Круги на воде
Шрифт:
– Дедушка, чем это вы занимаетесь?
Не прекращая своего дела и даже не обернувшись, старик спокойно ответил:
– Отрабатываю удары, сынок.
Обрадовавшись, будто он напал на клад, юноша подошел поближе и торжественно произнес:
– Остановитесь, дедушка! Испробуйте лучше на мне свое искусство!
– Можно. Не будем терять слов!
И вот два бойца стали друг напротив друга. Первый стоял прямо и твердо, как дуб, второй же легко передвигался, проделывая сложные красивые движения.
– Держись! – крикнул вдруг старик и с быстротой молнии нанес молодому удар в грудь, от которого тот свалился на землю. Считая, что поединок закончен, старик повернулся к дереву и продолжал молча бить по стволу, словно бы ничего не произошло. Юноша пришел в себя, поправил одежду и почтительно обратился к старику:
– Скажите, каким приемом вы меня свалили?
– Какой там прием! Отрабатывай лучше удар, он
Вот в этом и состоит простой секрет, в котором, как в волшебном зеркале, отражается самая суть окинавского понимания техники и тактики поединка. К сожалению, этот испытанный веками путь показался для сегодняшних адептов слишком примитивным, а потому скучным. В ходу принципы, которые исповедовал наш юноша, то есть процесс направлен не вглубь, а как бы вширь, и рассчитан на увлекательное постижение все новых и новых приемов, связок, комбинаций и техник. Ничего плохого или зазорного в этом нет, и большинство из нас занимается, скажем прямо, ради удовольствия. Это не более чем хобби, без претензии на достижение каких-то великих рубежей. Нужно лишь не обманывать себя и отчетливо сознавать, что тем самым мы получаем в руки деревянное ружье, не способное защитить в минуты опасности, но очень похожее на настоящее.
Может быть, ответ на наши сомнения заключается в строчках из «Дао Дэ Цзин»:Великое совершенство похоже на изъян, Великая полнота похожа на ущерб, Великое мастерство похоже на неумение, Великое красноречие похоже на косноязычие. Однако там же читаем:
Сложное и простое завершают друг друга, Длинное и короткое вымеряют друг друга, Высокое и низкое друг друга определяют…
Увы, чаще всего дорога к простому.пролегает через непростое, и, как гласит древняя пословица, «чтобы расслабиться, нужно вначале напрячься, а чтобы напрячься, нужно сначала расслабиться». Кстати, любопытно, что почти все создатели «мягких» гуманных школ в молодые годы прошли через сущий ад силовых стилей, и были очень даже неслабы физически (например, тот же Морихэй Уесиба).
Чтобы яснее понимать различия, существующие между окинавскими техниками боя и всеми прочими воинскими искусствами, достаточно обратиться к истокам. Совсем нетрудно заметить, что истоки эти различны.
Как в Поднебесной, так позднее и в Японии, все подобного рода навыки в абсолютном большинстве случаев предполагали схватки на равных условиях. Попросту говоря, витязь бился с витязем, самурай – с самураем, а крестьянин схватывался с крестьянином. Не беря в расчет исключений, схема именно такова. Свидетельством тому служат многочисленные примеры батальных сцен, которыми пестрят станицы «Повести о доме Тайра»,«Троецарствия», «Речных заводей», и так далее. Вот характернейшая:
«…в груди Цинь Мина вспыхнуло пламя ненависти и он, пришпорив коня и размахивая палицей, ринулся на противника. Со Чао тоже припустил своего скакуна. Враги яростно сражались. Их кони, словно бешеные, набрасывались друг на друга. Уже более двадцати раз сражались воины, но так и нельзя было сказать, на чьей стороне перевес».
(«Речные заводи», гл. 63)
Повторимся – в обычных повседневных условиях схватки всегда носили более или менее равный характер, и редко когда простолюдину приходила в буйную голову безумная идея нападать с голыми руками на вооруженного профессионала. Исключения же имели вполне предсказуемый исход. Опять-таки, не станем принимать в расчет редкостных удальцов, виртуозов, гениальных мастеров драки, каких немало во все времена по белу свету – ведь рассуждения наши носят обобщенный характер. Конечный результат схватки, скажем, двух самураев был вовсе неоднозначен, и увлекательный благородный поединок мог завершиться просто пленением менее искусного или неудачливого бойца с последующим выкупом – отнюдь не отсечением головы. Иными словами, подобные игры всю свою многовековую историю велись, худо-бедно, по правилам. Эти неписаные законы были жестоки, грубы, и зачастую вообще иллюзорны, но они были. Мечу противостоял меч, алебарде – топор, копью – доспехи, а на всякий хитрый ход отыскивался еще более' хитрый ответ. Как бы там ни было, во всем тогдашнем мире никому не приходило в голову лишать простонародье его кос, цепов или вил. В той же доброй старой Англии вольные крестьяне лихо орудовали своими короткими мечами, а уж лук и стрелы водились в каждом доме.
Увы, совершенно не так обстояли дела на маленькой Окинаве, да и вообще на всем архипелаге Рюкю, где уже с XII века чаши весов никогда не находились хотя бы в приблизительном равновесии. Перед абсолютно безоружным островитянином здесь всегда стоял самурай при всем своем инфернальном мастерстве и смертоносной оснастке. Конкретные исторические обстоятельства изложены отдельно, здесь же нас больше интересует их результат, а именно то, что специфические условия породили уникальные последствия. Неимоверно беспощадные законы создали в ответ не менее безжалостные и предельно эффективные методы боя. Никогда на Окинаве никого не прощали и не брали в плен – с какой стати самураю пленить простолюдина, нарушившего запрет, скажем, иметь при себе нож? Наказание предусматривалось одно, и голова отрубалась тут же, мгновенно, мастерски и с удовольствием. Помимо самураев, многочисленные разбойники и морские пираты также являлись вполне квалифицированными головорезами, заметно поджимая окинавцев со своей стороны. Естественно, что в подобных милых условиях, когда ни о каком паритете и речи быть не могло, техники рукопашного боя, занесенные на архипелаг китайскими переселенцами и остатками разгромленного клана Тайра, были подвергнуты самой критической переоценке, претерпев достаточно ощутимые изменения. Сперва интуитивно, а затем уже в рамках возникших школ, и весьма целенаправленно, приемы прошли жесткую фильтрацию с единственной целью – максимального приспособления их к нестандартным местным условиям. Что было приемлемо где-то, здесь несло неминуемую смерть от меча, копья или нагинаты.
Наглядно представить себе соотношение сил и средств «во дни оны» нам, живущим в эпоху спутников и компьютеров, поможет простая картинка. Вообразите себе пусть даже очень крутого уличного громилу* сошедшегося с еще более ужасным спецназовцем при бронежилете, «сфере», электрошокере, «черемухе», пистолете и прочей профоснастке. Ну, и вдобавок ежедневный опыт усмирения лихих парней. На Окинаве такая пропорция являлась расхожей реальностью.
В целом техника была предельно упрощена, из нее ушло множество чисто ритуальных, вычурных и растянутых во времени элементов, пассов, изящных позиций и – прочего в том же духе. Экспертом была смерть, и только безумцу могло прийти в голову разводить руками, вдыхать и выдыхать, шипеть и приседать перед абсолютной машиной для убийства при доспехах и мече. Обыкновенная палка также не добавляла шансов на спасение, поскольку уникальные характеристики клинков не позволяли использовать примитивные блоки-подставки. В чем же тогда секрет эффективности окинавских техник, дававших своим владельцам немалые шансы на победу в заведомо проигрышных ситуациях? Формула работы, как с предметами, так и без них, выражалась и выражается до сих пор короткой старинной фразой: «Одним ударом -наповал!» (иккэн-хиссацу).Именно в ней начало и конец окинавского подхода и к тактике, и к технике боя, самая суть отличия окинавского «пути» от большинства всех прочих традиций.
В описанной выше ситуации, характерной для Окинавы на протяжении столетий, сохранить жизнь возможно было, лишь доведя свою технику до абсолюта и превратив собственные руки и ноги в оружие, не уступающее самурайскому, научиться проскакивать буквально между секундами, чтобы до (!) начала движения меча успеть нанести единственный роковой удар. В полном соответствии с дзэнским афоризмом, вторая попытка не стоила ломаного гроша: любой контакт с клинком означал гибель. Кстати, нелишне помнить также о том, что каждый опытный воин был всегда заодно и мастером не менее смертоносного дзю-дзюцу. Следовательно, простой уход с траектории удара или проникновение в плотный ближний бой не сулили удачи. Убивать надлежало мгновенно, сразу; именно отсюда берут начало формы коротких, сжатых порой до намека ударов и малоотличимых от них блоков, рассчитанных на безусловно летальный исход или, в самом крайнем случае, на тяжелое увечье. Никакого сражения с обменом атаками и контратаками, нырками и скачками не могло быть в принципе, все решалось в секунду и окончательно. Малейшая задержка, сомнение, оплошность – и бритва весом в полтора килограмма ставила точку в жестоком спектакле; либо такую точку ставил гранитной твердости кулак.
Невозможно не сделать отступления, чтобы снова не повторить все того же: коль скоро вы избрали для себя традиционный окинавский стиль (с оружием ли, без него), никогда не пытайтесь деформировать технику, смягчать её н приспосабливать под нынешние реалии. Она рождена в иных условиях и с иными целями, ей нет и не может быть места в современном спорте, иначе чемпионаты ознаменовались бы похоронами. Коль скоро каратэка целенаправленно и осознанно оттачивает тысячекратными повторениями однозначно фатальный для противника удар, он никогда не должен в угоду правилам поединка или чему-либо иному менять и сдерживать наработанные рефлексы, иначе в действительно критической ситуации подобное разночтение сослужит ему весьма дурную службу. Если вы не согласны с таким подходом, или же он «ступает в противоречие с вашими моральными установками, тогда вообще нет никакого смысла практиковать традиционные стили, а стоит подумать о своей реализации на спортивном поприще.