Крутой сюжет 1994, № 01
Шрифт:
— Проходите. Туда, — женщина кивнула на комнату слева от прихожей.
Статуэтка Будды на журнальном столике, покрытом скатертью, края которой украшены вышивкой из левосторонних и правосторонних свастик, полка с книгами в переплетах из некрашеной сыромятной кожи без надписей на корешках. Внешних признаков принадлежности к эзотерическому обществу немного, но и они на человека непосвященного могут произвести должное впечатление.
Хозяйка квартиры жестом указала на низкое кресло радом с журнальным столиком, предлагая садиться.
— Дайте вашу руку, — произнесла она глуховатым, но достаточно мелодичным голосом.
Я подал левую, она мягко отодвинула ее и взяла правую руку. И тут у меня возникло ощущение, сходное с тем, когда человек, находящийся в своем жилище, вдруг слышит, как кто-то пытается открыть дверь снаружи. Чужая воля пыталась овладеть моей душой. Да, я не ошибся, предположив, что это будет тестирование с применением живого «детектора лжи», но все оказалось куда более серьезным. На следующую ступень в их организации мне не пройти, надо срочно искать другое решение.
Несомненно, она была очень сильным гипнотизером, я сразу почувствовал все возрастающее напряжение во всем теле. И неожиданно, к месту ли, нет ли, вспомнил гоголевского философа Хому Брута с его: «Нет, голубушка! устарела», обращенным к ведьме. Однако Хома все же потерпел временное поражение — сначала ведьма его одолела и оседлала. Я не мог себе такого позволить.
Мне было очень трудно. На стороне моей противницы стоял опыт тех, кого называют колдунами, чародеями, магами, опыт многих веков, который она изучила, приспособила к себе. Не стоило сомневаться в том, что она обладала способностью считывать всю информацию, внесенную в человека, и не только ту, о которой он помнил. Все забытое, спрятанное в недосягаемых, казалось бы, глубинах памяти, все страхи, все воспоминания, начиная с того момента, когда был сделан первый вздох в этой жизни, или еще раньше, когда ему, будущему человеку, передавались радости и тревоги матери.
Ладно, но ведь мне когда-то удалось ее перехитрить. Она ведь не видела меня тогда в Дубках. Или притворялась, что не замечает?
Я взглянул ей в глаза и прочел в них неуверенность. И тут словно кто-то подсказал мне — а, может и в самом деле подсказал? Время словно замедлилось. Я уподобился шахматисту, который может сделать три-четыре хода за то время, пока его партнер делает один. Феномен, известный мне по боевым схваткам, когда противник мог просто не заметить моего движения из-за его быстроты. Я наносил удар, а противник видел, что я стою на месте, однако какая-то невидимая сила поражала его в солнечное сплетение, в подбородок. Я мог сделать шаг по направлению к нему, а ему казалось, что это он сам неверно оценил дистанцию или излишне приблизился ко мне.
Как получилось, что я смог не поддаться этой женщине с внешностью то ли армянки, то ли грузинки, и проникнуть в ее память, получить некоторую информацию от нее? Я ни за что не смог бы объяснить это ни себе, ни кому-либо еще на языке общепринятых символов и понятий. Либо я «самообучился» за очень короткий, просто исчезающе малый для этого отрезок времени, как делают «умные» машины, либо кто-то здорово помог мне.
Женщина смотрела мне в глаза и, похоже, не могла оторваться, даже если бы очень хотела это сделать. И руку она не могла убрать с моей руки, сухую и горячую руку с длинными, гладкими пальцами.
Я смотрел в ее черные глаза. Где-то внутри их была целая вселенная, со своими законами, понятиями, установившимся порядком. Как человек, которому позарез нужно отыскать маленький абзац в толстенной, набранной мелким шрифтом книге, я лихорадочно носился по бескрайним просторам ее мира, отыскивая ответы на мучившие меня вопросы. Многого я так и не смог найти. Или не смог понять смысла того, что нашел.
Не знаю, сколько это продолжалось, только когда я вернулся в обычное свое состояние, то почувствовал бесконечную усталость. Казалось, я не смогу не то что подняться из кресла, но даже вытащить руку из ее руки. Я сделал усилие над собой, потянул руку к себе. И в тот же момент в меня словно влился мощный животворящий поток. Я чувствовал, как с каждой секундой становлюсь все более сильным и свежим. Предметы обретали неестественную четкость, казалось, я в состоянии рассмотреть их внутреннюю структуру, понять, как из атомов составляются молекулы, а молекулы в свою очередь образуют знакомые, привычные вещи.
Я поднялся из кресла. Женщина продолжала сидеть, неподвижно глядя перед собой.
— Мне кажется, я выдержал экзамен, — сказал я.
— До свидания, — чуть слышно прошелестело в ответ.
Итак, меня давно заметили. Засекли, как радар засекает цель. Их заинтересованный взгляд остановился на мне, когда я впервые зашел домой к Рындину, и он показал мне оригинал статьи. Я не мог понять, как они позволили мне забрать записи в Коренном, ведь из памяти Рындина было вытащено все, что их интересовало. Выходит, не все. Либо существовал какой-то барьер, не позволивший строптивому литератору выдать им эту информацию, либо кто-то вступился за него и за меня. Моя вылазка в Дубки тоже осталась незамеченной, тут цель осталась вне радиуса действия радара.
Выходит, люди, стоящие на верхних ярусах их пирамиды не всемогущи. Они, конечно, смогли подставить Регину, которая, действуя вполне осознанно, вывела меня на «детектора лжи». Насколько я понимал теперь, такая проверка устраивалась не только отобранным для перевода на высшую ступень совершенства во Всепроникающей Мудрости, но и для особо настырных чужаков. Да, представителям «компетентных органов» к ним соваться нечего. Если они меня смогли распознать, то шустрика, вооруженного знанием основ марксистской диалектики и других неприменимых в жизни теорий, они бы в момент «раскололи». Дама с загадочной восточной внешностью действует куда более эффективней следователей, устраивающих допросы «с пристрастием». У нее вспомнишь и то, чего не знал.
Теперь я кое-что понял. В тот вечер, когда на Рындина должны были напасть, я увидел все, что должно было случиться, и вовремя оказался на месте. Почему же я не почувствовал ничего в день убийства? Мысленно я задал этот вопрос женщине в черном платье и получил ответ, который предполагал получить: информация была заблокирована от меня.
Уже тогда они знали обо мне достаточно много, хотя и не знали всего. Запугав меня, как они полагали, загадочной смертью и обеспечив крупные неприятности из-за разбирательств с милицией и прокуратурой, они надеялись, что отбивают мне всякую охоту соваться дальше.
До встречи с черной женщиной у нее на квартире я мог числить за ними только оборонительные действия да сбор информации относительно моей персоны. Но теперь все резко меняется. Теперь они обязательно попытаются устранить меня физически. Сдается мне, не только я понимаю, что в этом мире дух действенен и могуч лишь до тех пор, пока он существует в теле.
Ждать их пришлось недолго. Через два дня после своего визита к «экстрасенсу-детектору» я дежурил в котельной. Около двух часов ночи они пришли. Разлетелись стекла с противоположной от входной двери стороны. Я, наверное, просто почувствовал это, потому что из-за гула вентиляторов вряд ли мог услышать звон бьющегося стекла. Я мог бы успеть добежать до входной двери, открыть задвижку. Еще я мог добежать до телефона, висевшего недалеко от входа, позвонить. И тогда через полчаса в стальную дверь постучали бы, а открывший ее изнутри увидел бы двух молодых людей не шибко дюжего телосложения в форменных бушлатах и шапках цвета маренго. Поэтому я никуда не побежал, ни о чем не стал беспокоиться, а просто стоял, наблюдая, как слева и справа ко мне деловито приближаются парни, одетые в одинаковые черные просторные брюки, черные куртки, делавшие их широкоплечими и неуклюжими с виду, и обутые в высокие кроссовки. Они напоминали ниндзя, разве что были без масок-капюшонов, но зато в одинаковых черных вязаных шапочках. Для полноты впечатления не хватало только мельтешения в воздухе метательных звездочек-сякэнов. Впрочем, сякэнам нашлась достойная замена — белой молнией блеснул брошенный слева дротик с утяжеленным концом. Метнувший его был убежден, что поразит меня в голову, потому что бросок производился всего метров с пяти-шести, расстояния, исключавшего возможность отклона «мишени». Я и не стал уклоняться, а просто поймал дротик, когда он был в нескольких сантиметрах от моего уха.