Круглый год

Люсич Н

Пасха

Конец марта, это время сырого снега с дождем. Нет ни желаний, ни сил, – организм ждет солнца, воздуха и жизни без искусственного отопления. В новой школе мы с Вероникой получаем четверки и пятерки только по той причине, что больше нечем заняться, кроме домашних заданий.

На улице машины раскатали дорожки для ручьев, появился асфальт и по нему течет вода. Помню, в детстве мы всегда складывали кораблики из бумаги, надевали их друг на друга и ходили с этой стопкой от ручья к ручью. Бумажные кораблики неустойчивы, они быстро промокают, ложатся на бок и тонут. Дядя Витя, наш сосед со второго этажа, делал кораблики из пробок от бутылок. Он разрезал их вдоль, и сверху втыкал спичку, на которой был приклеен цветной бумажный флажок. Увидев

у подъезда детей, он высыпал каждому по горсти разноцветной флотилии. Видимо, у него было много пробок и желание делать кораблики, но запускать их в весенние ручьи дядя Витя считал исключительно детским занятием. Весь двор ценил его кораблики, и у нас до сих пор где-то лежит коллекция пробочных судов с разноцветными парусами.

Но, если честно, быстрее всего плавали простые спички. Мы с Вероникой запускали их наперегонки, но потом путались, где чья, и кто выиграл. Теперь, видя никому не нужные ручьи, я немного грущу по корабликам нашего детства.

В Чистый четверг, накануне Пасхи, мы с бабушкой ездили на кладбище. Добирались долго, – сначала на автобусе, до конечной, а потом шли пешком вдоль невысокого кованого забора, огораживающего городское кладбище. На улицах города к этому времени уже было сухо, только вдоль дороги возвышались почерневшие сугробы. Как ни странно, кладбище напомнило мне Московские парки ранней весной, только оно было несколько меньше размером, ну, и с крестами и надгробиями. Над могилами росли высокие березы и клены, встречались даже сосны и дубы, но чаще всего попадались туи и сирень. Под деревьями лежал снег, сквозь ветки светило яркое солнце, и только по центральной асфальтированной аллее лился поток талой воды, как по каналу. Там, где появились проталинки, все было залито по щиколотку, и мы обходили лужи по снегу.

На могиле прабабушки ничего полезного мы сделать не смогли, – и прошлогодние цветы, и вазочка, все еще вмерзло в землю, и целиком пребывало в зимней спячке.

– Ну, протопчите, хотя бы, дорожки вокруг! – сказала бабушка, и мы, обутые в громоздкие зимние ботинки, ходили вокруг могил и приминали рыхлый мокрый снег между оградами.

Вчера мы красили яйца. Бабушка – луковой шелухой, Вероника – краснокочанной капустой и куркумой, а я – сушеной крапивой. Капуста дала красивейший сине-зеленый цвет, куркума – темно-желтый, крапива – коричневато-зеленый в крапинку, который мне совсем не понравился. Вероника сказала, что они похожи на яйца птеродактиля, а бабушка шикала на нее за такие слова. Когда все крашенки сложились в одну тарелку, получилось очаровательно! Луковые, самые темные, выглядели красными, на их фоне куркума стала вдруг прекрасно желтой, а пестрые «яйца птеродактиля» оказались светло- зелеными, но тоже очень-очень приятными.

Дед Миша

Мама, как твои дела? Ты, хоть, скучаешь по нас? Как думаешь, ты правильно сделала, что уехала? Напиши, что-нибудь о себе, а я расскажу про наше житье-бытье. Понятно, что здесь не может быть ничего интересного в привычном смысле, но, знаешь, здесь совсем другие, свои смыслы. Как бы это объяснить?

У бабы Маши есть сосед дед Миша, он помогает ей по хозяйству, а бабушка его подкармливает. Как-то на днях с утра пораньше дед Миша появился у нас на крыльце, приоткрыл дверь и позвал бабушку зычным голосом, как он это любит. Мы три раза прослушали его зазыванье, а потом в один голос прокричали, что она ушла на рынок. Дед Миша недовольно крякнул и пробурчал под нос что-то невнятное, – он явно не знал, чем бы заняться. Потом он сходил к себе домой и вернулся с пилой в руках, до обеда возился во дворе, а, когда вернулась бабушка, гордо доложил:

– Я убрал стол из-под сирени, – все равно там никто не сидит, потому что над ним куст нависает.

– Как же ты его убрал? – спросила баба Маша, – там столешница была прибита к старому пню.

– Вот так. Отпилил.

Бабушка пожала плечами, но возмущаться не стала – да, про этот стол никто не помнил, но он и не мешал.

На следующий день дед Миша опять все утро ходил вокруг дома, а за обедом похвастался, что спилил старую сирень, которая нависала над столом и загораживала свет молодой вишенке.

– Да какая же она молодая? – удивилась баба Маша, – ей уж лет двенадцать, она просто чахлая какая-то. Сирень-то ладно, она снова вырастет, не успеешь оглянуться.

На третий день дед Миша провел в палисаднике еще около часа. Вернувшись, он присел на табурет, как бы немного передохнуть.

– Маша, спилил я вишню эту, как ты и просила.

Баба Маша сердито посмотрела на соседа.

– Сдурел, что ли?!!

Дед Миша немного помолчал, а потом возмущенно возразил:

– Ну, что мне еще пилить, скажи? Я же всю зиму эту пилу точил!

Мне кажется, что это смешно. Вероника говорит, что это глупо.

Ну, не знаю. Мама, как, по-твоему?

Весна

Веронику оставили после уроков переписывать сочинение, а я пошла на речку. Как оказалось, до реки здесь совсем недалеко, минут пятнадцать ходьбы вниз по переулку. Сижу на мосту одна. Вода, ветер, лягушки квакают вокруг, и птички чирикают. Лодочка чья-то привязана. Стрекоз синих так много, что они постоянно врезаются в меня на лету. Ласточки роют норы под обрывом. Весь воздух наполнен их писком. Ни одной живой души вокруг.

Что тебе еще написать?

Начало лета

На эти выходные мы опять едем в Красноярку, – маленькую деревню, где живет двоюродная сестра бабы Маши. Бабушки-сестры удивительно похожи – невысокие, коренастые, морщинистые, только платки у них всегда разные, – у бабы Маши белый, а у бабы Клавы обязательно черный. На самом деле, можно было бы и не ехать, но в Бугуруслане жутко скучно, поэтому поездка в Красноярку для нас вроде развлечения. На самом деле, баба Маша берет нас для того, чтобы мы помогли ей нести сумки. Туда мы везем крупу, макароны и тушенку, а оттуда – картошку, яйца и молоко. До деревни час езды на маленьком старом автобусе, да и тот ходит всего два раза в день. В Красноярке новых домов нет, и людей почти не видно, улицы не асфальтированы, отопление в домах печное, а воду надо набирать в колонке. За деревней протекает река Большой Кинель, а за рекой – лес. На противоположный берег можно перейти по узкому деревянному мосту, но до него еще надо дойти.

Когда тебе кажется, что нет ничего, глуше Бугуруслана, и ты смиряешься с этим, то вдруг оказывается, что есть еще более заброшенные места. Я бы не удивлюсь, если бы мне сказали, что в этой Красноярке живет и Баба Яга, и Змей Горыныч, и Серый Волк просто потому, что должен же здесь кто-то жить, кроме бабы Клавы!

Первый раз мы оказались в Красноярке в конце мая, в один из хмурых ветреных дней, каких было много этой весной. Сидеть в душной избе не хотелось, и мы ушли гулять, хотя день выдался очень холодный. Мы дошли до соседней деревни, там заблудились среди запутанных улиц, и никак не могли понять, как вернуться обратно. Мы с Вероникой спорили на каждом перекрестке, и, куда бы ни сворачивали, в результате оказывались у одной и той же ржавой трансформаторной будки, которая, очевидно, была центром этой деревни. Пока мы кружили по местным дорогам, все больше молчали, но, если и говорили, то об этой погоде, – на что она похожа? Для ранней весны сейчас слишком тепло, для поздней осени слишком сухо, для пасмурного лета, жуть как холодно. Согласились на том, что в детстве таких холодных дней было много. Мы вспоминали колготки, летние кофточки, легкие вязаные шапочки и постоянное ожидание солнца. При этом на небе были лишь тучи и облака.

Лето и сейчас никак не начнется – ни тепла, ни солнца. Вероника сказала, что будет рисовать наброски с натуры, и даже взяла для этого в деревню свой альбом. Бабушки выдали нам две старые куртки, резиновые сапоги, детский стульчик и низкую скамеечку, сказали «С Богом!» и даже не спросили, куда мы пойдем и когда вернемся! Конечно, мы пошли в сторону реки. А куда еще можно податься в этой нелепой одежде и с неудобными табуретками в руках? Спасибо за это Веронике – великой художнице!

С утра накрапывал дождь, но потом он прошел как-то незаметно. Мы уселись под большим деревом с видом на реку. Вероника скрючилась над своим альбомом, пытаясь пристроить альбом на коленках, а ветер трепал листки, не давая ей рисовать. Вероника злилась, но занятие не бросала.