Кругосветное путешествие юного парижанина
Шрифт:
Фрике старался изо всех сил запомнить классификацию видов и методично изучить эту занимательную книгу природы. Говорят, путешествия формируют молодых людей при условии, что они приобретают новые знания и обращают их на пользу, а стало быть, «Кругосветное путешествие», задуманное Фрике, не будет бесплодным.
— Ах, доктор, — не раз говаривал наш гамен, обращаясь к Ламперьеру. — Если бы не вы, я бы изучал ботанику возле топки машины! Мне так хочется учиться. Больше любишь и больше восхищаешься, когда знаешь!
— Прекрасно сказано, Фрике, — проговорил Андре, умиленный столь серьезным подходом маленького парижанина
— О! Видите ли, месье Андре, я никогда не утруждал ее так, как сейчас! Надо нагонять упущенное! И учиться у вас так приятно. Мне слишком хорошо.
Утром караван вновь неторопливо отправился в путь.
Чернокожие с трудом двигались под ритм простенькой мелодии. Слон шел налегке: трое европейцев решили размяться и пройти один переход пешком. Фрике беспечно перебегал из стороны в сторону в поисках то плода, то ягоды, то насекомого. И вдруг раздался отчаянный крик.
— Что случилось? — спросил доктор.
— Я обо что-то уколол ногу.
— Покажи… быстро!
— Да нет… ничего… меня, наверное, укусил красный муравей, так щекотно. Ой! Похоже, что-то серьезное… Доктор, мне плохо… Сердце схватило… Доктор! Мне холодно…
— Дитя мое! Маленький мой… что с тобой?.. Говори…
— Там… на ноге… что-то в меня вцепилось… Больше гамен говорить не мог: страшно побледнев, он откинул голову назад, глаза закрылись, тело била дрожь. Фрике упал бы, если бы Андре не подхватил его.
С того мгновения, как Фрике закричал, прошло всего две минуты. Что же случилось?
Доктор быстро закатал бурнус Фрике.
— Бедный мальчик!..
На ноге, пониже колена, виднелась маленькая желтая змейка, длиной не более сорока сантиметров, она прокусила тонкую ткань панталон Фрике и глубоко впилась в тело.
Все силы маленькой рептилии, казалось, сосредоточились в этом укусе; ужалила она от ярости и теперь не могла высвободиться. Ее отвратительное скрюченное тельце оставалось жестким и неподвижным, точно в каталептическом [176] состоянии.
176
Каталепсия — оцепенение, застывание тела в неестественных позах, сопровождается потерей способности к произвольным движениям.
Доктор быстро раскрыл большой складной нож так, чтобы угол между рукояткой и лезвием составил примерно сорок пять градусов. Затем просунул рукоятку под тельце змеи и дернул на себя, после чего с глухим щелчком лезвие раскрылось полностью.
Удар обезглавил змею. Зубы ее наконец разжались, и голова рептилии упала подле туловища, свалившегося в выгоревшую траву.
На месте укуса виднелись две ранки, оставленные острыми зубами. Вокруг уже появилось синеватое пятно размером с пятифранковую монету.
У чернокожих при виде маленькой желтой змейки на лицах появилось выражение ужаса. По их мнению, Фрике уже пропал, ведь укус этой змеи считается смертельным.
— Такова судьба, — хладнокровно проговорил подошедший Ибрагим. — Твой друг, — добавил он, обращаясь к Андре, — умрет.
Маленький парижанин находился в обмороке.
— Доктор!.. Друг мой!.. Спасите его!.. — отчаянно воскликнул молодой человек. —
— Спокойно! Предоставьте действовать мне.
Доктор мгновенно сделал на коже гамена крестообразный надрез ножом и, не боясь погибнуть от сильнейшего змеиного яда, стал отсасывать ртом кровь, не желавшую даже свертываться.
— Дайте я! — попросил Андре.
— Ну нет! — проговорил хирург, сплевывая кровь. — А вдруг яд на вас подействует? Тогда погибнем все трое… и потом, я все же врач…
— Это мой друг!
Битва великодушных намерений завершилась победой Андре, и он энергично проделал ту же опасную операцию, что и доктор.
А что же в это время делал негритенок?
Мажесте был потрясен до глубины души. Он хотел, как во время охоты на гориллу, предложить что-то, но не смог внятно объяснить.
Видя бесполезность усилий, он схватил у одного абиссинца кирку и стал яростно бить землю. Что он задумал? Неужели решил выкопать могилу другу? Или усомнился в правильности действий белых людей, до того представлявшихся ему существами высшего порядка?
Надо было прижечь ранки. Калить нож уже было некогда. Полезть в патронташ, достать патрон, вскрыть его пальцами и высыпать содержимое на открытую рану оказалось делом минуты.
Ибрагим флегматично попыхивал трубкой.
— Возьмите-ка, — сказал он, решительно дернув доктора за одежду.
Сгоревший табак превратился в уголь, который доктор и высыпал на кончик ножа.
Порох воспламенился. Кожа почернела, вздулась, треснула…
Невыносимая боль — результат прижигания — казалось, оживила Фрике, до того погруженного в глубокий обморок. Но несчастный был мертвенно бледен и еле дышал. Глаза были плотно закрыты.
Негритенок же рыл яму со все возрастающей скоростью.
— Доктор… месье Андре…— спустя минуту едва выговорил бедный Фрике, — конец… Надвигается холод… как жаль, я так вас всех люблю… Позаботьтесь о моем бедном… черном… брате… я умираю! Но… мне хочется умереть достойно!.. — добавил парижанин и из последних сил произнес: — Прощайте… друзья мои!..
Доктор, бледный, точно призрак, массировал мальчику грудь. На глазах Андре показались крупные слезы. Двое мужчин представляли собой живое воплощение страдания, достигшего предела. Абиссинцы Ибрагима, все до одного обожавшие маленького парижанина, да и сам Ибрагим, тоже тяжело переживали случившееся.
— Такова судьба, — тихим, низким голосом проговорил работорговец и со скорбным почтением склонился над умирающим.
Раздалось рычание, совершенно не похожее не человеческий возглас. Чернокожий мальчик, завершивший свой непонятный труд, отбросил кирку и, не переводя дыхание, жадно хватая ртом воздух, обливаясь потом, одним прыжком подскочил к Фрике.
— Моя не хочет твоя умирать! — сказал он.
И, приподняв с невероятной силой тело друга, понес его к свежевырытой яме.
Он обнажил до самого бедра укушенную ногу Фрике, посиневшую, распухшую и уже наливавшуюся желтоватым серозным инфильтратом [177] .
177
Инфильтрат — местное уплотнение и увеличение объема мышечных тканей вследствие скопления в них крови при воспалении, опухолях и проч.