Круглая Радуга
Шрифт:
Встречала я Летучего Голландца, он стал послушным, как мелкий краб,
С тех пор орёт по всем морям: «Не залупайтесь на бизнес Гори Гнаб!»
После чего она ухватывается за своё рулевое колесо и добавляет ходу. Теперь они стремглав несутся в борт полузатонувшего сухогруза: чёрное вогнутое железо в мазках красно-свинцового, каждая заржавелая заклёпка и проломленный лист надвигаются, нависают—Эта женщина точно неуравновешенная. Слотроп зажмуривается и хватается за одну из хористок. С «эгей!» из рулевой рубки,
– Она затевает что-то не очень законное,– Отто минутой позже, переведя дух,– будьте начеку. Я не знаю что с ней делать.
– Бедный мальчик,– улыбается девушка.
– О,– грит Отто.
Слотроп оставляет их, всегда рад видеть, что молодые люди симпатизируют друг другу, и присоединяется к фон Гёлю и Нэришу на корме. Фрау Гнаб сделала, уваливая, поворот овештаг к северо-западу. Вскоре она идут вдоль береговой линии по бело-полосованной соле-пахучей Балтике.
– Ну. И куда мы теперь, корешки?– хочет знать повеселевший Слотроп.
Нэриш молча вылупился: «Это остров Юзедом»,– поясняет фон Гёль, мягко: «С одной стороны он омывается Балтийским морем. Кроме того он ограничен двумя реками. Они называются Свин и Пене. Мы вышли из реки Свин. Мы были в Свинемюнде. Свинемюнде означает ‘устье реки Свин’».
– Ладно. Ладно.
– Мы направляемся вокруг острова Юзедом в место являющееся устьем реки Пене.
– Попробую угадать… значит то место будет называться Перемюнде, верно?
– Очень хорошо.
– Ну и?– Следует пауза.– О. О, то самое Пенемюнде?
Нэриш, оказывается, работал там. Теперь в состоянии составить некую идею о Русских оккупантах там.
– Ещё там была фабрика производства жидкого кислорода, на которую я положил глаз, заодно,– Шпрингер и сам уже сбавил ходульность,– Я собирался запустить производство—мы всё ещё прощупываем насчёт той в Фолькенроде, в бывшем Институте Геринга.
– Есть ещё куча ЖК генераторов вокруг Нордхаузен,– Слотроп старается быть полезным.
– Благодарю. Они отошли Русским, если помните. В том-то и проблема: не будь это столь вопреки Природе, я бы сказал, что они не знают чего хотят. Дороги на восток забиты день и ночь грузовиками Русских, битком с матчастью. Добычей любого сорта. Но без чёткой упорядоченности пока что, кроме обдирай-и-отправляй-додому.
– Охренеть,– Слотроп-умница на это,– как по-вашему, они нашли уже тот S-Ger"at, а, мистер фон Гёль?
– А, умно,– сияет этот Шпрингер.
– Он человек от ОСС,– стонет Нэриш,– говорю тебе, надо от него избавиться.
– S-Ger"at идёт нынче за lb10,000, половину вперёд. Интересуетесь?
– Не-а. Но я точно слыхал в Нордхаузене, что он у вас.
– Неверный слух.
– Герхардт—
– Он в порядке, Клаус.– Взгляд, с которым Слотроп уже сталкивался, так продавец автомобилей сигналит своим напарникам тут нарисовался полный идиот, Леонард, смотри не спугни его, ладно? Мы специально распустили этот слух в Штеттине. Проверить, как отреагирует Полковник Чичерин.
– Блядь. Опять он? Этот среагирует, будьте уверены.
– Ну вот это мы и хотим узнать сегодня в Пенемюнде.
– Ё-моё,– и Слотроп пересказывает о поимке в Потсдаме, и что, по мнению Гели, Чичерина интересует не столько запчасти Ракеты, как расправа с Оберстом Тирличым. Если это как-то зацепило двух чёрнорыночников, виду они не подали.
Разговор перетёк на что-то типа тех вольных, многоимённых пересказов, которыми мать Слотропа Нэйлин любила занять себя во второй половине дня—Хелен Трент, Стелла Даллас, Мэри, Благородная Жена за Кулисами...
– Чичерин сложный человек. Это почти как если… он думает, что Тирлич как бы… другая часть его—чёрная версия чего-то сидящего внутри него самого… Что-то, что ему нужно… ликвидировать.
Нэриш: Ты считаешь тут может быть какая-то… какая-то политическая причина?
Фон Гёль: (покачивая головой) Я просто не знаю, Клаус. После того случая в Центральной Азии—
Нэриш: Ты имеешь ввиду—
Фон Гёль: Да. Киргизский свет. Знаешь. Забавно, что он никогда не хотел, чтобы его считали империалистом—
Нэриш: Никто из них не хочет. Но эта девушка...
Фон Гёль: Малышка Гели Трипинг. Та, что считает себя ведьмой.
Нэриш: Но ты действительно думаешь, что она пойдёт на этот—этот её план, заполучить Чичерина?
Фон Гёль: Я думаю… Они… да...
Нэриш: Но Герхардт, она же его любит.
Фон Гёль: Он не устраивал свиданий с ней, не так ли?
Нэриш: Ты же не хочешь сказать, будто—
– Слышь,– взборматывает Слотроп,– что за околёсицу вы тут плетёте, вообще?
– Паранойя,– Шпрингер огрызается досадливо (как люди огрызаются, когда их отрывают от увлекательной игры).– Тебе этого не понять.
– Ну ызвиняюсь, надо отойти проблеваться,– классычная реплыка среди чарующей школы лохов, типа этого Тактичного Тайрона тут у нас, и довольно-таки продвинутый способ для суши, но только не тут, где Балтика не даст не укачаться до тошноты. Шимпы хором блюют накрывшись брезентом. Слотроп присоединяется у поручня к жалкой участи музыкантов и девушек-хористок. Они инструктируют его о тонкостях занятия типа не блевать против ветра и выбирать момент, когда корабль качнёт поближе к морю, Фрау Гнаб выражает надежду, что никто не заблюёт её корабль, с ледяной улыбкой д-ра Мабуса в особенно удачный из его дней. Её слышно из рулевой рубки теперь, где она воет свой морской напев: «"O"o"o"o"o"o»,– подпевает Слотроп за борт.
И так вот их отчаянное предприятие катит вдоль берега Юзедома, под облачно-летним небом. На побережье зелёные поля расстилаются двумя мягкими ступенями: повыше них цепь холмов в густых дубравах и соснах. Курортные городишки с белыми пляжами и заброшенными причалами проворачиваются на траверзе ревматически заторможено. Суда военного вида, наверное Русские торпедные катера, время от времени виднеются, разбитые, в воде. Ни один не прерывает вояж Фрау. Солнце то спрячется, то выглянет, обращая палубу на чётко очерченный миг в жёлтое поле вокруг тени каждого. Это позднее время дня, когда все тени отбрасываются по общему азимуту восток-северо-восток, как пробные ракеты запускались всегда в море из Пенемюнде. Точное время на часах, которое менялось в течение года, известно как Полдень Ракеты… и звук, что должен был в тот момент наполнять воздух для благоверных можно сравнить лишь с полуденной сиреной, в которую верит весь город… и утроба резонирует, затвердев как камень...