Крушение империи

Злотников Роман Валерьевич

ГКЧП и оборона Белого дома пролетели мимо меня. Я был сильно занят выборами. Впрочем, я и не планировал никак в этом участвовать — ни на той, ни на другой стороне. Как говорится — чума на оба ваши дома… В отличие от прошлого раза. Тогда я к девяносто первому уже дослужился до капитана и дорос до офицера управления полка. Так вот, девятнадцатого августа нас подняли по тревоге и посадили «на казарму». Мы работали и, краем глаза, пялились в телевизор, в свободную минутку забегая в Ленинскую комнату роты МТО, которая размещалась в другом крыле здания управления, а также прямо на рабочих местах слушали радио… ох как мне тогда хотелось бросить все и рвануть в Москву «защищать демократию» и «бороться за свободу». И, по-моему, наш начпо, это дело просек. Вследствие чего, когда управление разбили на ночь на две смены, одна из которых должна была постоянно находиться на рабочих местах отрабатывая документы и в полной готовности к действиям, а

второй было разрешено отдыхать, но прямо здесь, в расположении, и не раздеваясь, он заткнул меня именно в первую смену, вместе с собой, и загрузил по полной — той самой отработкой документов, ночными проверками караулов, всякими личными поручениями и так далее. Так что всю свою смену я мотался по всему расположению и караулам как сраный рэкс, вследствие чего по ее окончанию у меня не осталось никаких сил куда-то ехать. А когда я проснулся на следующий день — стало ясно, что все уже, можно сказать, закончилось. Белый дом защитили без меня. Нет, время на «примазаться» еще было, но именно и только на это. И я посчитал что так будет уже нечестно. Типа, если бы я поехал, когда еще ничего было не ясно — тогда да, а вот так, изображать из себя защитника недостойно… А ровно через год я благодарил бога, судьбу и, наверное, начпо за то, что в августе девяносто первого у меня не получилось поехать в Москву. И потому я могу честно, и с немалым облегчением, заявить, что я лично к установлению этого чудовищного режима, который уничтожает мою страну и грабит и убивает людей, не имею никакого отношения…

— Ну, спасибо, бабушки — просветили. В какой, говорите, квартире они живут?

— В осьмнадцатой. На третьем этаже вон в том подъезде… совсем житья от них нет!

— Да-да, я понял, — я поднялся и, вежливо попрощавшись с бабушками, двинулся дальше по своему будущему округу. А как вы думали? Политическая борьба и выборы на альтернативной основе во всей своей красе. Как потопаешь — так и полопаешь… Нет, все остальные методы так же присутствовали — от листовок в почтовые ящики и раздачи календариков с моим портретом, до предвыборных митингов и иных «встреч с избирателями». Причем, это там, в моем будущем все это выглядело если не «кустарщиной», то «деревенскими играми», здесь же к подобному еще совершенно не привыкли. Так что всех моих конкурентов мои методы ведения предвыборной компании приводили в настоящий шок. Ну как же — не просто морду будущего депутата где-то вывесили на плакате, а — ты гляди, сам пришел с людьми поговорить, газету выпускает, листовки активисты раскладывают по почтовым ящикам, да еще и палатки установили с крупно сделанной надписью «общественная приемная»…

До квартиры я дополз только к одиннадцати часам. Мои еще не спали. Так что не успел я войти, как доча повисла на шее, а сын, солидно сидевший на руках у жены, по-дружески похлопал меня ручкой по щеке и сделал движение телом, намекавшее, что «Его Высочество принц-наследник» не против перебраться на руки к бате. Аленка рассмеялась и, передав мне «продолжателя фамилии», сообщила:

— Через пять минут иди на кухню — я как раз все разогрею.

— Папа, а пойдем в лошадку поиграем! — тут же восторженно завопила доча и потянула меня в гостиную. Я вздохнул и, перехватив поудобнее «солидного мужичка» двинулся за ней…

Выборы я выиграл легко. В первом же туре. Ну да изо всех кандидатов, коих оказалось аж двадцать семь человек, у меня, во-первых, оказался самый солидный «иконостас» из личных достижений и, во-вторых, за время избирательной компании я лично умудрился пообщаться почти с тремя тысячами человек — представился, руку пожал, выслушал, пообещал помочь… Да и помог. Далеко не всем и не во всем, конечно, но ливневку на Советской почистили. Да и притон в восемнадцатой квартире, о котором мне сообщили бабушки, тоже удалось ликвидировать. Причем, еще и с неожиданной пользой для милиции. Потому что на этой квартире прихватили какого-то вора, который находился в розыске, а также обнаружили доказательства причастности других там пребывающих к одному значимому «висяку», за которой местный отдел регулярно взгревало вышестоящее начальство. Так что милиционеры в настоящий момент довольно потирали ручки, ожидая каких-нибудь плюшек… А вот водоочистные, увы, починить не удалось. На все мои попытки ответ был прямо «по Медведеву»: Денег нет, держитесь и всего вам хорошего… Так что, не смотря на то, что один из конкурентов вовсю обзывал меня «богатеньким буржуем-жуликом, ограбившим простых людей», правда обосновывая это весьма скудным примером завышенных цен на мои книги и книги, издающиеся нашим кооперативным издательством, а второй — «коммунистическим наймитом, руки которого по локоть в крови», в подтверждении чего приводил мои награды и сам факт участия в войне в Афганистане — я обошел обоих. Как и остальных двадцать четыре человека.

Получив официальный «мандат», я попытался позвонить Примакову, чтобы спросить что мне делать дальше, но за три дня дозвониться

до него так и не смог. Поэтому плюнул и отправился напрямую в Белый дом, в котором в настоящий момент располагалось не только правительство РСФСР, но и Верховный совет и почти сразу же попал, так сказать, с корабля на бал. Потому что буквально через несколько дней начинал работу V съезд народных депутатов РСФСР. Причем, как выяснилось, это был не новый съезд, а как бы продолжение старого, первая часть которого состоялась еще в середине июля. Ко всему прочему он, как оказалось, еще и являлся внеочередным. Причем, далеко не первым таковым. Ибо первые депутаты обновленной и свободной России сразу же по избранию завели привычку к авралам. Так что все, что творилось в стране в следующие годы, похоже, было вполне закономерным. С такой-то организацией работы высшего органа власти…

С трудом отбившись от «зазывал», пытавшихся затянуть меня в какую-нибудь из фракций, каковых насчитывалось под десяток, я некоторое время болтался как… м-м-м… некоторая субстанция в проруби, кляня себя за то, что поддался на провокацию, пока наконец, меня, как писателя, не приписали-таки к комитету по образованию. Потому как комитет по культуре был полностью сформирован.

Дела в комитете у меня, увы, как-то не пошли. Дело в том, что в настоящий момент прогрессивная общественность и передовой отряд педагогов-новаторов, собравшиеся в этом комитете, категорично заявляли, что советская школа — есть ничто иное как убогое, забюрократизированное и давящее любую инициативу говно, которое требуется немедленно и всеобъемлюще реформировать! Вот прям бегом-бегом, а то все буквально завтра рухнет, и мы навсегда и напрочь отстанем от передовых, цивилизованных стран. А когда я, памятуя, как в грядущем веке не менее энергичные депутаты, писатели и педагоги-новаторы, наоборот, превозносили советское образование, улучив момент, робко поинтересовался — нет ли здесь преувеличения, и не выплеснем ли мы в реформаторском раже, так сказать, вместе с грязной водой и ребенка, то был тут же заклеймен как полный мракобес и ретроград. Так что отношения с коллегами по комитету у меня так же не сложились.

Однако, несмотря на это, в конце работы Съезда я, неожиданно для себя, оказался кооптирован в Верховный совет РСФСР. Что было мной расценено как весьма многообещающий знак. Типа, наконец-то обо мне вспомнили и теперь мне хоть что-нибудь объяснят! Но, увы, мои ожидания так и не оправдались. Ибо, когда я, наконец, сумел дозвониться до Примакова и, так сказать, запросил у него хоть какие-то инструкции, мне было велено расслабиться и не надоедать. После чего я разозлился и прямо из депутатского кабинета созвонился с Изабель, попросив ее прислать нам приглашения и предложив ей один авантюрный план. Который она, по-быстрому в него вникнув, горячо поддержала.

Так что семьдесят четвертую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции мы встретили аккурат в A'eroport de Paris-Charles-de-Gaulle, стоя в очереди на паспортный контроль. Ну здравствуй, Париж, давно не виделись…

Глава 16

— Давай-давай заноси… Стоп! Повело, блин… Да держи ты крепче! — я замер, восстанавливая равновесие, так что парни успели перехватить мешок и аккуратно сняли его с моей спины. Я выпрямился и утер рукой пот.

— Блин, это ж сколько же он весит?

— Да килограмм сто, не меньше! Вон какой здоровый!

— Да уж… — я потянулся и завел руки за спину сцепив их в замок. Мне почему-то казалось, что мешки должны иметь максимальный вес не более пятидесяти килограмм. Иначе замучаешься их ворочать. Но этот мешок муки размерами был с обычный картофельный, который как раз и должен весить те самые пятьдесят килограмм. Увы, никаких «сеток» под картошку здесь пока еще не существовало, и буквально все товары — от той же картошки до муки и макарон, расфасовывались в мешки стандартного типоразмера. А, поскольку мука куда тяжелее картошки — весил подобный мешок намного больше. Поэтому я его еле доволок. И то мужики помогли…

— Фух, я думал — спину потянул.

— Да ладно, Ром — ты вон какой лось, — ехидно начал Пыря. — Так что тебе чтобы спину потянуть — нужно бетонную плиту загрузить! — народ заржал. Я беззлобно ругнулся после чего махнул рукой.

— Ладно — айда пьянствовать! — и народ, все так же гомоня, плавно переместился из кладовки, в которую мы и волокли мешок с мукой, в гостиную. Я, напоследок, окинул взглядом полки, заставленные тушенкой, рыбными консервами, мешками с макаронами, сахаром, сухофруктами, а так же связками и берестяными туесками с сушеными грибами, которые мы накупили у бабок, торгующих дарами леса вдоль трассы Москва-Ленинград (то есть, с сентября этого года уже снова Санкт-Петербург), и трехлитровыми банками с маринованными помидорами, огурцами, кабачками, патиссонами и всем остальным. Ну и мою гордость — кадушку с квашеной капустой. Ну что же, можно сказать — семья Марковых к наступлению эры свободы и демократии вполне готова…