Круги на Земле
Шрифт:
С этими словами она отправилась в дом, и дядя — вслед за ней.
А Макс выбрался из бани, подобрал свой охотничий инвентарь и пошел кормить кузнечиков.
В соседней («печной», как ее называл Макс) комнате громко смеялись. Разные люди, много людей. Но и знакомые голоса есть: дядя, бабушка, Дениска, Светланка и Марина. Макс сладко потянулся, лениво размышляя, вставать или не торопиться?
…После обеда он решил лечь и немного вздремнуть, а перед сном поразмыслить над услышанным сегодня. Теперь, после подслушанного у бани разговора, мальчик мог по-прежнему доверять дяде и бабушке. Он понял, что у родных попросту не оставалось другого выхода. Доктора звать не стоило —
«А нужен ли ему билет? — мелькнула шальная мыслишка, такой себе здравый дядечка, который иногда высовывался откуда-то из-за порьтер сознания и очень любил портить Максу настроение. — Билет, говоришь? Ну-ну! Он же чародей, он с чертями знается (по крайней мере, все тут так считают). На кой черт — ой, извини за словоблудие! — но — на кой ему билет, а?» «Это мы еще посмотрим, — неуверенно заявил дядечке Макс. — В городе все по-другому. Может, и черти там бессильны, и вообще. Колдуны ж почему-то в городах не живут».
«Уверен?» Максу так и не удалось возразить, потому что он заснул, а проснулся только сейчас, из-за смеха людей в «печной» комнате. Мальчик уже позабыл о своих сомнениях и страхах — и сомнения, и страхи сгинули, растворились во сне. Наверное, хорошо, что так получилось. Много ли толку в размышлениях о том, сохраняется ли сила колдуна в городе, могут ли там помочь ему черти? — что толку, если до города еще нужно добраться?..
Отсмеявшись, начали прощаться. Пока Макс оделся и вышел в «печную» комнату, почти все ушли; но все равно там было тесновато. На диванчике у печи сидели Светланка и Марина, а также еще какой-то молодой паренек (оказалось, Маринин муж), за столом — бабушка и дядя.
— Славик хочаць, абы я у горад ехала, — говорила Марина, нежно обнимая мужа одной рукой, прижимая вторую к объемистому животу, туда, где уже жил новый человечек. — Але я кажу: не паеду. Правильна, цетка Насця? Мне яшчэ доуга чакаць, месячышка точна есць у запаси. А так — адпачну, на прыродзи пабуду. И не кажы ничога, — повернулась она к Славику. — Вун лепш пазнаемся, гэта цетки Насци унук.
— Добры дзень, — улыбнулся тот, протягивая Максу руку.
— Добрый день.
Мальчик рассеянно отметил, что за окном уже темнеет. Он пересек комнату и сел рядом с дядей и бабушкой на лавке, за столом.
— А усе ж таки, — покачал головой Славик, — лепш бы ты паехала з нами. Потым — тольки ж праз нядзелю змагу прыехаць. А кали што станецца? Сама ж на аутобусе не паедзеш, знаю я цябе.
— Ай, який жа ты! Кажу ж, усе будзе у парадку, — отмахнулась Марина.
— Гэта ен перажавае, што ты кагось тут сабе знайдзешь, — хмыкнула Светланка. — Як у тым анекдоци.
И она рассказала про бабку с дедом; как дед все приставал к бабке с распросами, мол, не изменяла ли она ему с кем в юности. Бабка отнекивалась, даже сердилась, и тогда дед напомнил: «А Митька? Когда я на два дня раньше с командировки вернулся? — мне тогда показалось, что кто-то у тебя был. Не он ли? Ну, признавайся, старая! Был?! Где прятала?» Ну а бабка руками всплеснула: «Ах ты ж, скляроз-скляроз!», подбежала к шкафу, открыла… — а оттуда скелет вывалился.
При этом Светланка не просто рассказывала анекдот, а еще и показывала. Она как будто играла героиню: и руками всплеснула, и к шкафу, что стоял в комнате, подбежала, и открыла его… — с одной из полок что-то упало: раз, другой, третий.
— Косточки скелетные сыпятся, — улыбнулся Юрий Николаевич.
Светланка наклонилась, подняла упавшее. Это оказались карты, и девушка, извиняясь, положила их на стол.
— Дык ты ужо б усю калоду выцягнула, — сказала бабушка. — И згуляли б.
Пока девушка доставала колоду (она лежала там же, на полке, просто почему-то верхние карты не удержались и соскользнули), Макс потянулся к желтевшим на столе кусочкам картона. Замусоленные, потрепанные. Шестерка пик, шестерка крестовая. И тройка пиковая… нет, тройка пиковая и тройка крестовая, просто последние две слиплись между собой и, казалось, что это одна карта.
— Ну, — сказал Славик, — мяне б ужо час идци — а то сами паедуць, мяне пакинуць.
Он попрощался со всеми, нежно поцеловал жену и отправился на двор Гордеичихи, откуда уже доносилось тарахтение мотора.
Сели играть — Макс и дядя против девушек. Бабушка расслаблено наблюдала за «дзяцьми», улыбалась их веселым репликам; потом вспомнила о чем-то, ушла на веранду и оттуда было слышно, как гремит посуда, стучит нож и что-то шкварчит на плите.
Вся эта атмосфера уюта и покоя неожиданно убаюкала Макса. Очень давно уже он не чувствовал ничего подобного: дома ведь все с некоторых пор переменилось, и отнюдь не в лучшую сторону. А здесь — в неспешном благодушии шелестящих карт, кухонных шумов, шуток, которыми обменивались игроки, — мальчик ощутил причастность и сродненность со всем: с окружающими людьми, с вещами, с деревьями за окном, с черной кошкой, выглядывавшей из-за печи, с домами, протянувшимися вдоль дороги, — с целым миром… Вспомнился Маугли: «Мы с тобой одной крови, ты и…» /я ведаю, што кроу моцная, магутная. Наследничак.
‚н усе адно не зможа атстараницца. Гэта немажлива/ Мальчик вздрогнул.
Точно, чертячник что-то говорил о крови! Может, ему нужна Максова кровь?..
И вдруг, словно отзываясь на мысли мальчика, скрипнула калитка во дворе, зарычал, а потом сорвался на лай Рябый.
«Наверняка он! За мной!» Но это был Дениска — Гордеичихин внук прибежал напомнить Максу, что на завтра они договорились о прогулке. Заодно мальчики получили от дяди разрешения на эту самую прогулку.
Разобравшись с деталями и утвердив время сбора, Дениска умчался к себе. «Бацьки паехали, то и носицца, як скажэный», — прокомментировала Светланка.
Вечер постепенно набирал глубину и мощь ночи. Вовсю заходились сверчки, на чердаке шебуршили мыши, а в окно стучался мохнатый мотылек-бражник.
Приехал с работы дедушка; закончили играть, сели ужинать, а Светланка с Мариной ушли к себе.
После еды Николай Михайлович, прихлебывая из громаднющей кружки молоко, внимательно поглядел на Макса и велел:
— Разпавядай.
— О чем? — растерялся Макс.
— Як табе жывецца у горадзе, — объяснил дед. — Ты ж у нас ня быу дауненька. Саскучылися мы па табе ды па бацьку твайму. Так што — разпавядай.
И никуда не денешься — пришлось Максу рассказывать, долго и обстоятельно, отвечая на многочисленные дедовы «А як?..». Он понимал дедушку, хотя, конечно, был не в восторге от этого вечера вопросов-ответов. Но наконец Николай Михайлович успокоился, похлопал внука по плечу («Маладец, унучык») и пошел во двор, запереть калитку.
Перед тем, как отправиться в кровати, мыли в тазу ноги. Растревоженный собственным рассказом, Макс засиделся, вспоминая об отце: все ли у него в порядке, хорошо ли себя чувствует, удачно ли лечится. Даже не заметил, как подошел и опустился рядом на скамейку дядя Юра: