Крушение
Шрифт:
– - Господа, -- начал Арин, -- могу ли я сыграть с вами в кости?
Из матросов: кто-то почесал за затылком, кто-то пустил густой дымок изо рта, сжимая между пальцами не слышно шуршавшую, чёрно-жёлтую по краю самокрутку из бумаги; а вперёд выдвинулся высокого роста человек в светлой полотняной рубахе и с резкими чертами на худом лице.
– - Конечно можете, господин. Только мы на монеты играем.
Арин достал несколько ценных монет и положил их в середину стола. Морякам думалось, что они приглашали сесть пару, и они негромко подтрунивали над странными гостями, отказывающимися от стульев, -- над девушкой, робко качавшей головой, и над Арином, неловко махавшим руками.
– - Объясните правила? Давно не играл, но новичкам везёт,
– - Арин улыбнулся, и в толпе несколько человек рассмеялось.
– - Ну тогда слушайте, правила просты.
– - матрос указал на игральные кости.
– - я бросаю кости, и если вы скажете верно сколько выпадет, вы забираете двое больше своей ставки. Если же нет, вашу ставку забираю я.
Арин утвердительно кивнул и посмотрел на Мирру, отворачивающую от него взгляд. Он шепнул ей на ухо.
– - Десять минут потерпите, прошу вас.
Приняв ставкой все монеты Арина, ухмыляющийся худой матрос подкинул кости в воздух.
– - Двенадцать.
– - сухо сказал Арин, и кости, перестукиваясь по столу, выложились в дюжину.
Высокий матрос поджал губы и предложил сыграть ещё, на что Арин согласился и быстрым голосом стал проговаривать в течение минуты: "семь... десять... два... восемь... одиннадцать...". От прыти и удачливости господина матрос краснел, просился отмечать подробнее ставки и зло смотрел на рыжего юнца, пишущего ножом вместо пера. После первой большой ставки Арин ставил помалу и не изменялся в спокойном лице. С любопытством Мирра подняла глаза на стол с монетами и на высокого матроса, хмурившегося каждому новому числу произнесённому Арином. Её лицо преображалось, светилось, она прикладывала к глазам ладони, словно смущаясь. В толпе не скрывали изумления и переговаривались; а бледнеющий высокий моряк испуганно глядел на Арина (который упрямо твердил числа) и переставал понимать происходящее, но продолжал кидать кости, не останавливаясь из-за власти невозможного, как ему думалось, действа. Остальные матросы затихли, а Мирра с весёлым блеском в глазах смотрела на Арина, уверенного и бесстрашного, и не обращала внимания на стол, на кости и на моряков.
– - Двенадцать.
– - сказал спустя двадцать минут Арин и вздохнул.
– - Всё господа, я кажется сполна попытал удачу. Новичкам сегодня везёт.
Улыбающийся юнец оторвался от изрезанного до края стола и принялся считать и бегать пальцами по своим надписям; когда он закончил в толпе ахнули.
– - Двести две ставки подряд.
– - юнец разводил руками, показывал на числа и веселился оттого, что матросы были не похожи на самих себя.
Не разговаривая, моряки хмурыми взглядами проводили странных гостей и ещё долго стояли на месте, и не переглядывались; только высокий худой матрос сжимал кулаки, отряхивался и выбрасывал игральные кости за борт.
Арин остановился посреди палубы и с улыбкой взглянул на Мирру, отвечающую ему тем же. Несвязно, пропуская слова и сбиваясь, девушка быстро говорила и то поднимала глаза на Арина, то закрывала веки от волненья. Теперь она узнала, почему он не сходил с места и не бежал от Грета, почему он с уверенностью ставил монеты, когда играл в кости. Она краснела и бледнела, потом вновь краснела, но не умолкала.
– - Но откуда... знаете всё... как же такое...?
Глаза Арина сияли радостью, он вытягивал голову, плечи, выставлял вперёд подбородок и отвечал загадками и весельем. В нём что-то поднялось в груди, он молчал, ласково улыбался девушке и смотрел на спускающееся к горизонту солнце, испытывая прежнюю радость, прежнее чувство озорства от вида белой пены, разносимой морскими волнами.
Но Мирра, не утолив своего любопытства, дёргала за руку Арина и умоляюще просила открыть ей тайну. Сняв с шеи верёвочку, Арин сделался серьёзным, и в его ладонях девушка узрела красный коралл, налившийся цветом под лучами красного, закатывающегося солнца.
– - Мне его дарила...
– - Арин замялся.
– - Ила.
– - сказала Мирра неожиданно, дрогнула и спросила не своим
– - Вы её любите?
Коралл сверкнул в глазах Арина алым свечением и открыл ему то, что произойдёт при всех возможных его ответах. Арин вспотел, нахмурился, и перестал слушать коралл, перестал воспринимать шедшие от него предсказания.
– - Я люблю её всей жизнью.
У Мирры встали слёзы в горле, ей стало трудно дышать, и она, удерживая себя от рыданий, ушла прочь, не смотря по сторонам и не оглядываясь.
4
В лесу было прохладнее, чем на горячем песку на берегу, и маленький стылый ручей вился меж дерев в редком просвете, очернённом теньками от низких травинок; заворачивал влево, обегал вдоль сучковатого сгнившего бревна без коры, усиливался поток, и одною своей струёй он ветвился вниз по затвердевшей, смачивавшейся земле к большому муравейнику. Свет просачивался в это место в лесу, и крошечные, только вблизи заметные блики на чёрных жителях возвышения рассыпались перед накапливающейся блестящей лужей.
– - Ты что наблюдаешь?
Арин оторвал глаза от бревна, ручейка, теней и света на земле и на муравейнике, чтобы оглядеться. На него смотрела загорелым лицом полуголая, в зелёном наряде девушка со строгостью в голубых глазах.
– - Почему не спасаешь?
– - тонким решительным голосом сказала девушка и присела к муравейнику. Она торопливо взяла иссохшую ветку и, взрыхлив землю, сделала канавку, по которой вода то убыстряясь, то прерываясь, сбежала в сторону от копошившихся муравьёв.
– - Ты славная, Ила.
– - Арин обнял девушку. Он смотрел в её лучистые морские глаза и целовал её тонкие губы, едва прикасаясь к ним; и даже после этого он чувствовал смятение, оттого, что он обращал к себе, огрубелому, это мягкое и свободное от всех пороков, ослепляющее скругленной улыбкою, её лицо с одной взлохмаченной тёмной прядью на румяной щеке. Девушка засмеялась, соскользнула с его рук и, развернувшись, кончиками жарких пальцев потянула Арина за собой. Она побежала, и Арин устремился за ней, подчинившись её незатейливому порыву. Их лица взмылились, они тяжело дышали когда остановились, но насилу продолжали улыбаться друг другу. Арин перевёл дыхание, увидел на зеленью скрытой груди Илы красный коралл, и противоречивые мысли захлестнули его. Ила рассказывала ему об этой находке, изменившей её жизнь, -- рассказывала о пережитом крушении её корабля, о том, что она целый год была на острове одна. В первые дни их знакомства, Ила постоянно говорила о море, отдавшем ей все ответы; и Арин не понимал значения этих странных слов, он думал, что она из какого-то одичалого народа: её отрывочные речи, смыслы, поступки -- всё выходило лёгким, завораживающим и неуловимым. Рядом с нею в Арине пробуждались неизведанные ему ощущения, он усматривал на земле, в воде, на деревьях то, на чём он не останавливался вниманием в прошлом; и он часто не знал что делать со всеми этими образами, кружившими ему голову. Но более всего Арину захватывало дыхание, будто ему за шиворот вливали холодную воду, от навязчивых мыслей о коралле. Блеск этого предмета манил Арина своей неизмеримой ценностью, и он в поту, не желая того и громко ругаясь, просыпался в постели.
До рассвета оставалось меньше получаса, и Арин вышел на корму судна. В воздухе пахло прохладой, было темно и сыро, а у рулевого колеса, облокотившись на него, стоял пригнувшийся капитан.
– - Рассвет близко. И когда вы только спите?
– - через силу улыбнулся Арин.
Капитан поперхнулся, обернул лицо на нежданного гостя и глупой улыбкой приветствовал его. Не успел капитан раскрыть рта, а Арин уже отвечал на свой вопрос.
– - Занятно, не можете уснуть, потому что волнуетесь за меня...
– - Арин осёкся и подошёл вплоть к сонному капитану, растерянно бросающему взгляды по сторонам. Вновь Арин заговорил за секунду до того, как усатый капитан успел что-либо произнести.