Круги по воде. Черная моль
Шрифт:
— Ну, держи, раз так.
Анашин схватил деньги и мгновенно исчез в кустах. Потом тут же появился снова, держа в руке облезлую дерматиновую сумку.
— Вот это да, — заставил себя восхититься Виталий.
«Если придёт Иван, всю мне музыку испортит», — с беспокойством подумал он и предложил:
— Давай только отсюда умотаем. А то ещё придёт кто. Орал небось так, что в деревне слышно было.
— Участкового запужался? — хихикнул Анашин и тут же согласился: — Верно говоришь. Тут покой нужон. Пошли.
— Погоди, — остановил его Виталий. — Ты мне сперва спину обмой. Жжёт, окаянная.
— Давай, милый, — с воодушевлением откликнулся Анашин. — Давай.
Виталий стянул порванную рубаху.
Через минуту они уже шли по узенькой тропинке, извивавшейся среди кустов и все дальше уходившей куда–то в сторону от реки.
Вошли в лес. «Тот самый», — подумал Виталий. Лес был старый, сумрачный и запущенный. То и дело приходилось обходить поваленные деревья или развалившиеся, гнилые пни с огромными муравьиными кучами, продираться через кусты и груды валежника. Пахло прелью, нагретой хвоей и какой–то травой.
Наконец Анашин остановился на маленьком, солнечном пятачке среди кустов и, поглядев по сторонам, решительно объявил:
— Тут давай.
Он бережно достал из сумки большую зеленоватую бутылку с мутной жидкостью, заткнутую скрученной газетой, потом полбуханки чёрного хлеба, несколько белых головок молодого лука с зелёными, обломанными перьями и никелированную помятую кружку.
«Самогон, — подумал Виталий. — Где, интересно, он его раздобыл, сукин сын».
Разложив все на траве, Анашин налил в кружку самогон и протянул Виталию.
— Держи, милый. А я уж прямо из неё, грешной, — он кивнул на бутылку.
Чокнулись.
Запрокинув бутылку, Анашин долго от неё не отрывался, острый кадык его равномерно дёргался на худой, грязной шее. Виталий лишь пригубил кружку и незаметно выплеснул самогон в траву. Затем стали закусывать.
Анашин с надрывом жаловался на свою загубленную жизнь, на жену.
— …Так, понимаешь, и норовит за пятку схватить. Чистый пёс, а не баба! И лается, стерва, с утра до ночи…
Они снова выпили.
— А ещё, — продолжал Анашин, все более распаляясь, — братан у меня есть, меньшой. Ну, головы ему не сносить. Отчаянный, ужас какой! И тоже жисть поломанная, — он злобно погрозил кому–то кулаком. — Я за Егорку глотку перегрызу. Кому хошь!
— Ну и правильно. Брат небось, — согласился Виталий.
— Родной брат! — стукнул себя кулаком в грудь Анашин и неожиданно всхлипнул. — Родной! А с ним как? На завод хотел поступить — не берут, заразы! Уж он и так и сяк. Начальство даже рыбу удить приезжало. Во, до чего дошло!..
Виталий почувствовал, как вдруг забилось сердце и стало сухо во рту.
— …А на работу не
— Не, — помотал головой Виталий. — Нельзя стерпеть.
— Вот! — подхватил Анашин. — И я говорю! Выпьем!
Он стал лить Виталию самогон. Руки его тряслись. Выпив, вдруг спохватился.
— Господи! Бежать надо! — и, понизив голос, добавил, опасливо мотнув головой куда–то в сторону: — Во, братан чего делает.
— Может, тебе помочь? — предложил Виталий. Анашин даже перестал заталкивать газету в недопитую бутылку и насторожённо поглядел на Виталия.
— А не забоишься?
— Я и черта не забоюсь.
— Тогда пошли. И впрямь поможешь.
Он проворно вскочил, схватил сумку и вдруг круто повернулся к Виталию. Худое, небритое лицо его зло подёргивалось.
— Но гляди, друг. Тут шутки шутковать нельзя. Ежели что заметим — хана тебе.
«Зубы… — неожиданно пронеслось в голове у Виталия. — Его зубы!..»
— Пошли, — процедил он. — Шутки шутковать не буду. Это уж точно.
Анашин перехватил сумку в левую руку и, не оборачиваясь, быстро направился в глубь леса по едва заметной тропе.
Виталий последовал за ним.
После допроса Игорь долго ходил из угла в угол по кабинету. Ну и судак же ему попался, как говорит Цветков, ну и подлец этот Носов!
Интересно, что даст экспертиза по Булавкину. Товарищи все не звонят. Впрочем, рабочий день ещё не кончился.
И кое–что надо успеть проверить на заводе. Кому же там позвонить, чтобы не вызвать подозрений и разговоров? Филатовой, Ревенко, Симакову? Это все не то. Ну, а Черкасов вообще доверия теперь не заслуживает. А что, если…
Игорь снова уселся к столу, где ещё лежали бланки только что закончившегося допроса, придвинул к себе телефон и, заглянув в записную книжку, набрал номер.
— Валентин Григорьевич? Здравствуйте. Откаленко из горотдела милиции беспокоит.
— Здравствуйте, дорогой, — бархатно пророкотал в ответ Олешкович. — Чем могу служить?
— Справочка нужна. Но такая, чтобы только вы да я о ней знали.
— Понимаю, понимаю. Весьма польщён. Самым конфиденциальным образом все сообщу.
Игорь изложил свою просьбу. Изумлённый Олешкович обещал все сделать, как надо. Они условились, что Игорь позвонит ему через полчаса.
Сидя за столом, Игорь думал о предстоящих делах и при этом машинально скользил глазами по лежащим перед ним бумагам.
Внезапно взгляд его стал сосредоточен, он нахмурился и ближе подвинулся к столу. Черт возьми, ему кажется или… Но ведь совсем изменить почерк нельзя! Хотя с другой стороны…