Крутой герой

Свиридов Алексей Викторович

Рядом со вторым танком стояла Юлька, в том же упрощенно-схематизированном облике, который она приняла, пытаясь разобраться с зависшим в воздухе мечом. Безжизненная и куклоподобная, она в окружении живого мира казалась неестественной и безобразной, безобразней любого страшилища, которое только можно встретить в этих краях. Она стояла почти неподвижно, лишь одна из рук механически и однообразно двигалась: поднимется сантиметров на десять, вдруг снова окажется в исходном положении, и опять всё по-новой.

Киоси вдруг повернулся к Андреа, словно приняв какое-то решение.

— Слушай,

парень! — проговорил он быстро и хрипловато. — А ведь ты меня ненавидеть должен, и её тоже?

— Ну… — начал Андреа, не очень понимая к чему это.

— Тогда грохни тут нас, а? Из этой своей штуки! Должно сработать…

Сзади раздалось бесцеремонное:

— Да чего мелочиться! Давай из пушки их размажем, и всех делов. Представляешь, как трогательно: только начали последнее объятие, и тут — фигак! На три секунды раньше срока!

«Вот ведь не сидится ей!» — зло подумал Андреа: оказывается Ану-инэн неслышно пробралась следом, и теперь наблюдала за всей сценой, небрежно прислонившись к броне. Не дожидаясь ответа, она продолжила:

— А ты, Асв, чего менжуешься? Давай, удовлетвори желаньице! Смотри-ка: злейший враг сам в руки идёт!

Андреа подавил острый приступ раздражения, и тихо сказал:

— Ану, красавица, ты бы помолчала, да?

Однако, против всяких ожиданий, Киоси не сорвался, услышав прозвучавшую в словах девушки откровенную издёвку, а даже наоборот, взял себя в руки. Ану-инэн это тоже заметила, и поэтому заговорила теперь уже почти нормальным тоном:

— Ну вот, а то — «молчи, молчи». А теперь — мне кто-нибудь объяснит, что тут за картина маслом? Или мы с Натальиной командой уже лучшие друзья?

— Вроде нет ещё… — осторожно проговорил Андреа, вновь поднимая «Бирюк». Минутный порыв сочувствия чужому горю прошел, и теперь Киоси вновь воспринимался как враг. Вернее один из врагов. Тот тоже почувствовал это, и опустил голову, глядя исподлобья, но страха в этом взгляде не было, а была тоска и обречённость. Так прошла минута, потом пошла вторая, а они всё так же неподвижно стояли. Ситуация, поначалу воспринявшаяся как трагическая, начала казаться Андреа всё более и более дурацкой.

«Интересно, долго ещё мы будем так друг на друга пялиться? Хоть бы эта нахалка чего-нибудь ляпнула!»

Андреа взглянул на Ану-инэн — та всё так же опиралась спиной на танк, и с ехидным интересом ожидала развития событий.

«Значит, опять всё на мне! А потом я же и неправ буду… Ай, ладно, поехали».

Андреа кашлянул, прочищая горло, и наиграно-грозно начал:

— Ты, называющий себя Киоси! Кроме смерти есть много более худшего в этом мире… То есть в этих мирах. Поэтому сейчас ты ответишь мне на несколько вопросов…

Киоси просто посмотрел на него с удивлением, а Ану-инэн с сожалением откомментировала:

— Два балла. Не зачёт нифига.

— А коли ты такая умная, сама и говори с ним! — огрызнулся Андреа.

— Ну и поговорю. Только, яхонтовый мой, шлёпай пока что отсюдова. К джипу например, Голдюшку приголубить, или дозором можешь походить. А то у тебя такта прямо бездна, а человеку хреново.

— Но…

— Будь какое "ною, нас бы тут

давно уже раскатали. Так что давай, отправляйся.

Он пожал плечами и отправился — правда не к машине, а ко второму танку, старательно обойдя муляж Юльки.

Никаких "ною и вправду не было — второй танк стоял пустой, точно так же как и первый. Андреа сначала походил вдоль борта, потом осмелел и залез внутрь. Оказалось, что замок пушки снят, несколько блоков бортового вычислительного комплекса вынуты, а провода, ведущие к водительскому пульту выдернуты, и висят бестолковой разноцветной бахромой. Патронные ленты были на месте, но приёмное окно пулемета оказалось безнадёжно сплющенным несколькими ударами кувалды. Словом, танк был наскоро, но с душой, превращён в груду бесполезного и безопасного железа, и единственная польза, которую можно было теперь с него получить, заключалась в возможности наконец-то заправить джип, если конечно солярку из баков танка тоже не слили.

От тех, кто привёл сюда эту некогда грозную боевую машину, осталось мало следов. Андреа припомнил, что именно отсюда вылезала Юлька со своей сумкой, и после двухминутных поисков нашел тюбик с губной помадой. Кроме того к стенке в боевом отделении был прилеплен портрет Наталии, правда не в образе «Величественного Высочества», а судя по подписи, в виде «Кардиналессы всея Благочестивой Конгломерации» — монашеское одеяние, строгий платок на волосах, но почему-то именно из-за этой строгости и скромности глаза у неё на портрете получились преразвратные.

Решив, что ничего полезного здесь больше не найдётся, Андреа вылез на башню, и огляделся.

Ану-инэн сидела рядом с Киоси, он ей что-то говорил, а взаимное положение их тел соответствовало отношениям «ещё не друзья, но уже и не враги». Сквиш очнулся ото сна, и взгромоздившись на башню соседнего танка, озирал пустошь, а Голди, подперев голову рукой сидела в джипе, и тоже смотрела куда-то вдаль. Андреа решил, что у Ану дел еще надолго, и свистнул, а потом призывно махнул рукой.

Солярку из танка и вправду какой-то варнак попытался спустить в песок, но Голди на это только презрительно фыркнула, откинула пару панелей, и пошуровав в хитросплетениях трубопроводов, переключила два краника, торжествующе сказав:

— Чайники! Расходный бак-то забыли. Танку его и то на полчаса ходу хватает, а нам — хоть залейся. Только попотеть придётся через горловину отсасывать и в ведро лить. Но иначе — никак.

Если б дело было только в «попотеть»… Тогда к той пыли, копоти, и к тому поту, который они привезли с собой из Большого Города всего лишь добавилась бы ещё малая толика. Но оказалось, что для того, чтобы добыть горючее из расходного бака, в нём надо держать какой-то клапан, причем держать рукой, засунутой куда-то вглубь железных и медных потрохов топливной системы. И теперь к красноватой грязи, покрывающей кожу и одежду что Голди, что Андреа, добавилось ещё и резкое благоухание масла и солярки. Андреа сначала поругивался сквозь зубы, но потом решил что это бесполезно, и замолчал, подав теперь голос только когда услышал знакомый могучий хлюпающий звук в воздухе.