Круговорот лжи
Шрифт:
— И все же ты мог бы намекнуть в соответствующем кабинете, что кое у кого есть небольшие сомнения в подлинности этого полотна — нет, не у тебя самого, упаси Господь, или у какого-нибудь авторитетного эксперта. Просто один знакомый…
— Но это нужно сделать очень деликатно, — обеспокоенно произнес он.
— Я полагаюсь на тебя. Ведь это твоя епархия, не так ли? Заставить клиента мыслить в нужном направлении. Но я не думаю, что это будет очень трудно. Такие люди не любят оказываться в дураках.
Я вдруг подумал, что тут можно было бы использовать Илайну. Достаточно одного слова, случайно оброненного в постели… Какая жалость, что совесть проснулась в Генри именно сейчас.
— Почему ты улыбаешься? — спросил Джордж.
— Просто так. Забавный у нас получился разговор. Да и сама история этой картины забавна. Мы оба знаем, что это отличная работа. Но сейчас речь не о том, не правда ли?
Он с досадой ответил:
— Мы с тобой зарабатываем себе на хлеб. Я не заставляю покупать картины вдов и сирот. Никто не выманивает у них последние жалкие гроши. Я считаю картину подлинной. В ней чувствуется небольшое влияние Корреджо, но для того времени это естественно. Я имею в виду время создания подлинника. Чего ты от меня хочешь?
— Чтобы ты заказал новый ящик, положил туда картину и не ругал Вдову. А теперь давай посмотрим остальное.
Он снова фыркнул, на сей раз уже весело.
— Только если ты сможешь обуздать свой профессионализм и принципиальность.
Мы по очереди ставили на соседние мольберты оригиналы и мои копии. Молча. Я вспотел. Время от времени Джордж смотрел на меня, поднимал брови и коротко кивал. Его молчание не было местью. Ему действительно не нужна была моя принципиальность, но профессионализм он ценил. Это были почти два года моей работы. Наконец он задумчиво протянул:
— Не так уж плохо… — А потом непринужденно добавил: — Если ты так же доволен, как я, можешь начинать праздновать.
Облегчение было неимоверное. Я сказал:
— О, я хорошо умею обезьянничать. Конечно, нужно еще немного поработать. Хотелось бы кое-где слегка приглушить тона, чтобы точнее передать краски фона. Я не рискнул делать это в Норфолке, чтобы Вдова не поднимала шума. Кроме того, я не уверен в той девушке с «Вязальщиц снопов». Пентименто вокруг головы. Такое впечатление, что автор начинал писать чепец. Но просвечивание ничего не дало.
Он рассеянно сказал:
— По-моему, все нормально… Черт побери, мне не следовало говорить про праздник. Ужасно бестактно с моей стороны. Я так понимаю, что о Тиме не слышно ничего нового?
— В полиции нам сказали, что его данные в компьютере. Не думаю, что они ведут активный поиск.
— Ну да. Вряд ли они носятся в патрульных машинах, боясь за свою задницу… Черт, мне очень жаль. И ужасно обидно за тебя!
— Ко всему привыкаешь. Это что-то вроде преддверия ада. — Тоннель во тьме; черная дыра в горе; исчезающий в ней Тим; его уменьшающаяся тень… Я засмеялся, пытаясь побороть боль, от которой сжалось горло. — Как всегда, спасает работа. Я пытаюсь убедить себя, что он вступил в Иностранный легион.
— Тим? Это был бы впечатляющий поступок, да? Но лично я думаю, что он примкнул к какой-нибудь коммуне. — Он поставил моих «Вязальщиц снопов» на один мольберт, оригинал на другой, сделал шаг назад и сказал: — Очень неплохо.
— Думаю, я правильно передал цвет зелени. Это была тонкая работа. Автор добивается нужного эффекта простым наложением красок. Всего два слоя. Кое-где у него даже просвечивает грунтовка. Тут нужна легкая рука, иначе получится грязь. Пришлось потрудиться. Честно говоря, это моя вторая попытка. Поначалу я не сумел достаточно раскрепоститься.
Джордж равнодушно кивнул. Мог бы хотя бы из вежливости притвориться, что ему это интересно, обиженно подумал я. Он сказал:
— Видимо, первая жена Оруэлла чистила «Вязальщиц» в компании «Гамильтон и Керр». Это большая удача. Ее свекровь могла приказать своей домработнице поскрести картину щеткой. Думаю, именно это полотно мы и выставим, а рядом повесим твою копию в такой же раме. Она тебе нравится, правда? Ты еще не пометил ее, нет? Я имею в виду не твою подпись. — Раньше Джордж не подавал виду, что знает о моем тайном увлечении. Он хитро улыбнулся мне и сказал: — Кажется, тут чего-то не хватает.
— Ты возражаешь?
— С какой стати? Это просто маленькая месть, которая доставляет тебе удовольствие, не мешает мне получать прибыль, а через пятьдесят лет заставит художественных критиков поломать голову. К твоему сведению, тут нужен более острый глаз, чем у нынешних искусствоведов. Сколько времени тебе потребуется, чтобы все закончить?
— Дней десять. Две недели.
— Значит, две недели. За это время нужно будет вставить картины в рамы, напечатать объявления, разослать приглашения. Прибрать в магазине и выставить только двух «Вязальщиц снопов». Черт побери, мне бы хотелось выставить все, но страховка такая, что волосы встают дыбом. Мне пришлось бы превратить это место в Форт-Нокс: круглосуточная охрана, новые замки и все прочее. Один Бог знает, чего они потребовали бы, если бы мы вытащили из запасников все, что там есть. — Он пыхтел и в шутливом отчаянии надувал пухлые щеки. — Клянусь тебе, я не буду жалеть, когда все кончится. Только не думай, что я не испытываю благодарности к твоей доброй тетушке Мод. Просто я прыгнул выше головы. Мне по душе тихая жизнь… Думаю, это Илайна виновата. Она вконец меня измучила. Конечно, мне жаль девочку, но я устал. Я догадывался, что у нее кто-то есть. Она всегда слишком тщательно выспрашивала, на сколько я уезжаю, когда вернусь и так далее. Ну и что? В конце концов, почему бы ей не иметь любовника? Она не девочка и ничего не обязана мне рассказывать. Это не мое дело!
И все же Джорджу было больно. Он слишком гордился, что ладит со своей обожаемой красавицей-дочерью. Может быть, теперь он излечился от своей любви? Или просто бичевал себя за глупость? Я никогда не видел его таким возбужденным. Он шумно вздохнул и сказал:
— Самое ужасное в молодых женщинах — то, что они думают только о своих чувствах. Впрочем, это свойственно всем женщинам. Просто с возрастом они слегка успокаиваются.
Я ответил:
— Мой опыт этого не подтверждает.
— Нет? Ну что ж, тебе лучше знать. — Он покачал головой и растерянно посмотрел на меня. — Я совсем забыл, что Клио и Илайна ровесницы. Тьфу ты, опять ляпнул невпопад!
— Они говорят, что во всем виноваты гормоны, — сказал я. — Послушай, мне очень жаль, что у вас с Илайной нелады. Наверно, это был женатый человек, который не желал, чтобы его жена узнала об измене. Поэтому Илайна ничего тебе и не говорила. А сейчас он дал бедной девочке отставку. Может быть, она сама рада, что избавилась от него, но, конечно, это было очень болезненно.
Больше я ничего не мог сказать Джорджу и переключился на двух «Вязальщиц снопов». Девушка, изображенная на переднем плане оригинала, была в черной шляпе с широкими полями, однако позади слабо виднелся желтовато-коричневый чепец. Я ломал себе голову, почему художник изменил первоначальный замысел. Может быть, он думал, что шляпа будет выглядеть более дерзко, сделает фигуру более выпуклой, добавит достоинства этой жене или старшей дочери фермера, которая грузила снопы на стоявшую позади телегу, а теперь отдыхает от нелегкой работы и смотрит на мир спокойно, прямо и заинтересованно. У нее были широко расставленные светло-карие глаза, правильные черты, решительные и в то же время нежные, но меня привлекало главным образом выражение ее лица.