Крушение мировой революции. Брестский мир
Шрифт:
Может показаться удивительным, что тема о немецких деньгах, заинтересовала (и то лишь на мгновение) одного Бернштейна, а ранее того — только составителей так называемого Сиссоновского сборника [5] . И когда известный охотник за провокаторами и шпионами В. Л. Бурцев предложил в германское социал-демократическое издательство книжку о том, как Ленин и большевики получали деньги от германского имперского правительства, издательство книжку печатать отказалось [6] . Нелюбознательность германских политических деятелей (социал-демократов) была легко объяснима. «Я далеко не уверен, что об этом вопросе говорить своевременно, — писал в 1931 году историк и архивист Б. И. Николаевский жалующемуся на отказ немцев Бурцеву, — [...] во всяком случае немцы-то вполне определенно убеждены, что поднимать эту группу вопросов преждевременно» [7] . И Бурцеву оставалось только согласиться: «Вы правы, что немцы не хотят поднимать вопроса о том, как они помогали Ленину» [8] .
5
Сиссоновские документы, изданные в Вашингтоне в 1919 году на английском языке, содержали документы, обличающие связи большевиков и немцев. Очевидно, однако, что, достоверные в своей основе, документы были «подредактированы» заинтересованными лицами, гнавшимися за политической сенсацией. Историкам не слишком трудно было доказать, что ряд документов носит отчетливые следы фабрикации; и вся публикация в целом была объявлена фальшивкой. На немецком языке Сиссоновские документы также были изданы-с критическим их разбором и предисловием Ф. Шейдемана. Брошюра эта представляет библиографическую редкость. Анализ Сиссоновских документов, равно как и историографии, их изучающей, см. в опубл. на англ, статьях Д. Кеннана и Елены Стоун.
6
АИГН, 475/8. БИН-ВЛБ, 6 июня 1931, с. 1.
7
«Простите меня, Владимир Львович, — писал Николаевский Бурцеву в письме от 6 июня 1931, — неужели Вы думаете, что Ваша эта работа может быть принята к изданию каким-либо немецким социал-демократическим издательством? Ведь это абсолютно невозможная вещь. Ведь Вы, наверное, знаете, что в 1920 г. Э. Бернштейн получил некоторые материалы относительно отношений в годы войны между немецким штабом и большевиками и начал было их публиковать [...], но ему пришлось это дело приостановить и он до сих пор к нему не возвращается» (АИГН, 475/8. БИН — ВЛБ, 6 июня 1931, с.1).
8
АИГН, 475/8. ВЛБ — БИН, 10 июня 1931, с. 2.
По прошествии многих лет в распоряжение историков были переданы документы, позволяющие более глубоко и внимательно изучить ставший уже легендой вопрос о немецких деньгах и пломбированном вагоне. В числе сборников таких документов следует прежде всего назвать «Документы Земана» и «Документы Хальвега» [9] . Нужно отметить, что эти публикации, с очевидностью указывавшие на связь с германским правительством таких известных революционеров, как швейцарский социал-демократ Карл Моор (Баер) [10] , русско-румынско-болгарский социалист X. Г. Раковский [11] , эсеры Цивин (Вейс) и Рубакин [12] — вызвали настоящий переполох среди еще живших революционеров. «Теперь признаюсь, как наивны мы все были раньше, — писал Николаевский бывшему руководителю французской компартии Борису
9
Земан. Германия и революция в России; Германия; Хальвег. Возвращение Ленина в Россию.
10
Моор был связан с Воровским, «который опасался Парвуса как слишком скомпрометированного», — пишет Михаил Наумович Павловский (АИГН, 496/3. БИН — М.Н. Павловскому [далее: МНП], 3 января 1962, с. 3).
11
АИГН, 496/3. БИН — МНП, 3 января 1962, с. 3.
12
О сотрудничестве Рубакина с германским правительством во время первой мировой войны в коллекции Николаевского имеется подробнейшее письмо Павловского (АИГН, 496/3. МНП — БИН, 26 ноября 1962). В числе прочих революционеров немцы пробовали вербовать и анархистов, в частности Рощина (Гросмана), но тот отказался [см. АИГ, кол. Охрана, индекс VHIb, папка 14. Донесение директору департамента полиции. Париж, 27 января (9 февраля) 1915. № 172, 1л.].
13
«Вкратце мой вывод, — продолжал Николаевский, — исключительно для Вас лично: Ганецкий был связан с немцами или австрийцами еще с 1910-11 гг., и переезд Ленина в Краков, произведенный при помощи Ганецкого, стоял в связи с новой политикой австро-немецких властей. Возможно, что как-то к этому был причастен и Пилсудский, который около этого времени установил такую связь. (О. Бауэр рассказывал, как он в 1910-11 г.г. разговаривал с Пилсудским). Думаю, раскол в польской с.-д. (Главное правление против Варшавы) вырос в конечном счете на этой почве (Роза Люксембург была решительно против какого-либо терпимого отношения к таким связям). Ленин, думаю, уже тогда знал (не мог не догадываться) и пользовался этими «благоприятными возможностями». (МИСИ, кол. Суварина [далее: БКС], БИН — БКС, 11 апреля 1957, 1 л.)
14
«Конечно, брал не он [Ленин] сам, но он знал, что это были деньги немецкие и давал согласие. Больше того, я теперь считаю, что Ганецкий был связан с австрийцами у же с 1911 -12 г. и что переезд Ленина в Галицию был организован с ведома австро-немецких властей [...]. [Я прихожу к выводу,] что раскол в польской с.-д. имел те же корни (Роза [Люксембург] была против «ориентации»). Больше того: я прихожу к убеждению, что деньги, на которые летом 1904 г. было основано первое большое издательство («Бонч и Ленин»), были японские и что тогдашний «примиренческий» ЦК знал, что делал, запретив Бончу посылать литературу «японскому правительству» (это была действительная причина, почему партийная экспедиция была тогда отобрана от Бонча)». (МИСИ, кол. Суварина, БИН — БКС, 6 декабря 1957, 1 л.)
15
АИГН, 502/21. БИН — БКС, 4 мая 1962, 1 л.; МИСИ, то же письмо.
В те же годы эсер М. В. Вишняк публично отрицал причастность к деньгам Цивина [16] , работавшего до середины 1916 года на австрийцев, а затем — на немцев [17] . А бывшая коминтерновка Анжелика Балабанова спешила сообщить, что всегда подозревала Карла Моора в сотрудничестве с германским правительством [18] .
Однако все до сих пор известные документы о «немецких деньгах» хранились в архивах министерства иностранных дел Германии. Между тем очевидно, что германский МИД был не единственным, а вероятно и не главным, источником финансирования русских революционеров. Подрывной работой занимался еще и германский генштаб [19] . Не случайно министр иностранных дел Австро-Венгрии указал в своем дневнике в дни Брестских переговоров именно на роль германских военных. «Германские военные, — писал министр иностранных дел Австро-Венгрии граф О. Чернин, — сделали все для того, чтобы низвергнуть Керенского и поставить на его место «нечто другое». Это «другое» теперь налицо и желает заключить мир». И Чернин предлагал воспользоваться этим «несмотря на все сомнения, которые внушает партнер» [20] .
16
«14 февраля я отправил в «Возрождение» [...] опровержение инсинуаций и клеветы, возведенных на ряд лиц и, в частности, на меня [...]. Содержание его таково: «В печати появился документ из германского архива, в котором говорится, что некий Цивин Вейс, будучи членом партии социалистов-революционеров и находясь, по его словам, «в наилучших отношениях с [...] Черновым и Бобровым [М.Натансоном]» получал значительные суммы от австрийского, а потом немецкого правительства для революционной и пацифистской пропаганды в России и среди русских военнопленных. [...] Непосредственно за этим следует: «Секретарем Чернова, если мы не ошибаемся, был тогда М. Вишняк. Неужели он не знал о предательстве социал-революционеров?» (Вишняк. Клеветническому «Возрождению»).
17
В источниках имеется некоторое расхождение. Николаевский считает, что Цивин стал работать на немцев с сентября 1916 года (АИГН, 496/3. МНП — БИН, 26 ноября 1962, с. 4). Английский историк С. Поссони придерживается мнения, что Цивин стал сотрудничать с немцами с середины 1916 года (АИГН, 614/7. С. Поссони — Р. А. Абрамовичу [далее: РАА], 24 мая 1958, 1 л. На английском языке). О сотрудничестве Цивина с немцами смотри фотостаты документов на немецком и письма (АИГН, папка 614). Письма включают следующие: РАА — Д. Р. Голдштейну [далее: ДРГ], 30 апреля 1958, 3л.; РАА — Поссони, 5 мая 1958, 1 л.; ДРГ — РАА, 16 мая 1958, из Флоренции, рукопись (6 л.) и машинописная копия (3 л.), где рассказывается о том, что Цивин во время войны жил в Швейцарии и имел большие деньги, а когда заподозрившие Цивина революционеры устроили ему очную ставку с Натансоном и несколькими другими лицами, Цивин указал, что Чернов точно знает о происхождении денег и отчитываться перед собравшимися не стал; тот же источник указывает, что Цивин получал 25000 швейцарских франков (по другим источникам — 25000 марок) в месяц — большие по тем временам деньги, и что, видимо, часть этих денег шла партии; РАА — ДРГ, 4 июня 1958,3 л., с анализом отношений между Цивиным и Черновым; ДРГ — РАА, 10 июня 1958, 1 л.; РАА — МНП, 3 февраля 1959, 5 с.; МНП — РАА, 2 мая 1959, 4 л.; РАА — ДРГ, 15 июля 1958,1 л..где Абрамович указывает причины, по которым важно установить детали относительно сотрудничества Цивина с австрийским и германским правительствами: «Биография Цивина является «ключевым» вопросом по отношению к проблеме германских денег для эсеров. Во всех документах, которые до сих пор были опубликованы, фигурирует Цивин и только один Цивин [...]. В то время как о большевиках имеется очень много материала и открытого и полузаконспирированного, который надо расшифровать, об эсерах нет ни одного другого документа, кроме Цивина. Если бы удалось убедительно показать, что Цивин был прежде всего авантюрист [...], то миф о Цивине был бы окончательно разбит, а факт расследования, произведенный Натансоном в момент, когда у него появились подозрения относительно Цивина, являлся бы моральной реабилитацией и Натансона и, я думаю, Чернова».
18
«Он хотя и был в Берне (играл первостепенную роль в швейцарском социал-демократическом движении, умный, способный и начитанный социалист), — писала Балабанова Николаевскому, — но был немецкого происхождения, и я не исключала возможности, что он был или старался быть посредником. Хотя я принимала деятельное участие в комитете, который хлопотал о возможности вернуться в Россию эмигрантам, большевики от меня скрыли предпринятые ими шаги — поездки в Берн для хлопот и т. п., а когда я накануне их окончательного отъезда в Россию увидела, что они собираются в Берн, Зина, тогдашняя жена Зиновьева, дала мне понять, что мое вмешательство не желательно (не входя, конечно, в подробности). Когда я приехала в Стокгольм, я застала там Моора. С ним была одна дама, жена швейцарского социалиста [Роб. Гримма], которая принимала деятельное участие во всех его деяниях, т. е. они были неразлучны, она присоединялась к нему в беседах, спорах и т. п. Несмотря на мою тогдашнюю наивность, во мне вызвал подозрение их образ жизни, т. е. их затраты, совершенно необычные для швейцарцев. У них я никогда не была, но они заходили ко мне. Когда они однажды сделали мне подарок, насколько помню часы, я тотчас же подарила им что-то, не помню, большей ценностью, чем их подарок. Таким образом я отняла у них охоту продолжать. [...] У меня с ним было довольно резкое столкновение, я отказалась принять от него взнос на Циммервальдское движение. Он принес мне 1000 шведских крон, что для тех времен было колоссальной суммой, в особенности для циммервальдского бюджета. Моор очень рассердился на меня, грозил привлечь к партийному суду и был даже груб по отношению ко мне. Точно так же он реагировал, когда (не помню по какому поводу) сказала, что если бы хоть самый крупный успех деятельности в пользу мира зависел от каких бы то ни было сношений с посольством, я бы на них не согласилась. Он перестал со мной встречаться.» Балабанова коснулась и других большевиков, так или иначе упомянутых в документах Земана: «Что он [Моор] имел сношения с Радеком не доказывает, что Радек был его сообщником (хотя я, конечно, считаю Радека способным на сообщничество; когда Парвус приехал в Стокгольм я отказалась встречаться с ним и запретила Радеку приходить с ним в циммервальдское бюро, находившееся на моей квартире. Что касается Ганецкого, то я хотя имела с ним сношения на Циммервальдской конференции, но принципиально отказывалась бывать у него (он с семьей жил в роскошной квартире, куда по воскресеньям приезжали гости, в частности Радек). Что касается Воровского, то я полагаю, что он, несмотря на свою личную честность, способен был прибегать к большевистским методам для достижения фракционных результатов. Меня эта двойственность поражала, так как у меня с ним лично были хорошие отношения.» (АИГН, 292/2. А. Балабанова — БИН, 19 марта 1962).
Карл Моор играл особую роль в большевистско-германских связях. Работая под кличкой «Баер», он был посредником между большевиками и германским правительством в самые критические годы их совместной работы. Не удивительно, что личность Моора привлекла внимание Николаевского: «Карл Моор — псевдоним. Настоящую фамилию я сейчас припомнить не могу. Он был из Австрии, принадлежал к какой-то аристократической фамилии, кажется, был военным. У него вышла грязная история, и он был вынужден уехать в Швейцарию, переменил фамилию и стал называть себя социалистом. Его история была известна и к нему относились с недоверием. Уже в 1880-90-х г.г. говорили об его связи с немецкой военной разведкой. Это верно. [...] Был хорошо знаком с Радеком, Ганецким. Потом поехал в советскую Россию, где и осел. Жил в санатории, как человек, «помогавший революции». Там и умер. Его имя фигурирует в «Протоколах ЦК» большевиков за 1917 г., как человека, который предложил деньги. Принять их большевики отказались: был слишком запачканной личностью и денег давал мало, а большевики тогда получали много через Парвуса-Ганецкого.» (АИГН, 496/14. БИН — г-же Агнеш Петерсон, 7 ноября 1962, 1 л.) См. также АИГН, 496/3. БИН — МНП, 24 марта 1962, 1 л.
19
«Основные сношения шли по линии штаба, но какие-либо добавочные могли идти по линии министерства иностранных дел», — писал Николаевский Павловскому в письме от 21 октября 1961 года о документах, касающихся «денег» в архивах Австрии. (АИГН, 496/3. Письмо от 21 октября 1961, 1 л.)
20
Чернин. Брест-Литовск.
«Нечто другое» было, разумеется, ленинским правительством. Правда, Чернин умолчал еще об одном канале финансирования деятельности русских революционеров. Вот что писал Николаевский:
«Изучение материалов о связях большевиков с немцами привело меня к выводу о том, что настоящая линия связей идет не через немцев, а через австрийцев, и именно через австро-венгерский генеральный штаб и организации Пилсудского, причем линия к Ленину шла через Ганецкого [21] . [...] Для меня особенно интересны связи Ленина с австрийцами периода 1912-14 гг. [22] [...] Относительно архива австро-венгерского штаба справки в Вене были наведены, и установлено, что весь этот архив был передан большевикам еще в 40-х гг.: большевики передачу его ставили чуть ли не как основное условие вывода своих войск. Знали, чего хотели» [23] .
21
Сегодня не может быть двух мнений о том, что Ганецкий был одной из ключевых фигур в сношениях Ленина с германским и австро-венгерским правительствами. Павловский, много лет занимавшийся сбором документов о финансировании русских революционеров в архивах австрийского (в 1938 году в Вене) и германского правительств, а с 1958 года просмотревший не менее 10.000 документов и отснявший копии 600 самых важных, неопубликованных (в том числе примерно 100 документов об эсере Цивине), пришел именно к этому выводу. Так, в августе 1961 года Павловский обнаружил «документ (телеграмму от 24 июля 1917) за его [Ганецкого] подписью, переданную из Берлина (вернее — через Берлин, так как все посольства между собой сносились через министерство иностранных дел) в Берн шифром германского министерства иностранных дел, за подписью пом. статс-секретаря Штумма». (АИГН, 496/3. МНП — БИН, 4 октября 1961, с. 1.)
Этому документу Павловский придавал первостепенное значение, поскольку, по его мнению, он «устанавливает не только связь большевиков (заграничной делегации большевиков в 1917 г.) с Парвусом, но и с германским правительством, так как через министерство иностранных дел дипломатическим шифром за подписью пом. статс-секретаря Штумма, делегация эта послала телеграмму Парвусу в Берн и вторую лично от «Кубы» (псевдоним Ганецкого).» (АИГН, 496/3. МНП — БИН, 31 октября 1961).
Первостепенное значение Ганецкому отводил и Николаевский: «Основные сношения [с Австро-Венгрией] шли по линии штаба, но какие-либо добавочные могли идти по линии министерства иностранных дел. [...] Важен период 1909-14 г.г., — позднее связи с большевиками были сосредоточены в руках немцев. [...] Ганецкий, конечно, узловая фигура и для Ленина, и для раскола среди польских с.-д., который прошел именно по этой линии: Ганецкий — «австрийская ориентация», Роза Люксембург, Тышка, Дзержинский и др. противники. Роза была особенно против всевозможных ориентации, и еще в 1904 г. предупреждала о «японских деньгах» у Циллиакуса (финна), который созывал так называемую Парижскую конференцию революционных и оппозиционных организаций (Струве, Милюков, Чернов и др.), и именно поэтому социал-демократы не пошли на участие в ней. Ганецкий сначала был связан с пилсудчиками, а затем, с 1915 г., с Парвусом. Между прочим в Копенгагене был суд над Ганецким за контрабанду, — во время следствия были вскрыты его отношения С Парвусом. Эти документы сохранились и недавно найдены. [...] Не попадались ли Вам какие-либо сведения о Карле Мооре, швейцарском социалисте, который играл роль маклера в таких делах.» (АИГН, 496/3. БИН — МНП, 21 октября 1961, с. 1.)
22
АИГН, 508/48. БИН — Р. (Георгию Иосифовичу) Враге, 18 июня 1960, 1 л.
23
Николаевский продолжает: «Конечно, Вы правы, когда пишете о Радеке и Уншлихте. Очень похоже, что Роза Люксембург знала про австрийскую авантюру Пилсудского и о связях этой группы с кампанией [компанией] Ганецкого, и что весь раскол Розы-Тышки-Варского с «разломовцами» был вызван этим расхождением.
Австрийцы знали об отношениях Пилсудского с австрийским штабом и О. Бауэр, по его рассказу, в 1911 или 1912 г. сказал Пилсудскому, когда тот явился в правление австрийских социал-демократов: «Я понимаю, что Вы, как польский социалист, можете хотеть поддерживать дружеские сношения с социалистами австрийскими; я могу допустить, что Вы, как польский националист, можете считать нужным поддерживать сношения с австрийским штабом,— но я не понимаю, как Вы не видите, что поддерживать сношения одновременно и с австрийскими социалистами, и с австрийским штабом невозможно». Это сам Бауэр рассказал [Ф.] Дану, со слов которого я тогда же (1925) записал.
Австрийские социалисты вообще были о многом осведомлены и принимали меры, чтобы самим не быть замешанными, но выступать с разоблачениями не считали нужным. Был ли Ганецкий лично связан с Пилсудским? Радек и Унщлихт тогда, после 1906 г., были еще на третьих ролях, но Ганецкий был главным по тайным связям польских социал-демократов и именно он сносился от польских социал-демократов с Лениным.» [АИГН, 508/48. БИН — Враге, 15 июля 1960, 1 л.]
Отавляя в стороне вопрос о том, насколько существенной была роль Германии и Австро-Венгрии в деле организации большевистского переворота и смог бы произойти этот переворот без германских и австрийских субсидий [24] , следует указать, что подрывная работа Германии в отношении России была лишь частью общей германской политики, направленной на ослабление противника. На так называемую «мирную пропаганду» Германия потратила, по крайней мере, 382 млн. марок (причем до мая 1917 года на Румынию или Италию денег было потрачено больше, чем на Россию, что не помешало и Румынии и Италии выступить в войне на стороне Антанты). Десятки миллионов марок были истрачены на подкуп четырех газет во Франции. В России же ни одной газеты немцам подкупить, видимо, не удалось, и финансирование Германией ленинской «Правды» в 1917 году было, кажется, единственным исключением [25] .
24
«Как и Вы, я отношусь скептически к идее, что без немцев революция не случилась бы, — писал меньшевик Абрамович меньшевику Н. В. Валентинову-Вольскому. — Но я не совсем уверен в том, что без получения очень больших денег большевистская партия приобрела бы так быстро такую огромную силу. Деньги не все, но презирать деньги нельзя; на них был построен огромный аппарат, огромная печать, которую другим путем нельзя было бы так легко создать. Что же касается самого факта получения денег, то в отличие от Вас я уверен, и имею основания для этого, что Ленин деньги получал и не малые. Имеется документ, [...] что немцы печатали прокламации для большевиков в типографии морского ведомства и затем пересылали их в Стокгольм, где они передавались большевистским представителям. Кроме того, имеется документ, который очень трудно оспорить — доклад министра иностранных дел фон Кюльмана кайзеру Вильгельму от 3 декабря 1917 года, в котором он гордится тем, что денежная помощь большевикам дала очень большие результаты, дав возможность большевикам создать крепкую базу и издавать такую полезную газету, как «Правда». Причем, зная немножко внутрибопьшевистские нравы на основании моих личных наблюдений до революции, я убежден, что в большевистской партии ни один человек не принял бы ни одного пфеннига без ведома и согласия Ленина. Даже в подготовке экспроприации Ленин часто участвовал лично, давая советы и указания. Вы, по-видимому, все еще идеализируете Владимира Ильича. Это был стопроцентный макиавеллист, для которого все, решительно все освещалось целью». [АИГН, 591/14. РАА — Н.В. Валентинову-Вольскому (далее:НВВ), 4 февраля 1958, 2л.; АИГ, кол. Вольского, ящик 3, папка Переписка с Абрамовичем, то же письмо].
В ином тоне свидетельствует Троцкий: «Если бы пломбированный вагон не проехал в марте 1917 года через Германию, если бы Ленин с группой товарищей и, главное, со своим деянием и авторитетом не прибыл в начале апреля в Петроград, то Октябрьской революции — не вообще, как у нас любят калякать, а той революции, которая произошла 25 октября старого стиля — не было бы на свете. [...] Авторитетная, руководящая группа большевиков, вернее сказать, целый слой партии, вместо неистово наступательной политики Ленина, навязала бы партии политики постольку, поскольку» (Троцкий. Портреты революционеров, с. 45).
25
АИГН, 496/3. МНП -БИН, 7 мая 1962, с. 1-2. Утверждение Бурцева о том, что горьковская газета «Новая жизнь» была создана на немецкие деньги, следует считать вымыслом. То же относится и к небольшому эмигрантскому журналу «На чужбине», издававшемуся с 1916 до 5 марта 1917 го да. Более успешными, видимо, следует считать операцию немецкой контрразведки по воспроизведению большевистской литературы внутри России — в типографии Морского министерства (АИГН, 496/3. МНП — БИН, 22 января 1963, с. 2).
Германское правительство рассматривало возможную русскую революцию как часть этой подрывной акции. Оно не без оснований надеялось, что революция приведет к распаду Российской империи, выходу ее из войны и заключению сепаратного мира, который обещали дать революционеры в случае прихода к власти [26] . Германии же этот мир был необходим уже потому, что в 1917 году она не обладала нужными силами для ведения войны на два фронта [27] .
26
З0 сентября 1915года по н. ст. через эстонского социал-демократа Кескюлу немцы получили условия, на которых Ленин соглашался подписать с германским правительством мир в случае прихода к власти. Пятый пункт условий предусматривал предложение мира, не принимая во внимание Францию, но на условии, что Германия откажется от аннексий и военных репараций. По пункту 5 Кескюла заметил, что это условие не будет исключать возможности отделения от России национальных государств, которые будут служить буферными (Земан. Германия и революция в России, док. от 30 сентября 1915).
27
Гофман. Записки и дневники, с. 101.
Сделав ставку на революцию в России, германское правительство в критические для Временного правительства дни недели поддержало ленинскую группу, помогло ей и другим «пораженцам» проехать через Германию в Швецию [28] , получило согласие шведского правительства на проезд эмигрантов к финской границе. Оттуда оставалось совсем уже близко до Петрограда. Не удивительно, что происшедший в октябре переворот не был для германского правительства неожиданностью. Справедливо или нет, оно смотрело на происшедшее как на дело своих рук.
28
Анекдотичный случай. Межпартийный швейцарский эвакуационный комитет по возвращению революционеров в Россию указал в своих инструкциях, что «никто не должен брать съестных припасов, ибо для вывоза их из Швейцарии требуется специальное разрешение, которое будет взято для всех ЦК-м». Ленин не послушался даже в этом, и его группа взяла с собой собственные продукты, которые, однако, были конфискованы на швейцарской границе (АИГН, 90/7).
Но Германия никогда с такой легкостью не смогла бы достичь своих целей, если бы интересы германского правительства не совпали в ряде пунктов с программой еще одной заинтересованной стороны: русских революционеров-пораженцев, самым влиятельным и деятельным крылом которых, как оказалось, было ленинское (большевики). В чем же совпали цели Германии и революционеров в войне?
Как и германское правительство, ленинская группа была заинтересована в поражении России. Как и германское правительство, большевики желали распада Российской империи. Немцы хотели этого ради общего ослабления послевоенной России. Революционеры, среди которых многие требовали отделения от Российской империи окраин еще и по национальным соображениям (например, один из видных польских революционеров Пилсудский), смотрели на рост национальных сепаратистскх тенденций (национализм малых наций) как на явление, находившееся в прямой связи с революционным движением [29] .
29
Совпадение целей германского правительства и русских революционеров шокировало многих уже в первые послереволюционные месяцы, когда стала очевидна поддержка Германией большевиков. Генерал Леонтьев, бывший командир Выборгского полка, обратился даже к германскому императору Вильгельму с открытым письмом: «Когда наряду с войной наступили в России революционные события, кто как ни Ваши опытные и искусные агенты, воспользовавшись благоприятной обстановкой, внесли из мену и смуту в русскую среду. [...] Ленин, Троцкий и их товарищи оказались признанными Вами законными правителями великой страны. [...] Казалось, что могли Вы иметь общего с этими преступными людьми! Но общего было много, так как именно эти люди, во главе с Лениным, и были Ваши агенты, купленные или поддерживаемые Вашими деньгами. Делая свое злое дело, они лишь исполняли Вашу волю, и Вы не могли их не признать и не обеспечить Вашей помощью! [...] Вам важно было добиться одного — уничтожения русской армии и общего ослабления России, и в этом отношении большевики оказались для Вас верными слугами.
[...] Русская армия перестала существовать, а вместе с нею раз валилось и русское государство. [...] Вам нужно, чтобы Россия сделалась Вашим пособником, помогла Вам раздавить своих не давних друзей и союзников. [...] Социалисты-революционеры, кадеты и монархисты в общей массе против Вас. Выдумаете найти опору в аристократии [...], но везде Вас ждет резкий отказ, и даже немка по происхождению сестра Императрицы Великая княгиня Елизавета Федоровна отказывается принять посла Мирбаха, после чего немедленно и арестовывается большевиками». (АИГН, 784/6, с. 3, 4, 5.)
Совпадая в одних пунктах, цели Германии и революционеров в войне расходились в других. Германия смотрела на русских революционеров как на подрывной элемент и рассчитывала использовать их для вывода России из войны. Удержание социалистов у власти после окончания войны, видимо, не входило в планы германского правительства. Революционеры же смотрели на помощь, предложенную германским правительством, как на средство для организации революции в России и всей Европе, прежде всего в Германии. Германское правительство знало, что главной задачей социалистов была организация революции в Германии. Революционеры знали, что правительство Германии не желает допустить прихода к власти немецких социалистов, а русских революционеров рассматривает как орудие для реализации собственных «империалистических» планов. Каждая из сторон надеялась переиграть другую [30] . В конечном итоге, в этой игре победила ленинская группа, переигравшая всех, в том числе и Парвуса [31] , родоначальника идеи германо-большевистского сотрудничества [32] .
30
«Лично я ничего не знал о перевозке Ленина, — вспоминал позднее генерал М. Гофман. — Но если бы меня об этом спросили, то я вряд ли стал бы делать какие-либо возражения против этого, потому что в то время ни один человек не мог предвидеть, какие несчастные последствия должно было иметь выступление этих людей для России и всей Европы» (Гофман. Война упущенных возможностей, с. 148).
31
Ставшая поистине легендарной личность Парвуса привлекла с тех пор внимание многих историков и мемуаристов. Мы приведем здесь отрывок лишь из одного такого воспоминания, принадлежащего меньшевику Е. Ананьину (Царскому), человеку, безусловно осведомленному и неглупому: «В 1905 г. он побывал в России и принимал участие в меньшевистской газете «Начало» (вместе с Потресовым и Мартыновым), был автором крылатой формулы «перманентная революция», узурпированной и пущенной в оборот его «учеником» Троцким. [До войны] в Берлине он жил законспирированный под именем, если не ошибаюсь, чешского гражданина Ваверка. [...] В ту пору его посещало большинство русских эмигрантов, из которых я припоминаю А. Коллонтай, Урицкого, поляка Барского. Тут следовало бы упомянуть еще какую-то темную историю с деньгами Троцкого, в которую Парвус был замешан и из которой он вышел «сухим из воды», благодаря вмешательству Бебеля. [...] Повернул он фронт в 1914 г., после объявления войны [...] занял очень правую германофильскую и шовинистическую позицию. [...] Основал в Копенгагене институт по изучению войны (в котором [из меньшевиков] работали Г. О. Биншток, Ю. Ларин и др.). Ходили слухи [...] об организации им германского шпионажа (или контршпионажа) в Черном море. В 1920 г. я был у него на его вилле [...] на Цюрихском озере [...]. [Парвус] много говорил о бессмысленной большевистской системе, приведшей Россию к анархии и хаосу — ибо по его словам, Ленин и Ко. не последовали его совету действовать с «разумной постепенностью» и вводить социализм «по этапам, маленькими дозами» (Ананьин-Чарский. По поводу статьи А. Жерби).
32
В декабре 1915 года Гельфанд указал, что для организации русской революции нужно около 20 миллионов рублей. Миллион он потребовал сразу же и, видимо, получил. По крайней мере в Гуверовском архиве хранится документ — фотография расписки Парвуса: «29 декабря 1915 года мною получен миллион рублей в русских банкнотах для усиления революционного движения в России от германского уполномоченного [слово неразборчиво] в Копенгагене. Д-р А. Гельфанд (подпись).» (АИГ, Гельфанд Александр 78086-10. V, 1 л.)
Программа европейских социалистов была абстрактна: революция. Программа Ленина была конкретна: революция в России и собственный приход к власти. Как человек, подчиненный собственной цели, он принимал все то, что способствовало его программе, и отбрасывал — что мешало [33] . Если Четверной союз предлагал помощь, то постольку, поскольку эта помощь способствовала приходу Ленина к власти, она должна была быть принята. Если эта помощь могла оказываться на условиях провозглашения Лениным определенной политической платформы, то постольку, поскольку эта платформа способствовала достижению основной цели: приходу Ленина к власти, она должны была быть принята и объявлена. Немцев интересовал сепаратный мир с Россией? Ленин сделал лозунг немедленного подписания мира и прекращения войны основным пунктом своей программы [34] . Немцы хотели распада Российской империи? Ленин поддержал революционный лозунг самоопределения народов, допускавший фактический распад Российской империи. Немцы хотели для компрометации Антанты опубликовать тайные договоры русской дипломатии, показывающие захватнический характер России и ее союзников? Ленин выступил с призывом добиваться публикации тайных договоров русского правительства. (И только оставалось удивляться, каким образом интересы одного из самых радикальных русских революционеров могли так совпасть с целями консервативного правительства Германии.) Фантазия германского правительства по существу на этом иссякала. По плану немцев так ликвидировался Восточный фронт: приводом Ленина к власти и заключением сепаратного мира с охваченной революцией Россией. Нужно отдать должное Ленину. Он выполнил данное германскому правительству обещание в первые же часы прихода к власти: 26 октября на съезде Советов он зачитал известный декрет о мире [35] . На следующий день декрет был опубликован Петроградским телеграфным агентством (захваченным и контролируемым большевиками). Правительства стран Четверного союза, внимательно следящие за происходящим, отметили это заявление, но разошлись в реакции на него. Граф О. Чернин, один из самых разумных дипломатов своего времени, настоятельно рекомендовал начать в германских и австро-венгерских полуофициальных органах обсуждение заявления советского правительства в благожелательном для большевиков тоне и подготовить почву для скорейшего начала мирных переговоров, дабы как можно быстрее заключить перемирие, а затем и мир [36] . Против этого возражал статс-секретарь Германии по иностранным делам Р. Кюльман, считая, что борьба за власть между Лениным и Керенским еще не закончена, что большевистский режим ни в коем случае нельзя считать стабильным; а ухватившись преждевременно за неофициальное большевистское заявление, переданное не в виде ноты, а по телеграфу, немцы рискуют показаться слабыми. К тому же немцы боялись скомпрометировать большевиков слишком поспешным проявлением дружеских чувств к ленинскому правительству и дать этим повод Антанте и оппонентам Ленина в России утверждать, что большевики состоят в сговоре с Германией. Поэтому 26 октября (8 ноября) германский посланник в Стокгольме рекомендовал МИДу не публиковать в немецкой и австрийской прессе никаких заявлений о предварительном соглашении с большевиками [37] . Аналогичные меры предосторожности предпринимались австро-венгерским командованием: «С нашей стороны не должно быть побуждения к скорому заключению мира и изъявления симпатий к Ленину или к кому-либо другому. Русские должны быть убеждены, что мы теперь, как и прежде, воздерживаемся от всяких вмешательств в их внутренние дела» [38] .
33
Извечный спор историков: Ленин и идеи, Ленин и деньги, Ленин и власть. «В Вашем изображении, — писал Валентинов Николаевскому, — [...] Ленин перестает быть Лениным, человеком, о котором правильно говорили: не он владеет идеями, а идеи им. У Вашего Ленина не идеи, а только желание наложить лапу на «секретные капиталы». А для чего ему это нужно? Чтобы держать с помощью денег партию в подчинении. Но для чего ему нужно это подчинение? Чтобы партия шла по пути, им указанном, осуществляя идеи, им указанные. Но если это так, а это вне сомнения, то ведь главное у Ленина идеи, а не деньги. [АИГН, 508/2. НВВ — БИН, 10 января 1959, с. 1.] «Основное наше расхождение, по-моему, — отвечает Николаевский, — конечно, в общей оценке Ленина [···]. Вы считаете, что не Ленин владел идеями, а идеи им? Я считаю это совсем неверным. Конечно, у Ленина были известные идеи, которым он оставался верен с юности до конца, но этими идеями он владел с большим искусством, делая их крайне гибкими, — как никто другой на верхушке старой социал-демократии. Конечно, Вы правы, деньги Ленину нужны были не для денег. Он хотел иметь власть над партией для проведения определенной политики, но он был убежден, что если он будет иметь власть, то он сможет проводить нужную ему политику лучше, чем кто-либо другой. Поэтому для получения власти он был готов идти на большие зигзаги. Деньги были нужны для власти над партией. [...] Так он думал всегда и именно для этого не останавливался ни перед чем, чтобы завладеть кассой. [АИГН, 508/2. БИН — НВВ, 17 января 1959, с. 2.]
34
Разговоры о сепаратном мире происходили между германскими агентами и дипломатами, с одной стороны, и революционерами, с другой, в течение всего 1917 года. С марта немцы ставили уже не столько на силу своей армии, сколько на дальнейшее углубление революции в России и неизбежно связанный с этим рост анархии. Заинтересованность в этом у германского правительства и русских революционеров можно признать взаимной. Поэтому не приходится удивляться, что еще 14 марта русские революционеры в Швейцарии обратились к представителям германской прессы в Швейцарии с просьбой выступить против развертывания германского наступления на русском фронте, так как подобная операция помешает намерениям установить мир. С аналогичной просьбой обратился к германскому правительству царь Болгарии Фердинанд, указавший, что было бы ошибкой использовать нынешнюю слабость России и начинать против нее наступление, так как это может привести к усилению влияния Антанты способствовать политической консолидации в стране. В тот же день, 14 марта, заместитель министра иностранных дел Германии ответил на телеграмму из Софии, что наступление на русском фронте не планируется. 16 мая статс-секретарь иностранных дел Циммерман также указывал, что германской армии лучше не наступать, так как это сплотит все элементы в России в борьбе против немцев. Разумеется, большевики это очень хорошо понимали. В. В. Оболенский (Осинский) заявил во время обсуждения вопроса о Брестском мире в начале марта 1918 года, что «еще летом [1917], когда провалилось наступление Керенского, когда немцы перешли в наступление на Рижском фронте, они, несомненно, имели абсолютную возможность раздавить русскую революцию точно так же, как русскую армию. Почему они не сделали этого тогда? Разумеется, не потому, что у них были связаны руки на других фронтах, а потому, что они рассчитывали достичь своих целей еще более легким способом: они дожидались внутреннего разложения, которое, по их мнению, должна была принести русская революция, ожидали победы партии мира, которой они считали большевиков, они рассчитывали прийти более простым способом к желанному концу.» (Седьмой экстренный съезд РКП(б), с. 82.)
35
«Если бы Германия отклонила переговоры с большевиками и заявила бы, что согласна вести переговоры только с правительством, избранным свободным голосованием, то большевики не смогли бы удержаться у власти». (Гофман. Война упущенных возможностей, с. 161.) Точнее, если бы Ленин не согласился на ведение сепаратных переговоров, германское правительство перестало бы его поддерживать и большевики не смогли бы удержать власть.
36
Германия, док. № 5,12 ноября по н. ст. 1917; там же, приложение № 1, от 10 ноября к док. № 5. Письмо Чернина Кюльману.
37
Там же, док. № 1, 9 ноября по н. ст. 1917.
38
АИГН, 149/3. Ф. Навотный, гл. «19. Брест-Литовск», л. 11.