Круги жизни

Виткович Виктор Станиславович

О пери, твои ресницы —Ресницы милой моей.Ты вся — подобье жар-птицы,Жар-птицы — милой моей…

Гости громкими возгласами одобрили первый куплет. То подыгрывая себе на сазе, то щелкая пальцами по деке, Гариб пел:

Ты

вьешься, как в море рыбка,Ты станом играешь гибко,Жемчужина твоя улыбка,Улыбка милой моей…

Узнав голос Гариба, Шасенем отбросила чашу с ядом.

— Так-то ты держишь клятву?! — сказала Гюль-Джамаль. — Значит, сегодня ты станешь женой Шавеледа?!

— Ты не узнала, а я узнала милый голос, — сказала Шасенем.

Гариб пел:

О черных кудрей мерцанье,О поступь твоя джейранья,О мускусное дыханье,Дыханье милой моей!

Распахнув полог, Шасенем спрыгнула вниз:

— Держи меня, Гариб!

Гариб подхватил ее, гости вскочили. Шавелед кинулся к Гарибу с кинжалом, замахнулся — вонзить кинжал в спину, но десять рук вцепились в его руку, и кто-то сказал:

— Не обагряй кровью свою свадьбу. Пусть сам шах Ахмад судит его…

32

О сердце! У одних оно охвачено пламенем, у других сковано льдом. Гариб связанный стоял перед шахом Ахмадом, Шавелед ему говорил:

— Что у тебя, кроме саза и струн? Ты умеешь только, настроив саз, бренчать на нем и драть горло. Как осмелился ты подумать о Шасенем?!

Но тут сказал шах:

— Эй, Гариб! Откуда ты взялся?

— Сегодня я был в Халап-Ширване да узнал про свадьбу и прискакал!

— Ты лжешь! — сказал шах. — От нас до Ширвана два месяца пути!

— Меня привез Хидыр на своем коне. Все засмеялись.

— На смех не ответишь смехом — смех обидится! — гордо сказал Гариб.

— А где доказательства? — спросил шах.

— У

меня за пазухой.

— Развяжите его!

Ясаулы развязали руки Гарибу, он вынул из-за пазухи комок земли:

— Вот земля из-под копыт коня Хидыра. Приведите слепую, я верну ей зрение.

По повелению шаха два ясаула кинулись к выходу. Шах поглядел на Гариба, подошел к окну, кинул взгляд на площадь. Под куполом звездного неба бурлила толпа:

— Гариб… Ашик-Гариб… Гариб…

Ясаулы втолкнули в тронный зал старую Абадан, ее вела за руку Гюль-Джамаль. Гариб подошел к матери, провел по ее глазам комом земли. Абадан широко открыла глаза, ее неподвижный взор ожил, она крикнула:

— Гариб! — и упала сыну на грудь. Распахнулась дверь, вбежала Шасенем и бросилась шаху в ноги:

— Пощади Гариба, отец!

Шах посмотрел на дочь, глянул на окно, из которого неслось: «Гариб… Ашик-Гариб…» и сказал:

— Как видно, придется его голову оставить на месте, иначе как бы я отдал тебя за него замуж, если у него не будет головы.

Шасенем подошла к Гарибу. Счастливые, они взялись за руки. А старик в воротах сказал так, что услышали все:

— Пусть глупцы дуют на звезды, все равно они не погаснут!

Я познакомился с Виктором Станиславовичем Витковичем в начале тридцатых годов, полвека тому назад, в столице Киргизии — городе Фрунзе. Он очень любил Среднюю Азию, любил Киргизию. Виктор Виткович был моим другом. Мы пронесли эту дружбу через всю жизнь.

Он был участливейшим из людей. Он был добр и благороден во всех проявлениях своей прекрасной, чистой души. Он был заразительно жизнерадостен и предельно искренен в своих отношениях с людьми и в своем творчестве. Он любил людей и был любим ими.

Виктор Виткович был замечательным писателем. Его проза — еще одно свидетельство его дарования и высоких душевных качеств. Очень жаль, что он не дождался выхода этой книги.

Арсений Тарковский, май 1983 года