Крушение империи
Шрифт:
— А это кто был-то?
— Ну ты даешь, десантник, — ухмыльнулся прапорщик, лежавший на «козырной» угловой кровати, — собственную легенду не узнал! Это ж бывший командующий воздушно-десантными войсками, генерал армии Василий Филиппович Маргелов. Знаешь же как нас зовут: ВДВ — войска дяди Васи! Вот он как раз этот самый дядя Вася и есть…
В базовом для сороковой армии госпитале в Ташкенте, я валялся уже неделю. То есть сначала меня перевезли в Кабул, а потом, самолетом, отправили уже сюда. Зачем и почему — непонятно. Ранения-то у меня были не то чтобы так уж сильно тяжелые. Вполне мог бы и в Кабульском госпитале отлежаться… Но, как бы там ни было, я был только рад подобному развитию событий. Потому что сегодня утром ко мне прилетела моя Аленка.
— С каким это парашютом ты прыгать собрался? — рассерженно зашипела она на меня, едва только все успокоились, перестав хохотать надо мной, непутевым. — Мало тебе того, что тебя чуть не убили?
— Ну не убили же, — пробурчал я, ерзая,
— Так за каким чертом ты опять голову в петлю суешь?
— Ты, девонька, не ругайся, — снова подал голос прапорщик. — Твой парень правильно говорит — десантник, который ни разу не прыгнул — оно как бы и не десантник вовсе. Так-то мы видим, что он у тебя парень героический, но прыгнуть обязательно должен!
Аленка зло зыркнула в его сторону, поджала губы и-и-и выдала:
— Ну тогда я тоже прыгну, вот!..
Моя любовь задержалась у меня на неделю. Нет, она бы, пожалуй, осталась и на большее время. Были у нее подобные поползновения, но я отправил ее назад. Ибо нехрен! Начали тут на нее заглядываться некоторые из молодых офицеров. Улыбаться там… Она ж при госпитале устроилась. Начальник госпиталя после того посещения нас генералом Маргеловым, оказался ко мне настроен весьма благожелательно. Так что разрешил ей пожить вместе с медсестрами. И, даже, выдал халат. А она в халатике смотрел просто ух! Вот и начали вокруг нее увиваться разные… Да и учиться тоже надо. Она ж прям с занятий сорвалась. Ввалилась к декану, шмякнула ему по столу заметкой о нашем бое, опубликованной в «Красной звезде», и с его разрешения полетела в Ташкент… Тему гибели одного из душманских столпов — Исмаил-хана, как начал себя именовать Туран Исмаил, наша пресса обсуждала достаточно широко. А в «Красной звезде», даже, вышел развернутый репортаж с упоминанием моей фамилии, как раз из которого все мои родные обо всем и узнали. Потому как я ни о чем в письмах не писал. Потому как в Кабульском госпитале со мной успели побеседовать товарищи из службы «молчи-молчи» и, после разговора, взяли с меня подписку… Вот очень смешно вышло — я, значит, ни-ни, нигде и никому, а в центральных газетах — пиши, не хочу! Как так-то?
В госпитале я провалялся три недели. Пока все не зажило. А потом меня отправили «дослуживать» в Псков. Если честно — просто убрали подальше. Потому что КГБшники, вроде как, выяснили, что какие-то душманы мне чуть ли не кровную месть объявили. Ну за Исмаил-хана. Правда это или нет — я точно не знал, но подобному развитию ситуации только порадовался. Достал меня Афган за прошедший год с лишним хуже некуда… тем более, что и служить мне осталось дай бог пару месяцев. Тот бой случился в конце февраля, а из госпиталя меня выписали в самом конце марта. Как раз в день «дембельского» приказа, который вышел аккурат двадцать девятого. Так что в Псков я прилетел уже в статусе «дембеля». Старшину мне присвоили как раз когда я лежал в госпитале, а это было самое высшее звание, которое мог получить пришедший служить по призыву, так что я, пожалуй, оказался самым высокопоставленным «срочником» во всем ППД нашей дивизии. И как и кому мной командовать тут как-то не очень понимали. Особенно учитывая, что подразделение, в котором я в данный момент числился, осталось в Герате. Так что у меня, вполне обоснованно, закралась мысль, что «на дембель» я уйду со свистом. То есть в первой же команде. Но, увы, действительность преподнесла свои сюрпризы…
Во-первых, с парашютом я действительно прыгнул. Пять раз. И уже после третьего получил значок «Спортсмен-парашютист III разряда». Во-вторых, меня ошеломили новостью, что генерал армии Маргелов обо мне позаботился, и меня принимают в Рязанское высшее, воздушно-десантное, командное, дважды Краснознаменное имени Ленинского комсомола училище без экзаменов. От чего я буквально охренел… Какая Рязань? Какое училище?! Вы что обалдели?!! Я уже учусь в Ленинградском университете и никуда переходить не собираюсь! Короче, моя борьба «за правое дело» закончилась тем, что от меня отстали. А вот от приема кандидатом в члены КПСС мне отвертеться не удалось. Хотя приняли меня в эти самые «кандидаты» чуть ли не скрипя зубами. Потому что принимали меня в парторганизации управления дивизии, офицеры которого крайне неодобрительно отнеслись к моему категорическому нежеланию становиться офицером-десантником… Но, как бы там ни было, это произошло. Потому что отбрыкиваться еще и от партии я посчитал опасным. В-четвертых, мне удалось немного поднять, так сказать, свои боевые кондиции. Став командиром отделения, а потом и замкомвзвода я слегка обленился — заметно уменьшил объем ежедневной тренировки, да и бегать стал максимум километров по пять и далеко не каждый день. А уж за месяц валяния по госпиталям и вообще расслабился, сведя ежедневную тренировку к всего лишь разминке, сродни
— Умение драться ножом тебе на гражданке будет лишним, а вот уметь от него увернуться — может пригодиться. Так что над этим и поработаем… — ну мы и работали.
Ну а расплачивался я за эти уроки по большей части песнями. Разными. И дворовыми — той же «Плачет девочка в автомате» или «В Кейптаунском порту» с «Танцует девушка из Нагасаки», и военными, от «Бьется в тесной печурке огонь» до «Десятый наш десантный батальон». Хотя последняя не совсем военная. Ее Окуджава сочинил для фильма «Белорусский вокзал», который вышел где-то в самом начале семидесятых. Но сама песня была очень сильная… А еще я кое-как вспомнил одну из песен, которые в будущем пел кто-то из бывших «афганцев». Чуть ли не ансамбль «Голубые береты», о которых пока не было ни слуху, ни духу. Видимо они появились позже… Она называлась «Пришел приказ». Если честно, я помнил немного только мелодию, ну и общее настроение. А слова пришлось сочинять самому. Так что у меня, похоже, получилась совершенно другая песня. Хорошая или плохая — не мне судить, но народу понравилась. Во всяком случае, спеть ее меня просили практически каждый вечер из тех, когда я устраивал свои «вечерние концерты». Причем, выражалась эта просьба так:
— А теперь давай нашу… — ну а еще им очень зашел «Орел шестого легиона».
Между тем закончился не только апрель, но и май и уже вовсю шел июнь, а о моем дембеле по-прежнему не было ни слуху, ни духу. Причем, на все мои вопросы ближестоящие командиры только пожимали плечами и поднимали очи горе. Мол, сверху что-то мутят, а что и как — мы и сами не знаем. Так что я набрался наглости и приперся на прием к начпо, который как раз в это время объявился в ППД, ненадолго вернувшись из Афгана… Тот сначала выгнал меня, велев, отчего-то, прийти к нему в парадке, а когда я сделал как приказали — окинул меня придирчивым взглядом и сообщил:
— В Москву на награждение поедешь. И уволят тебя тоже прямо там же. После награждения. Чтоб не сильно обижался на то, что задержали. Понятно?
— Так точно!
— Тогда иди и готовься. Очень надеюсь, что справишься с честью, товарищ молодой коммунист.
Ну это он загнул, конечно — пока еще только кандидат, но чего уж там… Нет, что меня собираются наградить — я знал. И, втайне, мечтал о медали «За отвагу» — по общему мнению самой ценной и почетной медали среди всех… Но прошел март, потом апрель, затем май — а о награждении даже кукушка не куковала. Ну я и решил, что пролетаю. Слегка расстроился, конечно, но как-то не особенно. Куда больше меня расстраивало то, что рухнули все мои планы и надежды на скорый дембель. А тут вон оно значит, как повернулось… Интересно, а шанс на «Отвагу» еще есть?
— Да, и передай командиру роты — чтобы тебе срочно выдали новую парадную форму. А то в этой как клоун выглядишь! Руки из рукавов чуть не по локоть торчат, да и брюки на тебе выглядят будто ты подстреленный…
Ну да, старую-то форму мне шили ажно два года назад. Потому как на складах моего размера не нашлось. Уже тогда крупноват оказался. А за это время я еще чутка поменялся фигурой…
— Товарищ полковник — на складах моего размера нет. Мне и эту два года назад шить пришлось, — доложился я.
— Ну значит пусть пошьет, — нахмурился начальник политотдела. — Неделя вам на все — потом сам проверю!
В Москву мы с начпо прибыли в понедельник, двадцать седьмого июня. Оказалось, что он тоже прибыл на награждение. То есть его должны были наградить одновременно со мной. За что — уж не знаю, вроде как по совокупности… Ой не потому ли меня не только до сих пор не отпустили на дембель, но еще и так усиленно тянули в партию? Впрочем, даже если и так — никакой обиды у меня на полковника не было. Так уж все в жизни устроено. Те, кто ниже — ресурс тех, кто выше. А если не ресурс, то никому не интересные пустые отвалы, способные только брюзжать на кухне и «срать» в комментах… А уж если он мне еще и «За отвагу» сподобился сделать — так и вообще спасибо скажу!