Крупнейшее поражение Жукова Катастрофа Красной Армии в Операции Марс 1942 г.
Шрифт:
В 7:49 в прочном командном бункере, обращенном к Вазузе и расположенном близ южной границы деревни Новоселове, генерал-майор Н.И. Кирюхин повернулся к стоящему рядом с ним генерал-полковнику (3). Конев кивнул, и Кирюхин негромко прошептал по рации единственное слово: «Огонь!» Потекли секунды, сотни передатчиков пробудились к жизни, эхом разнося слово «Огонь» по подразделениям огромной армии. В 7:50 тишину разорвали тысячи почти одновременно прозвучавших взрывов, которые вскоре слились в протяжные громовые раскаты. Спустя несколько мгновений пехотинцы в траншеях на переднем крае услышали, как над их головами, с дружным свистом рассекая воздух, пролетают тысячи снарядов, устремляясь в неизвестные точки немецких укреплений. Солдатам едва удавалось различать в этой какофонии глухие выстрелы минометов и резкий треск орудий. Взрывы слышались почти
Не прошло и нескольких минут, как залпы артиллерии и грохот разрывающихся снарядов слились в оглушительный шум. В темноте пехотинцы только догадывались, что их участок фронта превратился в ад. Туман, низкая облачность, вулканические извержения грязи, красные вспышки обозначали то, что еще недавно было ровным передним краем обороны немцев. Пехотинцы гадали, выживет ли кто-нибудь в этой огненной буре. Однако бывалые солдаты знали, что обманывать себя не стоит. Вскоре всем им — и ветеранам, и новобранцам — придется ринуться в атаку по этой перепаханной взрывами земле, и, несмотря на смертоносную канонаду, противник уже будет поджидать их.
Напротив позиций, занимаемых ждущей советской пехотой, немцы встретили огненный шквал с мрачной решимостью и чувством облегчения: неизбежное наконец-то свершилось. Понадобилось всего несколько минут, чтобы понять: это не просто рядовой обстрел. Затем немцы начали действовать автоматически, как во время множества других атак противника. Инстинкт выживания — строгий учитель, его ученики твердо усвоили, что советские артподготовки предсказуемы. Русский залповый и заградительный огонь, как правило, прокатывался над немецкой линией обороны от переднего края до самого тыла, иногда один раз, а порой и дважды. Затем снаряды ливнем сыпались в заранее выбранных местах сосредоточения огня, а потом над позициями проходила вторая или третья волна заградительных залпов. Канонада заканчивалась сплошным ракетным огнем. Если вначале немцы цепенели от звуков и вспышек ракетных выстрелов, то к осени 1942 года поняли, насколько низка точность стрельбы этого наводящего ужас оружия. Более того, последние раскаты ракетных залпов обычно служили зловещим симптомом близкого наступления пехоты. Привыкнув к тому, что огненный ливень предшествует атакам русских, все или почти все немецкие пехотинцы по тревоге покидали передовые позиции и перемещались в окопы второй линии обороны, в ячейки и бункеры в тылу и на флангах. Предсказуемость русских артобстрелов означала, что во время них гибели можно избежать. Как только обстрелы заканчивались, немецкая пехота появлялась из укрытий, снова занимала передовые рубежи и оказывала сопротивление наступающим русским пехотинцем — чаще всего успешно, чего и следовало ожидать. Среда 25 ноября не стала исключением. Русская артиллерия беспощадно колошматила немецкие укрепления на протяжении более чем девяноста минут. Гибли солдаты, некоторые были погребены заживо в блиндажах, выходила из строя техника. Но, как отмечали немцы, сосредоточение огня было неточным. Ослепленная снегом и облачностью, артиллерия сеяла смерть почти наугад, и благодаря этому выжили не только некоторые счастливцы.
Конев и Кирюхин мысленно проклинали снег и туман, а артподготовка шла своим чередом. Уже стало ясно, что верховному богу войны, артиллерии, не удастся завершить свое страшное дело. Значит, стрелкам и танкистам предстояло осуществить то, что оказалось не под силу артиллеристам. Когда грохот снарядов смолк в тылу противника, финальные вспышки залпов «катюш» снова осветили темное предрассветное небо. Сотни ракет устремились к цели, и в 9:20 Конев снова кивнул Кирюхину, а тот прокричал по рации еще один приказ. Через несколько минут вдалеке перед ним, на берегу рек и по всему участку фронта, поднялись солдаты с оружием на изготовку, и вся эта бурая масса медленно двинулась к замерзшей Вазузе. Подгоняемые командирами рот, батальонов и полков с пистолетами наготове, пехотинцы набирали скорость и перебирались через замерзшую реку к вражеским укреплениям — как надеялись командиры, уничтоженным артиллерией.
Штрафные роты наступали первыми, движимые курьезной смесью страха и покорности судьбе. Некоторые проваливались под лед, расколотый шальными снарядами. Саперы изо всех сил торопились устранить проруби, но кое-кто из солдат все же угодил прямиком в ледяную воду. Остальные выбрались на противоположный берег реки и очутились среди хаоса изрытых снарядами окопов, блиндажей, изуродованных заграждений. Под ногами путались обрывки колючей проволоки, взрывались мины, но большинство штрафников сумели найти себе укрытие в воронках и брошенных немцами передовых наблюдательных пунктах. Форсирование коварной реки завершилось, и теперь офицеры, снедаемые нетерпением, подгоняли солдат вверх по крутому берегу. А за ними по пятам уже следовали новые бурые цепи батальонов и полков первого эшелона, сопровождаемые грозными и зловещими силуэтами танков, поддерживающих атаку пехотинцев.
Наступающие штрафбаты были встречены лишь беспорядочной стрельбой немецкой артиллерии, пулеметным и автоматным огнем, словно стрелки щадили тех, кого было решено принести в жертву. Но с началом наступления основных советских сил огненный дождь усилился, вслепую оставляя зияющие бреши в рядах пехоты, усеивая поверхность реки корчащимися ранеными и трупами. Один из танков неистово содрогнулся, когда снарядом задело его башню, и пехотинцы, едущие на его броне, посыпались на снег, как тряпичные куклы. Угрожающе накренившись, железное чудовище погрузилось в черные воды реки. Между тем наступающие силы ускорили темп и ринулись к противоположному берегу реки. Из уст тысяч советских пехотинцев вырывалось гортанное «урр-ра!», нарастающее по мере приближения к противоположному берегу Вазузы. Новые ряды пехоты появлялись среди смутных очертаний ближнего берега реки, своим напором словно вынуждая предшественников, уже достигших дальнего берега, углубиться в тыл противника.
Такие сцены Кирюхин и Конев видели и прежде. К бойням наступлений они привыкли, увиденное в тот день обнадеживало их. Потери оказались сравнительно небольшими, первые цепи пехоты уже скрылись в полутьме на дальнем берегу реки. В течение получаса реку форсировали несколько передовых батальонов, оставшиеся подразделения первых полков последовали за ними под прикрытием танковых рот. Артобстрел уже завершился, но канонада по-прежнему звучала в ушах генералов. Скоро реку начнет форсировать дивизия генерала Мухина, думали командиры, а за ней последует второй эшелон — стрелковый корпус генерала Захарова.
Конев не подозревал, что далее на север ситуация выглядит не так обнадеживающе. На равнине между реками Осугой и Вазузой и еще севернее, на предмостном плацдарме 31-й армии у Осуги, по плану прошла только артподготовка. После ее завершения 88-я, 239-я и 336-я стрелковые дивизии 31-й армии генерала Поленова при поддержке 32-й и 145-й танковых бригад ринулись прямо в когти немецкой 102-й пехотной дивизии. Немцы уже поджидали противника, началась настоящая бойня. Документы 102-й немецкой пехотной дивизии отразили тщетность атаки русских:
«В 7:30 бурые массы русской пехоты появились из мест сбора в лесах. Танки, 25 рокочущих, изрыгающих пламя чудовищ, покатились вперед, поддерживая пехотинцев. Волна за волной русские надвигались на 102-ю пехотную дивизию.
Немецкие солдаты уже были наготове. Стоя в окопах, они стреляли поверх брустверов по вражеским полчищам, движущимся по голой равнине. Пулеметные очереди косили русских. Слышались монотонные выстрелы противотанковых пушек, гремели полевые орудия. И русские падали наземь. Остальные рвались вперед. Но в 9:40 <11:40> им потребовалась передышка. Когда же они возобновили атаку, на этот раз в условиях легкого снегопада, солдаты 102-й дивизии опять отразили ее. Немногие добирались до немецких окопов и попадали в плен. К концу дня немецкие войска по-прежнему твердо держали оборону» (4).
В ходе боевых действий этого дня было уничтожено три советских стрелковых дивизии, потери среди пехотинцев достигали 50 %. От двух поддерживающих танковых бригад тоже почти ничего не осталось. В советском отчете о боевых действиях лаконично сообщалось: «Части левого фланга 31 армии также успеха не имели и не могли содействовать продвижению наших правофланговых дивизий» (5). Это классический пример недоговоренности. Атаки армии не нанесли ни малейшего урона немецким укреплениям, а советские потери достигли угрожающих размеров. Генерал Поленов предпринял еще несколько тщетных попыток атаковать укрепления 102-й пехотной дивизии, но, несмотря на это, играть в наступлении активную роль 31-я армия прекратила в первый же день. Через несколько дней Конев приказал 20-й гвардейской стрелковой дивизии Поленова из второго эшелона передислоцироваться на юг и поддержать наступление 20-й армии.