Круиз самодовольного амура

Калинина Дарья Александровна

Римма Георгиевна кивнула головой:

– Настя ее сильно обидела, и Филипп тоже.

– А Роман?

– Нет, Роман нет. Вообще не пойму, при чем тут этот мальчик. Он гораздо позднее появился.

– Позднее чего?

Римма Георгиевна взглянула на Алену и тяжело вздохнула:

– Не хотела бы я говорить, да, видать, придется грязное белье перед тобой потрясти. Я так поняла, этот следователь, которого Филипп пригласил, он ваш близкий друг?

– Он муж моей лучшей подруги.

– Тогда я вас с подругой попрошу передать ему мои слова… Вернее, предупреждение.

– Хорошо. Передавайте.

Но Римма Георгиевна

не торопилась приступать к объяснениям, а все чего-то бормотала о своем:

– Я в пророчества моей бедной Ираклии верю, – шептала она, избегая глядеть на Алену и глядя при этом в сторону. – Всегда она правду предсказывала. Сколько ее знаю, всегда ее слова сбываются. И значит, Филиппу и впрямь смерть угрожает. Так что расскажу, может, сумеем все вместе придумать, как беду от него отвести. Если вдуматься, то он не так уж и виноват. Это все племянница моя начудила, ее задумка. А Филипп что… Известное дело, если мужчина – голова, то женщина – шея. Куда шея захочет, туда голова и повернется. Как Настя ему сказала, так он и сделал. Его-то лично это дело не касалось, вот он и уступил, не подумал, что к такой беде эта его уступка приведет.

Алена уже ровным счетом ничего не понимала, просто сидела и ждала, когда Римма Георгиевна прекратит говорить загадками и начнет уже изъясняться нормальным языком.

И она начала:

– Петр – муж Ираклии ей и вместо сына, и вместо отца был. Очень она его любила, им одним только и жила. Но и он, надо отдать должное, тоже ее очень любил. Дружно они жили. Да и чего не жить – ни злобы в них обоих не было, ни жадности, ни глупости. Славные люди. Петр другом моего покойного мужа был, я всегда с удовольствием Петю у нас принимала. И Ираклия мне сразу же по душе пришлась. Славная такая была, молоденькая совсем, во всем меня слушалась. Ну, и Петя хороший был человек, нравился он мне. Больше, чем кто-либо другой.

И кинув на Алену встревоженный взгляд, торопливо пояснила:

– Не так, как мужчина, а вообще, как человек.

– Хорошо, я понимаю. И что же случилось с этим замечательным человеком?

– Заболел наш Петя. Тяжело занемог, в больницу лег. Я-то с внуками далеко была, за границей я телефон свой выключаю, чтобы денег лишних не тратить. Хоть зять у меня и при государственной должности, а транжирить лишнюю копейку я все равно не люблю ни свою, ни чужую. Да и что, думала я, может случиться? Дочь, зять, внуки – все при мне. Когда я уезжала, Петя хоть и не вполне здоров был, но такой беды ничего не предвещало. Как гром среди ясного неба. На пляже лежала, когда Настя моей дочери позвонила. Я еще удивилась, что это она звонит? Случилось чего, спрашиваю? Тогда и узнала, что Петя умер от сердечного приступа, и что похороны через три дня.

– И, вы вернулись в Россию?

– Вернулась. Дочь с зятем на отдыхе остались, а я прилетела. Настя меня в аэропорту встречала и сразу же оправдываться начала. Мол, не ожидала, что дело настолько серьезное, а то бы дала, конечно, денег.

– Каких денег?

– Как я понимаю, Ираклия, когда Петя неожиданно слег и срочная операция ему понадобилась, ко всем подряд за деньгами обращалась. И к Насте обратилась.

– И та ей отказала?

– Отказала. Но я ее не осуждаю. Кто Насте этот Петя был? Она его и знать-то толком не знала. Разве что слышала, может, что есть у меня такие друзья – Ираклия и Петр. Нет, я Насте другое простить не могу.

– Что же?

– Ираклия

ее слезно просила, чтобы Настя нашла бы способ, сообщила мне, что Петя умирает, что деньги на операцию нужны…

– А вы бы дали?

– Я? – удивилась Римма Георгиевна. – Конечно, дала бы! Это же Петр!

– Наверное, много денег было нужно.

– У дочери бы в случае чего заняла, – возразила пожилая дама. – Для Пети мне ничего не жалко было, тем более денег.

Алене казалось, что она хорошо понимает сейчас чувства старой дамы. Что деньги? На них не купишь ни часа жизни для того, кого любишь.

– Но вам не удалось помочь старым друзьям, потому что Настя вам позвонила, уже когда поздно было?

– Вот именно. И этого ей ни я, ни Ираклия так простить и не могли. Ну, чтоб Насте стоило чуть раньше звонок сделать? Все было бы сейчас по-другому. А Настя просто отмахнулась от Ираклии – своих дел много, не стала себе голову чужой бедой забивать. Ираклия с Петей ждали от меня весточки, да так и не дождались. Петя умер, а Ираклия… Она стала странной.

– Сошла с ума?

– Нет, буйной или там совсем уж помешанной она не стала. Да и сказать откровенно, некоторые странности за ней и прежде водились. По монастырям любила ездить, по святым местам. Меня с собой звала. Только я до таких поездок не большая охотница, а вот Ираклия частенько ездила. И вещи странные потом говорила. Дескать, голоса слышит, советы они ей дают или даже предостерегают, когда нужно. Вот когда Петя умер, я у нее и спросила, что же ее святые ее мужа-то не уберегли.

– А она?

– Серьезно так на меня взглянула и сказала, что Петя нынче уже не страдает, кончина до срока ему как искупление оставшихся грехов послана, чтобы на том свете в хорошем месте оказаться. Своей ранней смертью он все грехи-то свои и смыл, будет теперь ее дожидаться. А вот тем людям, которые в его смерти из-за черствости и жадности своей повинны, кара будет свыше послана.

– Это она про Настю?

– И про Филиппа тоже.

– А его-то за что? – удивилась Алена. – Ираклия ведь к Насте за помощью обращалась, а не к ее мужу.

– Филипп тоже денег мог Ираклии дать. Фактически мои деньги у него и лежали. Я знаю, у него уж и приготовлено было, чтобы мне долг вернуть. Он мне перед отъездом хотел эти деньги отдать, да я в сборах захлопоталась и сказала, что пусть вся сумма, что мы с дочерью ему одалживали, у него побудет. А как вернусь, так и распоряжусь.

– Но он ведь не мог знать, что вы захотите эти деньги своей подруге отдать.

– Спросить-то ведь мог! И сумма как раз подходящая была, Пете бы на операцию и искусственный клапан как раз хватило. Только и он, как и Настя, сказал, что нас всех на отдыхе тревожить не захотел. Деньги у него так и остались лежать, я их после взять не захотела. Грязными они мне показались, что ли.

Но в этот момент в комнате раздался тихий и при этом очень внятный голос:

– Грех ты ему с души снять не захотела, вот что.

Алена с Риммой Георгиевной повернулись и увидели Ираклию, которая сидела на кровати.

– Зло в нашей семье с тех пор поселилось, – комкая в руках одеяло, быстро заговорила старушка. – Я-то им простила, а ты, Римма, не захотела. Винила ты их, осуждала, все время про вину их твердила, злоба в тебе поднялась. Вот зло в ответ к нам и пришло.

– Ираклия, я-то чем виновата? Зачем ты меня винишь?