Крутая фишка
Шрифт:
– В общем, так, мужики, – сказал Андрюха, проходя к скорчившемуся возле стенки бомжу. – Времени нет, конвейер простаивает, поэтому мы по-быстрому. Эй! Последний раз спрашиваю: работать будешь?
Бомж, потревоженный ногой Андрюхи, слабо пошевелился и что-то неразборчиво пробормотал – вроде как в полузабытьи.
– Да он не может, – несмело вмешался кто-то из вороха мокрых лохмотьев. – У него что-то с брюхом…
– Заткнись, – незлобиво оглянулся Андрюха. – А теперь послушайте, что я вам скажу, мужики. Время у нас сейчас горячее, каждая пара рук на учете. Сами знаете, кабачок пошел. И кое-кто
– Да больной он, – снова протянул тот же бомж.
– Я сказал: заткнись! Главный врач тут я. И больничных у меня для вас, мужики, нет. Закончились. Зато у меня есть план! А план надо выполнять. Трудно, мужики, я понимаю. Но надо. Я вам пайку увеличил? Увеличил. Витамины «Ундевит» жрете? Жрете. Бабу привез? Привез. Так вы ж ее, гады, до смерти затрахали!.. Я вам хоть слово сказал? Ну да ладно, хрен с ней… Так какие, мужики, могут быть претензии к администрации трудового санатория? Молчите? Правильно. Потому что претензий у вас не может быть никаких. А поэтому, мужики, вот что. Чтобы вы не думали, что можно нарушать план и не соблюдать трудовую дисципину, мы сейчас проведем воспитательный урок. Незаменимых у нас, мужики, нет. Понятно вам? Тем, кто не будет выполнять план, мы быстро найдем замену. Этому уже нашли. Вот она, замена. Стоит. Кирюха, давай!
– Ага! – кивнул Кирюха, делая шаг вперед и вскидывая «шмайсер».
– Погодь! – поднял руку старший. – Не торопись. Я хочу, чтобы до них дошло. Сделаем все путем. Так, мужики! Прошу внимания! Объявляю приказ по лечебному трудовому санаторию. За нарушение трудовой дисциплины, выразившееся в злостном уклонении от работы и невыполнении плана, приказываю: прогульщика порвать собаками!
Тут Андрюха сделал выразительную паузу и подождал, чтобы смысл сказанного дошел до изможденных людей на полу. До меня смысл происходящего дошел уже давно. И все это время я украдкой поглядывал на приоткрытые ворота цеха, пытаясь понять, где застряли собровцы. Времени на то, чтобы раскочегариться, у них оставалось совсем немного, и летело оно ужасно быстро.
– Так, – удовлетворенно кивнул Андрюха. – Но в связи с заготовительным периодом, чтобы не отрывать вас от работы, порывание собаками я для экономии времени заменяю расстрелом. Теперь давай! – кивнул Андрюха брату.
Кирюха снова подался вперед и вскинул «шмайсер»… В этот момент волосы на моей голове почти зашевелились. Я, конечно, не знал скорчившегося под стенкой бомжа, но дела это не меняло. Собровцы чесались где-то под забором, а тут вот-вот должна была состояться самая настоящая образцово-показательная казнь. Как при немцах. И обставлена она была с немецкой педантичностью. И именно это почему-то ужасало меня больше всего.
Палец Кирюхи шевельнулся на спусковом крючке, я, уже не скрываясь, в отчаянной надежде оглянулся на ворота, и тут гробовую тишину цеха разорвала торопливая автоматная очередь.
Глава 51
Я вздрогнул и быстро повернулся. Из дула «шмайсера» в руках Кирюхи струился дымок. Скрючившийся у стенки бомж дважды по-лягушачьи дернул ногой и затих.
– За работу! – удовлетворенно кивнул Андрюха и повернул ко мне сосредоточенное лицо. – Тебе все понятно?
– Д-да, – с трудом проговорил я.
Понятно мне было, что никаких собровцев в окрестностях нет и в помине. Никто ни за кем не следил. Дуролом Панкратьев наверняка прожевал сопли у табачного киоска и теперь разводил руками в кабинете на Кропоткинской и тупо повторял: «Не знаю, товарищ следователь! Не знаю, товарищ полковник! Куда он делся, ума не приложу! Как сквозь землю провалился…»
В общем, выражаясь словами Динозавровича, к сожалению, как всегда, не обошлось без накладок. В переводе с юридического языка это означало, что если я хочу жить, то рассчитывать должен только на себя.
Поняв это, я как-то сразу успокоился. И не потому, что был таким храбрым, а потому, что время в запасе у меня было. Ориентировочно – три месяца. Главное было распорядиться им с толком.
– Это хорошо… – проговорил Адрюха, следя за бомжами. В две секунды они вскочили, гремя кандалами, и тут же приступили к работе. – Это очень хорошо, – повторил Андрюха, поворачиваясь ко мне. – Потому что времени у нас на воспитание нет. У нас план, понял?
– Понял.
– Главное – план и дисциплина. Кормлю я хорошо, тебе понравится. Да и вообще – тебе понравится. Три раза в день витамины «Ундевит». Порядки простые. Выполнил план – отдыхаешь. Прямо тут. Очень удобно. Не выполнил – смерть. Чего тут непонятного?
– Все понятно.
– Тогда за работу. Кирюха!
– А?
– Пусть сперва освободит себе рабочее место и уберется. Потом примкнешь.
– Ага.
– Только по-быстрому. Лишняя пара рук на конвейере – двадцать процентов к плану… Совсем забыл сказать, – оглянулся на меня Андрюха. – Если урок придется проводить с тобой, на пулю не рассчитывай. Только на собак. Понял?
– Понял.
– Кирюха! Давай! Я пока бухгалтерию подобью малость. Будем, наверное, с кабачком заканчивать. Помидор на базаре видал почем?
– Видал.
– То-то и оно. Урожая в этом году нет, значит, зимой помидор будет в цене. Завтра прошвырнусь по колхозам, узнаю что почем, и будем, братаня, наверное, переключаться на помидор.
– Помидор так помидор, – пожал плечами Кирюха. – Эй! Давай сюда!
Глава 52
– За угол давай. Вон туда тащи… Фу! Фу! Веста! – прикрикнул Кирюха на овчарку и махнул для острастки «шмайсером».
Дулом он попал ей по голове, собака заскулила, отскочила в сторону и наконец отстала. Я облегченно вздохнул и потащил только что убитого бомжа за угол.
Ошейники на шеях арестантов крепились при помощи приспособленных для этого дела велосипедных замков. В цехе Кирюха бросил мне ключ и подождал, пока я отцеплю убитого. Ключ он сразу же забрал, но я успел его неплохо рассмотреть. Настолько, чтобы понять, что воспроизвести хитрые бороздки и зубчики на каком-нибудь подручном куске железа навряд ли удастся.
В общем, убедившись, что помощи ждать неоткуда, я сразу же взялся за дело. К тому времени у меня уже был кое-какой опыт, и я абсолютно не паниковал. Я просто понял, что если я хочу выбраться из этого концлагеря, то должен дорожить каждой секундой из отведенных мне трех месяцев рабства.