.
— Ты, боярин, ужмись, а гридням скажи, пускай пояса затянут, им бы поесть сытно да поспать сладко.
— Оно то так, да мы и без того ужались.
— Совет какой дашь, Онфим?
Дворский поморщился:
— Отправим охочих гридней на лов. В лесу лося развелось и туры встречаются.
— Твоя правда, боярин.
Дворский уйти намерился, но князь остановил:
— Из Киева с думой неспокойной отъехал, Борис меня в злобствовании попрекнул, а может, и правду сказывал?
Онфим брови поднял:
— Слова великого князя Борис перепевает.
— Может, и так. Видит Бог, не хочу держать зла ни на Бориса, ни на Глеба. Нет веры братьям. А от Владимира правды хочу.
Повременив, сказал:
— Наряжу гонца в Краков, пусть Марыся ворочается.
Боярин потоптался, не решаясь спросить. Святополк не выдержал:
— Чего еще?
— Не таи, княже, обиды, что спрошу, не пора ли в Туровских хоромах Святополковичам шуметь?
Нахмурился Святополк:
— По больному ударил, Онфим. Я ль повинен?
— Ты прости, княже, не стоило мне речь о том заводить.
— Чего уж, аль меня червь не точит? В Киеве Анастас совет мне подавал, ты-де, князь, жену иную возьми. Бездетная твоя Марыся, смоковница бесплодная… Ан не помыслил, может, час настанет, когда к Болеславу на поклон пойду… Марыся, боярин, боль моя. Не приживется она в Турове, оттого в Краков ее тянет, хоть и там она чужая, не до нее королю. — И разговор перевел, с чего начинал: — За клетями догляд учини строгий, ино там одни мыши останутся.
Великий князь приехал в Берестово в полдень.
Сельцо подгородное, князем любимое, хоть и было оно срублено нескладно, будто слеплено наспех грубыми руками, вековые бревна по углам не спилены, неровные, мох, каким стены конопатили, торчит клочьями, а оконца где кому вздумалось прорублены.
Клети ставили кучно, будто земли недоставало. Владимир иногда думал, отчего места эти ему милы, и ответ находил в том, что здесь детство его прошло.
Едва соскочив с коня и отряхнув дорожную пыль, великий князь отправился в трапезную.