Круиз
Шрифт:
– Олег!
Тот снял маску. Это был не Капустин.
Капустин подошел к капитану.
– Ну и история, – сказал ему капитан и кивнул на стоящего рядом военного.
– Кто вас просил лезть?! – резко сказал военный. – Это учения. Вы сорвали учения. Вы за это ответите. Кто вообще вы такой?…
Капустин снял шлем, закрывавший его лицо.
– Капустин?! –
Из каюты Капустиных был виден танкер; над ним подымался слабый дым – след потушенного пожара.
Из ванной, закутанный в халат, вышел Капустин.
– Хорошо бы попить чего. У нас нет минералки? – спросил он Светлану Николаевну. Она лежала, отвернувшись к стенке. – Свет… – Она не отвечала.
Он подошел, наклонился над ней. Она тихо плакала. Он потянул ее за плечо, она высвободилась.
– Оставь. И не трогай меня.
– Ты опять?
– Это не я опять, это ты… И все, Олег, это конец…
На теплоходе – прощальный вечер. Было весело, шумно, только Капустин и Светлана Николаевна не принимали участия в общем веселье. Они сидели друг против друга за столиком – красивые, помолодевшие, не похожие на тех измученных людей, которые две недели назад поднялись по трапу теплохода. Они молча пили вино, смотрели на танцующих смеющихся туристов и избегали глядеть друг на друга.
Погас свет, лучи прожекторов высветили эстраду. Неля пела прощальную песню о круизе. Мы любим уезжать, пела она, потому что нам кажется, что вернемся мы иными и в новую жизнь. Но земля круглая, и мы все равно возвращаемся к самим себе. Можно убежать из дома, из города, но нельзя убежать от себя самих…
Гобели, стоя в дверях, поглядывал на Светлану Николаевну. Неля смотрела через зал на Капустина. Голубенке смотрели друг на друга. Кремнева смотрела в список пассажиров. Преферансисты смотрели в записи пульки. Дима смотрел на Нелю. Капустин смотрел на Светлану Николаевну. А она смотрела в стол…
Теплоход приближался к порту прибытия.
Капустин стоял у перил и глядел на берег. Подошла Неля, встала рядом.
– Вот и конец круизу, – сказал он.
– И не только ему, – тихо ответила Неля.
Капустин помолчал, потом сказал:
– Конец бывает, когда было начало. Вы придумали
– Это вы все придумали – про ту свою жизнь. Страшно начинать все сначала, да? Лучше уж как есть – только чтоб ничего не менять…
– Неля…
– А если это судьба? – Неля передернула плечами, словно ей было холодно, и отвернулась.
Капустин сказал – скорее себе, чем ей:
– А разве судьба – это обязательно что-то новое? Разве то, что есть, не может быть судьбой?…
Он не услышал ее ответа – теплоход протяжно загудел.
Теплоход подходил к причалу. Пассажиры потянулись к выходу.
У окошка с табличкой «Обмен валюты» стояли четверо преферансистов. Они молча по очереди протянули свои выигрыши – в леях, левах, лирах, – молча получили взамен рубли и квитанции, молча спрятали их в бумажники. Один из них, поглядев на квитанцию, сказал:
– На память. А то никто не поверит…
У трапа стоял Гобели, он желал каждому счастливого пути, выражал надежду на новые встречи.
Светлана Николаевна подошла первой. Капустин со своим чемоданом шел сзади. Гобели только собрался пожелать ей счастливого пути, но она его опередила:
– Так, значит, я жду. Звони, – и она многозначительно ему улыбнулась.
Гобели посмотрел на мрачного Капустина и не нашелся, что ответить.
На пирсе стояли «скорая помощь» и пожарная машина.
Светлана Николаевна села в «скорую помощь», Капустин – в пожарную машину. Коротко рявкнув сиренами, машины тронулись.
Некоторое время они даже ехали друг за другом. Но на перекрестке одна из них свернула налево, другая – направо, и, мигая синими и красными огнями, они помчались в разные стороны.
Но не доезжая до аэродрома, пожарная машина резко развернулась и помчалась обратно…
Такой же разворот, визжа тормозами, сделала и «скорая помощь»…
Они снова приближались к перекрестку, на котором только недавно разъехались…
Инспектор ГАИ, увидев спецсигналы, дал желтый свет.
Машины столкнулись прямо у будки инспектора…