Круги жизни
Шрифт:
— Как раз это я хотела услышать.
Она сняла ладони с его глаз, и он увидел Шасенем: ее брови соединяла полоса сурьмы.
— Что ты сделала! Твоей красоте сурьма не нужна! Гариб протянул руку стереть нарисованную бровь,
Шасенем отпрянула, Гариб — за ней. Смеясь, они побежали к кирпичной стене, которой был обнесен сад.
Но тут через стену к ним перепрыгнул Шавелед, Шасенем взвизгнула, Гариб бросился на Шавеледа, повалил прижал к земле.
— Подожди… Подожди, Гариб… — хрипел Шавелед, не пытаясь вырваться. — Я пришел предупредить тебя о беде!
— Пусть
— Смягчи свое сердце, это не подобает твоей красоте.
— Что ты пришел сказать? — спросила она.
— Гариб, то, что было между нами, забудь. — сказал Шавелед. — Я пришел предупредить тебя: шах Ахмад придумал хитрость, как тебя изловить и казнить.
— Отпусти его!
Гариб разжал руки, Шавелед поднялся и, отряхиваясь от земли, сказал:
— Уже скачут в Змеиные пески ясаулы, чтобы перевезти обратно в Диарбекир кибитку твоей матери и сестры. «Волчонок придет в свое логово, — сказал шах. — Тут ему и голову с плеч». Я пришел предупредить: ведь я тебя люблю как брата, а Шасенем как сестру.
Шасенем сказала:
— В твоих словах где-то есть ложь.
— Пусть мою печень разорвут собаки, если я говорю неправду!
— Не верю тебе, — усмехнулась Шасенем.
— Я всегда держу в руках веревку истины! Не убежит: сам будет виноват, что остался без головы! — И полез обратно через стену.
Гариб хотел его задержать, но Шасенем махнула рукой — пусть уходит. Сидя на стене, Шавелед сказал:
— И еще я хотел похвалить сурьму на твоих глазах, Шасенем. Твои брови, как лук, ресницы, как стрелы, а…
Договорить ему не пришлось: Гариб бросился к нему, и Шавелед провалился за стену. Морщась, Шасенем стерла с лица сурьму.
— Его клятвам нельзя верить. Но если в его словах есть правда… Тебе надо бежать. Уезжай, Гариб! Потом отец забудет, и ты вернешься…
— Позор, спасая жизнь, уйти от любимой! — сказал Гариб.
— Но ты погибнешь!
— Умру, а тебя не оставлю!
— Ты не любишь меня. — Шасенем опустила голову и пошла.
Гариб одним прыжком догнал ее:
— Сенем! Скажи, и я достану с неба солнце! Скажи, и я…
— Тебе надо уехать, а не лазить на небо за солнцем. Раз Шавелед тебя видел, против тебя нацелится каждое копье, каждый камень!
Гариб сказал:
— Если стены твоего сада будут даже из раскаленного железа и вся земля будет пропитана ядом, и тогда не покину тебя! Я не страшусь смерти!
— Пустые слова!
— Пустые слова?! — крикнул Гариб и кинулся к воротам.
— Гариб!..
Но его нельзя было удержать, ноги сами бежали туда, куда их вело сердце. Он выскочил из ворот и бросился через площадь к Золотой крепости шаха Ахмада. Шасенем выскочила за ним:
— Гариб!.. Гариб!..
Гюль-Нагаль и подружки схватили ее за руки, остановили.
А Гариб промчался мимо Шавеледа, мимо ясаулов, охраняющих ворота, ясаулы устремились за ним. По каменной лестнице Гариб вбежал на верх башни, закрыл за собой на болт тяжелую дверь. В нее с разбега уткнулись ясаулы, затрясли, загрохотали. С вершины башни Гариб крикнул:
— Э-эй, люди Диарбекира!.. — и, ударив пальцами по струнам саза, запел:
Что услышит отец — не страшись, моя нежная!Пусть нас ждет даже смерть, Шасенем дорогая!Пусть даже смерть нам грозит неизбежная, —Счастья знали мы час, Шасенем дорогая…К Золотой крепости сбегались толпы народа, с башни долетал голос Гариба:
Твой отец нам грозит, но не бойся, красавица.Он тебя пощадит, лишь со мною расправится.Мне не страшно: пусть шея моя окровавится.Умирают лишь раз, Шасенем дорогая…Молча слушал народ. В тяжелую дверь, запертую болтом, врезались топоры, летели щепки. Гариб пел:
Соловей свою розу забудет ли милую?Ты сковала мне сердце волшебною силою.Пусть мне голову рубят… И все ж над могилоюБудешь солнцем для глаз, Шасенем дорогая.Тут ясаулы ворвались на вершину башни и схватили Гариба.
Пришел день конца его жизни и конца его смерти: Гариб стоял перед шахом, его держали ясаулы.
— Неужели ты забыл о страхе передо мной? — спросил шах.
Гариб сказал:
— Мир полон словами, а я знаю только одно слово: Шасенем.
— Ты безумен, — сказал шах. Гариб сказал:
— Безумие человека в том, что он скоро забывает и горе и радость. А я не безумен: как же могу забыть любимую?
Шах подумал и сказал:
— Отрубить ему голову!
И его слова пошли из уст в уста, пока не дошли до Шасенем.
— Шах приказал отрубить ему голову! — сообщила ей Гюль-Нагаль.
Вырвавшись из рук подружек, Шасенем выскочила на базар. Горожане пробовали остановить ее, уговорить, но она видела только их открывающиеся рты, а слышала «отрубить ему голову» — голос Гюль-Нагаль.
В воротах Золотой крепости ясаулы преградили ей путь. Отбросив их копья, Шасенем кинулась во дворец. Шахиня перехватила ее, тоже что-то говорила, но и ее Шасенем не слыхала, а слышала «отрубить ему голову».
Ничего другого не видя, ничего другого не слыша, вбежала Шасенем в комнату шаха. И он пытался ее успокоить, нежно гладя дочь по голове, что-то говорил, открывая и закрывая рот, пока Шасенем вдруг не заплакала. Сквозь ее плач все тише звучало в ее ушах «отрубить ему голову», все яснее делался голос шаха, сперва он журчал подобно ручью, потом она начала понимать слова:
— … Пойми, я и сам не хочу рубить ему голову. Но как я могу его не казнить? Я отослал его в Змеиные пески, он вернулся. Без головы он уже не сможет вернуться!