Круги по воде. Черная моль
Шрифт:
— Задушил бы, будь моя воля…
Ревенко, наконец, пришёл в себя и, криво усмехнувшись, сказал, обращаясь к Игорю:
— Поскольку я все равно не буду подписывать ваш протокол, то можете не стараться записывать.
— Нет, я буду стараться, — возразил Игорь. — А там будет видно. Я только сейчас сделаю в нем по метку о вашем выдающемся поступке.
— Как вам угодно, — с наглой церемонностью поклонился Ревенко, но было заметно, что шея у него плохо двигается.
В этот момент в дверь постучали, и вошёл
— Товарищ Долин, — сказал Игорь, — жаль, что вы опоздали. Этот гражданин сейчас так неудачно пытался проглотить бумагу.
— Ничего. Мне приходилось уже подобное видеть, — спокойно ответил тот. — Вот акт. Все так и было, как вы предположили. Ну, а я…
— Спасибо большое. Разговор теперь пойдёт у нас ещё веселее, — ответил Игорь.
Они простились, и человек ушёл.
Игорь спокойно, как будто ничего не произошло, спросил Ревенко:
— Инженеры Черкасов и Филатова работали вместе с Лучининым над проектом для комбината?
— Если это можно назвать работой!
— То есть?
— Читайте акт комиссии, — насмешливо ответил Ревенко, все ещё машинально потирая горло.
— Читал. Так вот, они утверждают, что на чертежах не было штампа завода, но были их подписи. Между тем к моменту ревизии оказалось, что штампы есть, а подписей нет. Странно, не правда ли?
— Меня это не касается.
— Да? Но именно вы предъявили эти чертежи комиссии. Вот Кобец об этом пишет.
— Меня попросили, я и предъявил.
— А почему не попросили самого Лучинина?
— Он в это время болел.
— Где же вы взяли эти чертежи?
— У него в кабинете.
— А где именно в кабинете?
— Этого уж я не помню. И вообще…
— Минуточку. Не надо нервничать. Лучинин утверждал, что они были заперты у него в столе.
— Стол был отперт!
— Вот как? — Игорь секунду помедлил и вдруг резко спросил: — Где ключи от вашего стола?
Ревенко схватился было за карман, но тут же медленно отнял руку и пристально посмотрел на Игоря.
— Я оставил их секретарю, — раздельно произнёс он. — Что–то случилось с замком, и он стал плохо отпираться. Я попросил исправить.
— Не с замком что–то случилось, а с ключом, — холодно возразил Игорь. — Потому что этим ключом вы отперли ящик в столе Лучинина, и ключ прогнулся, кроме того, у него отломился один уступ в бородке. Замок не сразу открылся, вы повредили и его, и свой ключ. Вот акт трассологической экспертизы, — Игорь указал на бумагу, которую только что принёс Долин. — Зачем вы это сделали? Зачем вы брали у секретаря заводской штамп? Вот её показания, — он достал из папки ещё одну бумагу и протянул её Ревенко. — Можете ознакомиться.
— Я уже сказал, — медленно ответил тот, отстраняя бумагу. — Я не буду подписывать ваш протокол. И ни буду больше отвечать на вопросы.
— Все это уже не обязательно, — ответил
— Я требую!.. — повелительно крикнул вдруг Ревенко. — Требую не вмешиваться в это!.. Это личное!.. Это… это подлость, наконец!
— И вы говорите о подлости? — удивлённо переспросил Игорь. — Вы?.. Зачем вы преследовали Филатову? Зачем вы приходили к жене Лучинина? Зачем звонили ей, подбрасывали письма? Как это все называется, я вас спрашиваю?
Кровь снова прилила к толстому лицу Ревенко, он уже не мог справиться с охватившей его яростью. С треском стукнув по столу кулаком и при этом снова уронив портфель, он закричал:
— А я говорю, не вмешивайтесь!.. Это вас не касается, понятно вам?! Вы — чинуша, бездушная машина! Вы знаете, что такое любовь?! Вы можете всем для неё пожертвовать?! Всем, что есть в жизни?! А я могу! Могу! И я её люблю! Можете меня убить! Пожалуйста! А я её буду любить и там, там!..
Такая ярость, такая страсть звучала в его срывающемся голосе, что Игорь даже содрогнулся при одной только мысли, что этот человек может натворить ради своей любви.
— Но вы же ей, кроме горя, ничего не принесли, — тихо сказал он.
— Это и моё горе! Это наше с ней горе! — Ревенко навалился животом на стол и продолжал судорожно стучать кулаком. — И не вмешивайтесь в него! Это наше горе! Это наша любовь!
— Ну, хватит, — строго проговорил Игорь и покачал головой, словно прогоняя охватившее его на миг оцепенение, — Хватит. Во имя любви нельзя совершать преступления.
— Можно! Все можно!..
— Ну так надо за них расплачиваться. Вы опутали Лучинина ложью и клеветой. Вы довели его до самоубийства, если хотите знать! Вот постановление прокурора. Вы арестованы, Ревенко.
— Провокация!.. — вскочив, закричал тот. — Провокация! Нарушение законности! Вы ответите!..
Невысокая, толстая фигура его со сжатыми кулаками заметалась по кабинету. Глядя на его пылающее, налитое кровью лицо, на растрёпанные светлые волосы, прилипшие ко лбу, на побелевшие от ярости глаза, Игорь на секунду подумал, что Ревенко помешался.
— Провокация! — уже хрипло продолжал кричать Ревенко и вдруг кинулся к двери.
Но тут на его пути встал Раскатов.
— Назад! — угрожающе проговорил он.
Когда Ревенко, наконец, увели, Игорь откинулся на спинку кресла.
Зазвонил телефон. Игорь вяло снял трубку, но тут же мгновенно забыл о своей усталости: он узнал голос Томилина.
— Завтра утром приедем. Лосев в порядке, — сказал Томилин. — Как у тебя?
Игорь коротко сообщил ему о закончившемся допросе.
Томилин молчал.