Крутое пике. Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса
Шрифт:
Мне еще раз повезло работать с издательством W. W. Norton and Penguin: подробные комментарии и редакторская работа Брендана Карри, Дрейка Мак–Фили и Стюарта Проффитта были бесценны. А Мэри Бэбкок в чрезвычайно сжатые сроки проделала великолепную работу по окончательному редактированию рукописи.
Глава 1. Сотворение кризиса
Единственным сюрпризом экономического кризиса 2008 года стала неожиданность его возникновения для многих людей. Лишь некоторые наблюдатели увидели в этом классический случай, не только предсказуемый, но и фактический предсказанный. Нерегулируемый рынок, наводненный ликвидностью, низкие процентные ставки, пузырь на рынке недвижимости, раздувшийся в глобальном масштабе, сумасшедший рост масштабов субстандартного кредитования — все это в совокупности стало ядовитой комбинацией.
У этого кризиса, впрочем, была своя особенность, отличающая его от множества других, предшествовавших ему на протяжении последней четверти века: он появился в Соединенных Штатах, то есть на этот раз на кризисе можно было бы повесить табличку «Сделано в США». И если предыдущие кризисы по своим масштабам были ограниченными, этот, «сделанный в США», быстро распространился по всему миру Нам всегда нравилось считать нашу страну одним из тех двигателей, которые обеспечивают рост мировой экономики, и экспортером рациональной экономической политики, но мы никогда не считали себя поставщиком рецессий. Последний раз, когда Соединенные Штаты экспортировали серьезный кризис, был в 1930–х годах, во времена Великой депрессии.
Основные детали случившегося всем хорошо известны, поскольку эта информация получила широкое распространение. В Соединенных Штатах на рынке недвижимости надулся пузырь. Когда пузырь лопнул, и цены на недвижимость начали падать с космического уровня, на который они поднялись, все больше и больше людей стали понимать, что цена их домов становится ниже той стоимости, по которой они заложены. Другими словами, их долги по ипотечным кредитам оказались куда больше стоимости домов, купленных на эти кредиты. Многие из этих людей помимо жилья потеряли и все свои другие накопления, а вместе с ними и мечты о светлом будущем: высшем образовании для детей и собственной обеспеченной старости. До этого американцы в каком-то смысле существовали в условиях реализовавшейся мечты.
Самая богатая страна в мире жила не по средствам, хотя от этого зависели и сила американской экономики, и положение остального мира. Глобальная экономика нуждалась в постоянно растущем потреблении, но каким образом его можно было обеспечить, если доходы многих американцев в течение очень долгого времени не росли?2 Американцы придумали оригинальное решение: они решили занимать и потреблять так, словно их доходы возрастают. И они занимали. Средняя норма сбережений упала до пуля. При условии, что многие богатые американцы имели существенные сбережения, это означало, что норма сбережений необеспеченных американцев тоже была высокой, но уже со знаком минус. Другими словами, они все больше и больше залезали в долги. Но и самих заемщиков, и их кредиторов происходящее устраивало: заемщики продолжали безудержное потребление, забывая о той действительности, в которой их доходы стагнировали или даже снижались, а кредиторы были довольны колоссальными доходами, получаемыми в результате все возрастающих платежей.
Пузырь жилищного рынка подпитывали низкие процентные ставки и плохо прописанные положения регулирующих правил. Взмывающие вверх цены на недвижимость позволяли владельцам домов получать деньги под залог своих активов. Эти кредиты, выдаваемые под залог переоцениваемой недвижимости, объем которых за год достиг 975 млрд долларов, или более 7% ВВП3 (валовой внутренний продукт — стандартная мера, отражающая совокупную стоимость всех товаров и услуг, произведенных в экономике за период времени), позволяли заемщикам не только делать первоначальные взносы на покупку новых автомобилей, но и со временем рассчитывать на получение средств для пенсионного обеспечения. Но все эти заимствования делались на основе одного рискованного предположения о том, что цены на жилье продолжат расти или по крайней мере не будут падать.
Однако говорить в таких условиях о хорошем «самочувствии» экономики не приходилось: от двух третей до трех четвертей ВВП так или иначе были связаны с рынком жилой недвижимости: жилищное строительство, покупка предметов быта для дома или получение кредитов под залог недвижимости, направляемых на потребление. Такое положение дел в целом не могло быть устойчивым, и в конце концов экономика не выстояла. Лопнувший пузырь сначала затронул «плохую» ипотеку (субстандартные ипотечные кредиты, выдававшиеся заемщикам с невысокими доходами), а затем проблемы перекинулись на весь рынок жилой недвижимости.
Когда этот пузырь лопнул, его последствия усугубились из-за того, что банки разработали и применяли сложные финансовые продукты, в основе которых лежали ипотечные кредиты. Что еще хуже, они заключали многомиллиардные сделки друг с другом и с другими организациями всего мира. Эта сложность в сочетании со стремительным ухудшением ситуации, а также широким использованием банками кредитного плеча (банки, подобно домохозяйствам, финансировали свою деятельность через займы) привела к тому, что банки уже и сами не знали, покрывает ли стоимость их активов те суммы, которые они должны своим вкладчикам и держателям долговых обязательств, или нет.
К тому же они перестали понимать и ситуацию в других банках. Доверие, которое лежит в основе банковской системы, испарилось. Банки стали отказываться кредитовать друг друга или устанавливали высокие процентные ставки, чтобы компенсировать тот риск, который они брали на себя при выдаче таких кредитов. Мировой кредитный рынок начал таять на глазах.
В этот момент Америка и мир в целом столкнулись и с финансовым, и с экономическим кризисом. Экономический кризис развивался в несколько этапов: сначала возник кризис на рынке жилой недвижимости, а вскоре после этого возникли проблемы и на рынке коммерческой недвижимости. Спрос упал, поскольку владельцы домов увидели, что стоимость их жилья обрушилась (а те из них, кто владел акциями, столкнулись с обвалом на рынке ценных бумаг), из-за чего их возможности и желание занимать в значительной степени поубавились. Проявил себя и цикл, связанный с изменением вложений в товарно–материальные запасы: по мере того как активность на кредитных рынках ослабевала и спрос падал, компании сокращали свои запасы и к тому же старались сделать это как можно быстрее. В США произошел производственный коллапс. Возникали и более серьезные вопросы. Что могло бы поддержать американскую экономику вместо безудержного потребления, которое поддерживало ее в годы, предшествовавшие прорыву пузыря? Как Америка и Европа собирались управлять своей реструктуризацией, например, переходить к экономике с сервисны ми секторами, то есть решить задачу, которая достаточно сложна даже для периода бума? Но реструктуризация неизбежна: глобализация и темпы раз- пития технологий настоятельно требуют ее проведения, хотя осуществить ее будет очень и очень нелегко.
Краткая история произошедшего
Даже теперь, когда новые вызовы, с которыми мы столкнулись, стали понятны, остается открытым вопрос: почему это случилось? Ведь считалось, что рыночная экономика не должна работать подобным образом. Но что-то пошло не так, причем совсем не так, как следовало.
Трудно определить какую-то рационально обоснованную веху, с которой можно начать погружение в пучины истории. Для краткости я начну с того времени, когда лопнул пузырь на рынке высокотехнологичных компаний весной 2000 года. Возникновению этого пузыря и его активному росту в конце 1990–х годов способствовал Алан Гринспен, возглавлявший в то время Федеральную резервную систему. В период с марта 2000–го по октябрь 2002 года акции высокотехнологичных компаний упали на 78%. Все надеялись на то, что это снижение не затронет5 экономику в целом, но избежать этого не удалось. В высокотехнологичный сектор были инвестированы огромные средства, и поэтому, как только пузырь лопнул, экономика замерла. В марте 2001 года в Америке началась рецессия.
Администрация президента Буша использовала краткосрочную рецессию, последовавшую после падения рынка высокотехнологичных компаний, для оправдания программы по снижению налоговой нагрузки для богатых, которая, как утверждал президент, являлась панацеей для устранения любых экономических проблем. Однако эти налоговые льготы не были предназначены для стимулирования экономики, и потому оживление оказалось ограниченным. В результате такого подхода вся нагрузка по восстановлению экономики до уровня полной занятости легла на кредитно–денежную сферу. В результате Гринспен снизил процентные ставки, что привело к избытку ликвидности на рынке. Однако, учитывая переизбыток производственных мощностей, неудивительно, что низкие процентные ставки не привели к росту инвестиций в основной капитал. Они сработали по–другому: на месте одного лопнувшего пузыря стал надуваться другой — на рынке недвижимости, — что вызвало рост потребления и строительный бум.