Крученый мяч
Шрифт:
– Скажем так, ты не его поклонница, – отвечает сын и открывает для меня дверь.
– Что не так с Тони Брайтоном? Дедушка Хэнк был его большим поклонником в одно время. Не могу дождаться встречи с ним.
– Ага, но он мой тренер по питчингу. Вот, давай возьмем немного еды.
Он слегка подталкивает меня к столовой, пока я осматриваюсь.
– А где твоя сестра? Она вроде собиралась приехать автостопом со своей соседкой? – спрашиваю, схватив тарелку.
– Мы... Погуляли немного вчера вечером. Она еще спит, – хмыкает он.
– Девин Дэниелс,
– Она в порядке. Просто вчера старалась не отставать от нас с пацанами.
– Мне казалось, что ты должен играть в бейсбол, а не развлекаться, словно на каникулах?
– Успокойся, мама, все нормально. Мы все пошли в одно из этих мужских местечек и немного потусовались. Ничего такого, все в порядке, – говорит он, кладя руку мне на плечо, чтобы успокоить.
Близнецы не были любителями вечеринок в старших классах, но теперь, когда они вне дома, я начинаю переживать, что они могут вляпаться в неприятности.
Качаю головой и двигаюсь по линии раздачи, взяв салат, пару кусочков мяса и сэндвич. Отодвигаюсь от очереди и врезаюсь прямо в твердое тело, опрокидывая еду прямо на его футболку.
Нос улавливает знакомый запах, и я замираю. Медленно поднимаю взгляд вверх от идеально вылепленной груди, мимо шеи, подбородка с щетиной и твердой челюсти. Мои глаза скользят по полным губам, которыми я упивалась часами и которые ласкали каждую мою часть. Поднимаюсь выше кривого носа, сломанного в старшей школе из-за драки, чтобы защитить мою честь. И вот, наконец, добираюсь до глаз мужчины, на которого перевернула весь свой обед. Самые голубые в мире глаза. Глаза, в которые я смотрела последние восемнадцать лет. Глаза, как у моего сына. Глаза, которые он унаследовал от отца.
– Здравствуй, Чарли, – растягивает слова Габриэль, улыбаясь.
Он не выглядит удивленным, отчего я хмурюсь.
– Г-габриэль, – заикаюсь.
– Мама, это мой тренер Габриэль Гэвинвуд. Тренер, это моя мама Шар...
– Чарли Дэниелс.
Мое имя слетает с его губ с сексуальным подтекстом, а его улыбка становится шире.
– Как ты, черт возьми, дела, Чарли?
– Так вы знаете друг друга? – спрашивает Девин.
Я машу головой, чтобы очистить разум, но глаза не отрываются от Габриэля.
– Да, мы знакомы, – говорю хладнокровно.
Мы с Габриэлем просто продолжаем смотреть друг на друга. Девин же прочищает горло.
– Я... Пойду займу столик, – бросает Девин и оставляет нас одних.
Улыбка Габриэля дрогнула. Мужчина хватает меня за руку и тащит по коридору. Затянув в комнату, захлопывает за собой дверь.
– Я так и знал! Я подозревал, когда встретил Девина, но сейчас все встало на свои места, – чеканит он, повернувшись ко мне.
Он приближается, но я делаю шаг назад и натыкаюсь на стену.
– Тебе нужно кое-что объяснить Шарлотта, – говорит он, понизив голос.
– Значит, знал, да? Что, собирался устроить мне сюрприз? – повышаю голос и толкаю его в грудь.
Он не двигается, и я делаю глубокий вдох.
– Чем больше он говорил, тем больше я переставал сомневаться. Он из того же маленького городка, левша, у него мои глаза, отношение к жизни, а еще он тоже близнец и мать Девина Джона Дэниелса должна была учиться в Универстите штана Луизианы, – выплевывает он.
– Поздравляю, Шерлок, ты разгадал тайну века! – говорю с сарказмом. – А теперь пусти меня, чтобы я могла провести время с сыном.
Я пытаюсь снова протиснуться мимо него, но он прижимает меня к стене. Место нашего контакта мгновенно воспламеняется. Мое тело сразу оживает, словно не проходило столько лет. Оно тянется к Габриэлю, как было раньше.
Всякий раз, когда мы находились рядом, мы обязательно должны были касаться друг друга. Будто нашим телам нужен был контакт ради выживания. А когда мы оказывались порознь, казалось, что чего-то не хватает. Половина остатков от моего сердца дрыхнет с похмелья, а другая – в соседней комнате ищет столик, но я чувствую, как маленький умерший кусочек оживает от прикосновения Габриэля. Очень маленький кусочек, но все же кусочек.
Мне становится тяжело дышать, я опускаю глаза на его руку. Габриэль замечает это и отводит ее, словно обжегся.
– Прости, – говорит он, качая головой.
Понятия не имею, извиняется он за эпизод сейчас или восемнадцатилетней давности, но я поднимаю ладонь в качестве протеста.
– Мы поговорим, я в долгу перед тобой, но больше меня не трогай. Сейчас я хочу провести день с сыном.
Прохожу мимо него.
– Чем тебе помочь, Шарлотта? Скажи хотя бы это...
– Мне от тебя ничего не нужно уже восемнадцать лет, Габриэль. Я прекрасно справлялась сама, прекрасно справлюсь и сейчас, но спасибо за предложение. Если ты не заметил, никто не обивал твой порог. У нас все под контролем.
– Чарли... – умоляет он.
Не смотри ему в глаза. Не. Смотри. Ему. В. Глаза. Не делай этого, Шарлотта. Если ты... Черт.
– Габриэль…
Закрываю веки, молча приказывая ему оставить меня.
Он так близко, что ощущаю запах его одеколона. Все тот же. Все эти годы он пользовался тем же парфюмом? Это слишком тяжело. Я считала себя сильной, но как выяснилось, врала самой себе. Открываю глаза и направляюсь к двери.
– Ты ему скажешь или я? – спрашивает он меня вдогонку.
Уф, момент ностальгии резко испаряется, я разворачиваюсь, стиснув зубы.
– Не смей этого делать. Сначала мы сами во всем разберемся, и уже тогда будет видно. Да поможет тебе Бог, Габриэль Гэвинвуд, если ты скажешь моему сыну за моей спиной. Я тебя, черт возьми, кастрирую.
– Все такой же грязный рот, – хихикает он голосом, пропитанным сексом.
Он опускает руку на подол футболки и, стянув ее через голову, бросает на пол.
Бог мой. Долговязый парень превратился в мужчину. Обнаженную грудь и руки покрывают рельефные мышцы, а вены пульсируют через его загорелую кожу. Интересно, насколько приятно чувствовать такую силу на себе?