Крутая парочка
Шрифт:
— Не понимаю, о чем ты.
Ковач потерял терпение:
— У меня нет времени на пустую болтовню, Эйс! Все возвращается к Торну! Энди что-то узнал о происшедшем в ту ночь — что-то, чего никто не замечал или просто не желал выносить сор из избы. Ведь в этом участвовали копы — Торн, ты, Майк. Единственный, кто погиб, не будучи полицейским, это бедняга Уигл.
— Уигл напал на Эвелин! Он избил и изнасиловал ее! Он застрелил Билла и ранил Майка!
— В самом деле? Если так, Эйс, то почему люди, интересующиеся этим делом и связанные с ним, внезапно
Уайетт машинально шагнул за свой стол. Что это — отступление или поиск укрытия? Ковач не сводил с него глаз — каждый мускул его тела был напряжен и готов к действию. Он занял позицию, откуда были видны и Эйс, и дверь.
— Что тебе сказала Эвелин? — спросил Уайетт. — Она ведь не совсем нормальна. Врачи, конечно, сказали тебе, что у нее часто бывает бред.
— Ты, кажется, говорил мне, что давно с ней не контактировал и что даже не знаешь, где она.
— Я пытался ее уберечь. Эвелин так и не пришла в себя после случившегося. Она всегда была… хрупкой. В ту ночь в голове у нее что-то надломилось. Врачи не смогли поставить точный диагноз. Она нашла убежище в своем собственном мире и вроде бы счастлива там.
— Эвелин показывала мне фотографии, — сказал Ковач. — Снимки дома, пикников, друзей. Но у нее не осталось ни одной фотографии мужа.
— Болезненные воспоминания.
— Насколько болезненные?
Уайетт закрыл глаза и провел рукой по волосам.
— Какой в этом смысл, Сэм? Прошло двадцать лет.
Окидывая взглядом кабинет, Ковач думал о карьере, которую сделал Эйс Уайетт после той ночи, когда кто-то застрелил Билла Торна. А что, если все это ложь? Карточный домик? Легенда, порожденная кровью? И что, если Энди Фэллон нашел ответ на этот вопрос?
— Сосчитай трупы, Эйс, — сказал он. — Если ты не видишь в этом смысла, тем хуже для тебя.
Лицо Уайетта превратилось в гранитную маску. — Ты не предъявил мне никаких доказательств, что эти смерти связаны друг с другом — или с прошлым. Я этому не верю.
— Признаю, что в этом отношении я еще в процессе поисков, — отозвался Ковач. — Энди тоже искал — и, очевидно, нашел. Думаю, именно поэтому он мертв. И, по-моему, я знаю, где он спрятал то, что нашел. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Уайетт внимательно посмотрел на него:
— По-твоему, я в чем-то виноват? Но я себя виноватым не считаю. Незачем ворошить прошлое, Сэм.
От этого могут пострадать люди, карьеры, репутации. И чего ради?
— Два человека погибли из-за этого, — сказал Ковач. — Вот что важно, Эйс. А на остальное мне наплевать.
Подойдя к двери и взявшись за ручку, он обернулся к человеку-легенде, которого никогда не любил, но к которому в глубине души испытывал жалость.
— Эвелин передает тебе привет, — спокойно сообщил Ковач и вышел.
Она так устала…
Рабочий день давно закончился, но Аманда по-прежнему сидела в своем кабинете, прячась от прессы и не желая возвращаться домой. Она выключила свет, оставив одну настольную лампу, и думала о том, какое облегчение —
Вот почему она любила фотографировать пейзажи больше, чем людей: из-за их неподвижности. Глядя на мрачную красоту снимка, Аманда успокаивала дрожь, сотрясавшую ее изнутри.
Но спокойствие не могло длиться вечно. В ее голове снова возникла какофония звуков: сердитые вопросы, резкие ответы, требования, угрозы — и сообщение из Хейзлвуда на автоответчике.
Ковач знает…
Это был только вопрос времени. В глубине души она всегда это понимала, но до последнего мгновения надеялась, что события можно задержать, оттянуть, отделить друг от друга. Как бы это было чудесно! Но ядовитое прошлое просачивалось через воздвигнутые ею баррикады.
Аманда закрыла глаза, пытаясь представить себя в полной безопасности, окруженной любовью и заботой. Она была не в силах больше нести это бремя. Она так устала…
Когда Аманда открыла глаза, он стоял перед ней. Ее охватила паника; она не знала, что это — сон или реальность. В последнее время кошмары повторялись слишком часто.
Он молча стоял в тени, воротник его пальто был поднят. Теперь она испугалась по-настоящему.
— Ты дочь Билла Торна, — сказал он и поднял пистолет.
Глава 40
Ковач вел машину медленно, заново проигрывая все в голове, пытаясь расположить в хронологическом порядке факты, которые он узнал, и заполняя пробелы догадками. При этом он старался избегать эмоциональной реакции, не чувствовать себя преданным, не напоминать себе, что он был прав с самого начала.
Бар Нила Фэллона был закрыт и выглядел заброшенным. Казалось, что в этой кучке лачуг — в рыбачьих домиках, мастерской, лодочном сарае — давно не осталось никого, кроме крыс. Горела только пара фонарей на столбах, и светилась вывеска бара.
Ковач остановил машину и вышел. Достав фонарь из-под кучи хлама под сиденьем водителя, он подошел к багажнику, порылся в бумажных пакетах и вытащил колесный обод.
Ветер не утихал, а температура продолжала падать. Ночь мало подходила для прогулок при лунном свете. Ковач тем не менее направился к лодочному сараю. Все его чувства обострились: кости и легкие сильнее ощущали холод, в ушах оглушительно отдавался скрип ботинок по утрамбованному снегу. Остановившись у сарая, он посмотрел на береговую линию.
При лунном свете Ковач не мог разглядеть место, где грузовик Дерека Рубела провалился под лед, но оно явно находилось неподалеку. Стоя среди пустых домов, он думал, что в таком месте, как это, человек запросто может исчезнуть в другом измерении и его больше никогда не увидят.
Ковач решил запомнить это на будущее. Он чувствовал, что, когда все будет кончено, исчезновение может оказаться наилучшим выбором.
Пистолет выстрелил с оглушительным грохотом.