Кругосветка
Шрифт:
Тут Дики увидела Его и о мелочах разом забыла.
Топорик покоился у правой руки мертвеца. Одноручное оружие, ничуть не тронутое ржавчиной, темный металл на чрезвычайно ухватистой светлой рукояти. Явно не рабочий инструмент: на тыльной стороне обуха хищный, чуть изогнутый острый «клюв» — недлинный, но однозначно созданный для разящего пробития лат и черепов (хоть изящных, хоть защищенных шлемом, хоть мягковатых каннибальских)…
Огонек зажигалки в дрогнувшей руке обжёг разведчице палец. Дики зашипела, перехватила погасший осветительный прибор другой рукой, сунула
Сидя в темноте, она осмысливала ситуацию.
Видимо, судьба. Как у Мамы, только строго наоборот. В погодном смысле наоборот, а так — точь в точь. Но, может и нет, вот же хозяин — рядом, очевидный и осязаемый — он может возразить. Но топор-то… такой топор… это же…
Дело не в том, что подобное оружие в ситуации «островного каннибализма» было бы весьма и весьма к месту. Топор сразу понравился разведчице. «Лег на душу», как сказали бы многие опытные люди. Даже в непроницаемой темноте Дики как воочию видела безукоризненный изгиб боевой стали и прекрасную рукоять. Интересно, из чего она выточена? Почти светилась при слабеньком огоньке зажигалки. А «борода» какая?! Топорик же сидеть за поясом будет как влитой. Не-не, так нельзя, надо вести дело серьезно, без глупостей, может, даже и не суждено…
Разведчица щелкнула зажигалкой, кашлянула, и начала:
— Вижу, вы человек умный, опытный и рассудительный. Позвольте представиться — я Дики-с-Медвежьей. Попала сюда, можно сказать, случайно…
Она рассказывала, сидя уже в темноте (газ в зажигалке не бесконечный, нужно экономить). Древний мертвец слушал, не перебивал, улыбался. Ну, что не перебивал — не удивительно, а вот насчет улыбки…. Сколько не уверяй себя, что это просто зубы высыпались, все равно чудится, что улыбается. И вообще вроде как взаимная симпатия имеется. Странно так о мертвецах говорить, но не врать же себе — что есть, то есть.
…— я, значит, второго камнем бахнула, он поплыл, они кинулись вылавливать. Вот не знаю: сожрут или лечить будут. Абсолютно непредсказуемые люди…
Гудел ливень над Утесом Обломков, журчали ручьи, проникающие в старый корабль, Дики пришлось подвинуться — за шиворот снова начало капать.
…— вот и выходит: нужно как-то выбираться, но нужно и Ската-Ма выручить. Шанс-то есть что моряк еще живой. А он и вратарь отличный, да и нашего экипажа. Собственно, не в этом дело. Просто нормальный человек, нельзя дикарям его жрать. Вот такая эта самая дилемма… — Дики помолчала и напрямую спросила: — Так посодействуете? Можно взять?
Во тьме стояла журчащая тишина. Похоже, своего оружия покойнику было жаль. Можно понять: привычка, память о жизни, да и вещь отличная. С другой стороны, он же хоть и очень древний покойник, но понимающий.
Дики вновь зажгла зажигалку. Череп все так же улыбался, но, скорее грустно.
— Ладно, разве я не понимаю? Понимаю. Обойдусь как-нибудь. Ваше оружие, тут ничего и не скажешь, — тяжко вздохнула Дики.
Ливень снаружи, казалось, еще усилился, корпус драккара тек уже как решето, задницу разведчицы подмочило, воздух стал густым и холодно-парным, словно в остывшей бане сидели. Наверное, от этой тяжелой влажности
У Дики, невзирая на угрозу полного ливневого затопления, пересохло во рту.
— А… можно, значит?
Мертвец дополнительных знаков не делал, но всё и так было очевидно.
— Благодарю. Пользоваться буду аккуратно, оружие ценить, вас вспоминать самыми добрыми словами.
Подсвечивая себе зажигалкой, разведчица перегнулась через хозяина оружия и взялась за светлую рукоять.
Ух, прямо как по руке делали, пусть и немного на вырост.
Топор оказался увесист, но в самую меру. Острие в потемках разглядеть сложно, но и так понятно — отличное.
— Спасибо. Постараюсь не посрамить.
Дики в восторге глянула на щедрого мертвеца и осознала, на что именно нужно было обратить внимание в первую очередь.
— Ох…
У покойного не было ног. Нет, не то что кости развалились и растворились в водах сотен, а может и тясяч Ночных Дождей. Как раз берцовые кости были очевидны — тускло белели, четко срезанные пониже коленных суставов. Именно срезанные, не срубленные или раздробленные. Словно хирургической пилой отпилили, может, даже четче…
Значит, все-таки был бой. Потом заполз сюда и умер.
— Да помогут вам ваши боги, это была нелегкая, но достойная смерть, — прошептала Дики. — Вас, наверное, нужно как-то достойнее упокоить. Я постараюсь потом вернуться. Сами знаете: по закону и уставу сначала заботимся о раненых и живых, потом о погибших. Ну, вы, наверное, уже не очень торопитесь. Может, сказать-передать что-то нужно? Я-то сама глухая и подслеповатая по этой части, но сестра у нас очень сведущая. А?
Покойник молчал: то ли ему было все равно — его давным-давно никто не ждал, передавать нечего и некому, умер вполне упокоено, то ли обдумывал столь неожиданное предложение. Оно и понятно: лежишь веками, отвыкаешь от общения.
Дики тоже молчала, слушала гул ливня, баюкала в руках топорище — оно было чуть шероховатое, надежное, и все равно непонятно из чего сделанное — ведь за столько лет ничуть не рассохлось. Но по-любому прямо как от рождения в руках этот топор и лежал.
Потом, кажется, разведчица задремала. Очнулась от того, что рубашка холодно облепила плечо, с досок текло на шею, зато снаружи стихло. О! Кончился ливень!
Дики закряхтела, поднимаясь. Поджатые ноги порядком затекли, в сапогах было мокро и противно.
— Пойду. Пока местное людоедство не прочухалось. Еще раз благодарю. Не знаю как оно пойдет, но постараюсь еще наведаться. Не поминайте лихом…
Она выбралась в пролом, и оглядываться не стала — все равно во мраке ничего не видно.
Снаружи мир малость посветлел, черные тучи начали принимать привычный багрово-красно-желтый оттенок. Ливня уже не было — словно выключили что-то наверху — зато среди камней, по бортам судов, по обломкам стремились пенные ручьи, все впадины и выемки оказались до краев полны водой.