Крушение
Шрифт:
И она обстоятельно, все продумав, отвечала. Что про любовь говорить, если второго уже носит? Наталья засмеялась. Если не будет войны, то все будет с ними хорошо. Жизнь ведь постоянно улучшается. Татьяна понимала, что ответы ее глупые, но других она тогда не знала. А Наталья металась. У нее ничего не вышло в Москве с институтом. Группа, в которую она попала, с отвращением ее отторгла. За то, что та примитивно любила Есенина и музыку Пахмутовой, душилась «Красной Москвой» и произносила фрикативное «г». Это на русском-то факультете!
– Наплявать!
–
Как она металась! А у Татьяны был маленький, дел по горло…
Послушает по телефону Натальины крики, сразу не сообразит, что сказать, а все потом думает, думает…
– Тань, скажи, Тань! Я ночь не спала… Валька в командировке, луна в окно жарит, я аж взмокла… В конце концов, мы же бабы? Бабы! Наше дело хозяйское? Хозяйское! Мне Валька говорит: «Я тебя люблю не за образование, а за его отсутствие». Тань!
И тут вот умер сосед и пришлось сидеть в чужой квартире целую ночь, смотреть на мятущуюся в горе женщину.
Как говорится, все в масть. Все Натальины вопросы вылезли, и ее, Татьянины, глупые ответы тоже. «Что-то не так, - застучало в висках.
– Что-то не так».
Поехала к Наталье - уговаривать ее вернуться в институт. Почему-то именно это показалось важным.
Первое, что Наталья предложила, - выпить.
– Давай, - сказала, - за то, что мы подруги и что вместе… И пусть оно, это образование, сгорит!
То, что вся питейная процедура шла у Натальи споро, ловко, все у нее было под рукой, все мигом возникло, потом только Татьяной осозналось.
Выпили по рюмочке кагора, Татьяна тут же стала его запивать водой и все не могла запить, пила и пила, а Наталья над ней смеялась и была в этот момент такая хорошенькая, такая живая, что Татьяна ей сказала:
– Тебе, Наташка, бы в кино. Такого лица, как у тебя, нету…
– Нету, - ответила Наталья.
– Вообще такой, как я, нету… И как ты, нету… Мы все в единственном экземпляре…
Татьяна махнула рукой: окстись! Единственные. Нашла! Как все…
Разговора об институте не вышло.
Потом Татьяна сделала глупость. Решила взять в союзницы Фаину Ивановну. Вспомнила все ее нотации. Та горячо взялась за дело, что она там говорила Наталье, Татьяна точно не знает, но тогда увидела Наталью пьяной по-настоящему. Как той было плохо после этого! Как она мучилась и плакала! Как говорила, что в рот больше не возьмет…
– Это все зараза Файка!
– жаловалась на другой день Татьяне.
– Растравила душу! Образование! Образование! Тань! Скажи, Тань! Я ж в нашем институте первая была, а тут я дура дурой… Тань! Ты слышишь, Тань!
Валентин Кравчук как-то сказал им обеим - Наталье и Татьяне, - что есть в одной симпатичной литературной редакции - у него в ней очерк проходил - место заведующей хозяйством. А какое у литературы хозяйство? Бумага да чернила. При нем на пенсию уходила с этого места очень лихая женщина, он со всеми ее «отпевал». Так она, расчувствовавшись, призналась ему, что на этом месте шутя и играючи детей вырастила и сейчас бы ни за что не ушла, если бы
– Я бы пошла, - сказала вдруг Татьяна, а Наталья засмеялась. Она всегда смеялась, если в чем-то сильно сомневалась.
Вспоминалось… Вспоминалось… Каждый ее приход к Наталье вызывал у той желание непременно угостить. Придавала этому одно значение - Наталья оказывает ей уважение. Любит. И поговорить охота. Татьяна молчунья, а Наталья после рюмочки заводилась. Столько рассказывала, в основном про своего Вальку. И куда ездил, и что видел. Татьяна завидовала: ей Николай ничего не рассказывает, а Наташку остановить нельзя. Как-то она пришла к Татьяне без предупреждения. Николай был на каком-то совещании. Явилась почерневшая, на себя не похожая…
– Выпить есть?
Одна и выпила бутылку, которую потом обнаружил Зинченко. Не поверил, что Наталья. Пытал идиотскими словами, а она винилась перед ним, как виноватая.
– Что ты себе думаешь, Коля? Что? Ну с кем это я пить могла, с кем? Подумай своей головой!
Сказал жестко, как отрезал:
– Чтоб ноги этой пьяницы в нашем доме не было. Татьяна кинулась защищать Наталью, даже расплакалась.
– Все, - сказал Николай.
– Я сказал - все!
Ох и чутье у Натальи! Ничего ей Татьяна об этом не сказала, но она к ним больше - ни ногой. Прибегала в редакцию, в закуток. Худая, как гончая… Ширкнула «молнией» на сумке, достала бутылку:
– Со свиданьицем!
Татьяна все еще не верила: «Наташка ж хорошая. Она ж понимает, что пьянка - последнее для женщины дело. Просто у Наташки такой характер, ей чуток надо завестись… Ребеночка бы ей родить второго…»
Вот с этого и начала при удобном случае. Наталья сидела мрачная. Выслушала и сказала:
– Зачем? Объясни - зачем? Что хорошего в жизни? Ну объясни, что?
– Господи!
– воскликнула Татьяна.
– Да ты что? Детки - это ж такая радость…
– Они ж вырастут, дура!
– зло сказала Наталья.
– Ты уверена, что им будет хорошо? Что не будет у них горя, когда они проклянут жизнь? И, значит, тебя? Я вот не уверена!
– Что тебе плохо, Наташа? Что?
– То!
– отвечала Наталья и уходила, хлопнув дверью. И все реже, реже стала приходить… Позвонит по телефону, пощебечет, как птичка, Татьяна подумает: а я бога гневила, все у нее хорошо. Потом поняла, звонила Наталья только выпивши.
Господи! Сколько она потом думала об этом. Почему именно Наталья, а не она? Или Фаина? Где подстерегла ее беда, в каком таком темном месте? Мучилась от сознания собственной вины, от вопросов, которые обступили, а ответы не пришли. Что такое человек? Вот она, например? То, что она сама про себя думает, или то, что думают о ней люди? Конечно, люди! Человек - это то, что о нем думают люди. И нет ему другой цены. Но как же так? Про Наталью все - алкоголичка! Алкоголичка! Разве это главное? Разве это не пелена, которая ее покрыла? А что людям до того, что пелена покрыла? Они бегут, торопятся, будут они вникать, что там в тебе, внутри!