Кровью омытые. Борис и Глеб
Шрифт:
— Не смекаешь? — усмехнулся Святополк.
— Нет, брате.
— То и худо, коли не догадываешься. — И бороденку жидкую подергал. — Так, сказываешь, отец те Ростов в княжение выделил, там, где прежде Ярослав сидел?
— То великого князя сказ.
— А сам ты, поди, в Киеве желал бы остаться?
— К чему речь ведешь?
— Да так, к слову пришлось.
— Будет, как отец велит.
Промолчал Святополк. Постояли братья и, не сказав больше друг другу ни слова, разошлись.
В тот день позвал Владимир иерея Десятинной церкви
— Поручаю те, иерей, сопровождать князя в Царьград, а на обратном пути покажи город ромеев Херсонес, который открыл ворота великому князю киевскому. Много воды утекло с той поры, и я не забыл, какую помощь оказал ты мне, Анастас.
Невысокий, плотный иерей с лысой головой и седой бородой заморгал подслеповато:
— Коли б не ведал, княже, с чем ты к Херсонесу пришел, то не указал бы, откуда вода в город поступает. А сколь попреков услышал я от херсонесцев… И сказал я им: «Язычники веру нашу принять к вам явились, а вы их за стенами города держите…» Поступки мои Господь направлял.
— Однако не только об этом хотел услышать, Анастас. Наказ дам те. Мягок Борис, а ему княжить и, может, великим князем киевским останется после меня.
— Не познать душу человека.
— Знаю и не того требую. Примерами достойными взрасти в душе Бориса семена славы воинской. Пусть гордость за победы русичей будет ему в пути спутницей. В Царьграде предстанут перед ним подвиги Олега, который заставил императора признать Русь и подписать мир, а греки уразумели, что мы не токмо Великая Скифь, но государство. — Владимир поднял палец. — Государство! А чтоб государство уважали, надобно, чтобы оно силой обладало воинской. И великому князю киевскому об этом повседневно бы помнить, в разум взять и быть готовым меч обнажить на недруга, ибо порвут государство на уделы, погибнет оно. Кто станет уважать Русь Киевскую, коли в ней силы не будет?
Владимир подошел к иерею, заглянул в глаза:
— Уяснил ли ты, иерей Анастас, чего жду от тя? Пополни книжный ум Бориса тем, чего не додали вы с Варфоломеем. Русич к славе должен тянуться.
— Нелегкую задачу возлагаешь на меня, великий князь. Молодое дерево в росте за солнцем тянется, как могу повернуть его?
— Примерами достойными пробуди жажду к славе, Корсунянин. Обрати его любопытство к истории великих походов. Александр Македонский немногим старше Бориса был, однако какой славой покрыл себя, полмира покорил. Отец мой славы каждодневно искал…
От великого князя Анастас вышел с неспокойной душой. Прежде думал, поплывет с Борисом духовником и наставником, ан иной урок дал Владимир. Исполнимо ли желание великого князя? Воином ли рожден Борис, нет, в чем помыслы его, не рано ль судить, пока князем не сел. Владимир утверждает, нет жизни без славы. Но так ли? Всяк сущий свое предназначение имеет, так Всевышним дадено…
Великий князь — воин, и слава ему видится в ратных подвигах, слуга Божий — в наставлениях заблудших на путь праведный, смерд — растить хлеб, ремесленника — мастеровой труд красит…
Мысли иерея Анастаса на предстоящую поездку перебрасываются. Тридцать лет тому назад покинул Анастас Константинополь, в Херсонесе пожил, потом в Киев жизнь его забросила, чтобы язычников русов к истинной вере повернуть.
Хорошо помнится, как все это было, люд к Днепру силой сгоняли, кое-кто пытался бежать, но их гридни возвращали. А уж когда главного бога язычников в Днепр столкнули и он поплыл в низовья, люд побежал за ним с воем и воплями…
В памяти Анастаса Константинополь предстал: форум и площади, дворцы и храмы, мрамор построек и памятников, колонн и арок. Все это он покажет князю Борису.
Если выпадет удача, молодой князь русов увидит выезд базилевса, старшего брата своей матери Анны… Базилевс предстанет во всем величии, и гвардия будет сопровождать императора, а народ ликовать…
Солнце поднялось высоко, пригревало. На Анастасе черная ряса до пят, и, обходя лужи, иерей приподнимал полы.
Лет пять назад в Киеве замостили сосновыми плахами дорогу в Гору к палатам великого князя, ко двору митрополита, торжищу и к перевозу через Днепр. Но возчики нередко съезжали на обочину. На мостовых разбивались колеса, сыпались.
За митрополичьим подворьем домик иерея. Жилище ему срубили те же мастеровые, что поставили палаты митрополиту. Остановился Анастас у калитки, мимо монах прошел, поклонился, а иерею вспомнилось пожелание великого князя иметь на Русской земле монастыри.
В пользе монашества иерей Анастас убежден. И не только потому, что оттуда проповедники пойдут по всей Руси, но и появятся свои летописцы. Кому как не монахам-книжникам писать летописи, истории княжеств.
Едва Анастас за ручку двери взялся, как позади услышал шаги.
— Отче, — сказал догнавший его инок, — владыка зовет.
Иерей заторопился к митрополиту. Разговор с Иоанном был недолгим. Скорее не разговор, митрополит совета спрашивал.
— Вчерашним вечером посетил меня туровский князь Святополк и просил дать ему духовника. Жаловался, папский прелат Рейнберг одолевает, склоняет к вере латинской. Намерился яз послать в Туров пресвитера Иллариона. Не совершаю ли яз ошибку, иерей, ты пресвитера Иллариона лучше меня знаешь.
— Владыка, пресвитер Илларион духом крепок и католику даст отпор достойный.
Митрополит кивнул головой:
— Ты, иерей Анастас, развеял мои малые сомнения, ибо на туровского князя Святополка не только прелат папский давление оказывает, но и король Болеслав, а он ревностный сторонник веры латинской.
Одиноко Святополку в отцовских хоромах, неприкаянно. Борис попрекнул, дескать, злобствуешь на меня, Святополк. Но забыть ли Святополку отрочество, когда великий князь из всех детей Бориса и замечал. А не так ли ныне? Борис все в любимцах ходит. В отроческие годы посеял боярин Блуд в душе Святополка подозрение, что не Владимир отец его, а Ярополк. Сомнения начали рассеиваться, когда великий князь выделил ему Туров, город не ниже других городов земли Киевской. Через Туров лежит дорога торговая из Киева к морю Варяжскому, и многие гости не через Новгород, а туровского пути держатся, где речной узел: Струмень и Припять, Случь и верховья Немана.