Крушение
Шрифт:
– Да вроде нет.
– В данный момент она получает какие-то медикаменты? В нескольких кварталах отсюда есть психиатричка, и если понадобится, я могу прикрепить ее туда.
– Врач, который ее принял, ввел ей сильную дозу ативана и прописал недельный курс. Сейчас она в полусонном состоянии. Не знаю, как она себя поведет, когда препарат перестанет действовать.
– История знакомая. – Шерри Эндовер вздохнула. – Ну что, Зельда, добро пожаловать обратно… Приятно познакомиться с вами обоими. Вон ту кнопочку нажмите и сразу выйдете.
– Еще один нюанс, – сказал я. – Зельдой я занимаюсь потому, что по
Шерри Эндовер нахмурилась.
– У нее есть сын? Когда она была здесь, никакой информации на этот счет не имелось. И вообще, мы по профилю детей сюда не принимаем, так что его, наверное, поместили куда-то еще.
– При этом я никак не могу его найти.
– А вас это, извините, волнует потому, что…
– Просто хочу знать, что с ним всё в порядке.
– Не хочу быть мисс Всезнайкой, но вы пробовали обращаться в социальные службы?
Я с ходу перечислил несколько агентств, с которыми созванивался.
– Ничего к этому добавить не могу. – Она развела руками и, глубоко вздохнув, спросила: – Вы ведь не думаете, что она могла применять к нему насилие? Поскольку если да, то на повестку автоматом выносится вопрос. В виде красного восклицательного знака размером с Аляску.
– Пять лет назад она была заботливой любящей матерью, – сказал я, – которая никого пальцем не трогала. Не говоря уже о насилии. Теперь она обитает на улице, и дать ей крышу над головой будет уместнее всего. Мне просто хотелось в этом удостовериться.
– То есть пять лет назад Зельда уже была не в ладу с рассудком, но при этом хорошей мамой?
– У нее получалось работать в полную силу да еще и заботиться о том, чтобы мальчик получал хороший уход. Затем работу она потеряла, а обо всех ее передвижениях известно лишь то, что она гостила в том другом заведении, а затем какое-то время у вас.
– О ребенке она ничего не рассказывала?
– Она и сейчас о нем не заговаривает. Единственно, о чем упоминает, это об исчезновении своей матери. Эта деталь здесь не всплывала?
– Лично я ни о чем таком не слышала. Хотя, может, она делилась этим с кем-то другим из наших дам… У всех наших постоялиц, знаете ли, есть свои истории. И при этом нельзя сказать, что все они сплошь вымышленные, – а вдруг она, скажем, потому и вторгается в чужие дворы, чтобы в каком-то смысле, символически, вернуться к себе домой или еще что-нибудь в этом роде? Ого, как вам моя популярная психология? Может, мне уже пора начать вести свое ток-шоу?
Я ответил улыбкой.
– Шутить не следует, но определенный смысл в этом есть, – сказала она. – Просто я – дурёха, поступившая на эту работу из-за того, что приказало долго жить мое преподавание в Нортридже.
– Вовсе нет, – подал голос Майло.
– Что «нет»?
– Дурёхой, мэм, вы мне вовсе не кажетесь. А что вы преподавали?
– Государственное управление. Вообще я организатор, терапию не практиковала ни минуты. Во всяком случае, официально.
– И все равно вечерами отправлялись домой со знанием, что сделали за день что-то важное.
Шерри Эндовер распахнула на него глаза, а затем зарделась.
– Это наиприятнейшее, что мне от кого-нибудь доводилось слышать. Исключение
Майло с улыбкой качнул головой.
– Ладно, ставлю зачет, – улыбнулась и она. – А теперь хорошие манеры предполагают, чтобы я ответила, что то же самое относится и к вам. А ведь и в самом деле относится. К вам обоим. – Рассмеялась жестковатым смехом. – Полюбуйтесь на нас, компашку святых.
Когда мы отъехали, Майло спросил:
– Зачем ты спрашивал ее о бухле и наркоте?
– Зельду дважды брали именно за пьяный дебош в общественном месте. И меня посещают мысли, не забурится ли она со всей своей неуемностью в какую-нибудь пивнуху.
– Или на чей-нибудь задний двор.
– И это тоже.
– Я бы над этим не парился. Как я уже сказал, правоприменение – форма политики, и людей вроде нее не просят дыхнуть в трубочку, а сразу хвать за шкварник и в обезьянник. Копам, что ее вязали, нужно было лишь обвинение, которое можно на нее навесить, вот они и назвали ее пьяной.
– Значит, по барам мне ошиваться смысла нет?
– Тема отдельной беседы. – Майло рассмеялся. – Какие еще будут предложения, мой собрат по компашке святош?
Глава 10
Уже по возвращении в участок мы сошлись во мнении, что сделать остается не так-то много.
Майло свяжется с Центральным отделом и попробует выяснить, есть ли там что-нибудь насчет Зельды и Овидия; ну а я двинусь «гламурным маршрутом» в попытке выйти на кого-нибудь из прямо или косвенно связанных с «Субурбией».
После этого останется только отступиться.
Майло говорил начистоту; я слегка кривил душой.
Через считаные минуты после того, как он меня высадил, я принялся составлять список из калифорнийских школ-интернатов, принимающих детей дошкольного возраста. Список получился ничего себе: тридцать девять учреждений с образовательными функциями, начиная от вундеркиндов до детей с «особыми потребностями» (читай, неспособных к обучению) и (или) испытывающих проблемы с весом.
Последних я откинул, что сократило перечень на пятнадцать пунктов.
Почти каждая из школ располагалась там, где земля обильна и живописна. Опубликованные цены за обучение вполне могли потягаться с Лигой плюща [17] . Быть может, Зельда до своего срыва сумела создать некий образовательный фонд и даже наняла для защиты сыновнего благосостояния попечителя?
Или…
Я взялся за работу, прокручивая от администратора к администратору одну и ту же пластинку: дескать, я дядя Овидия Чейза, а его мать только что госпитализирована в связи с острым заболеванием («Овидий знает, каким»), и мне необходимо поговорить с ее сыном. Реакция была неизменно сочувственной, но затем, когда поднимались записи, а имени Овидия не высвечивалось, растерянность сменялась подозрением, и я сразу вешал трубку, благо мой домашний номер пробить было нельзя.
17
Лига плюща – ассоциация восьми престижнейших частных американских университетов.