Крутой сюжет 1995, № 4
Шрифт:
Оказывается, вопрос этот друзьями уже обсуждался.
— Закончим с Бэбиком, вплотную займемся переездом, — успокоил Лену Сергей, — твой выезд оформим официально, подмажем кого надо для ускорения. Я тоже уеду, но гражданство сохраню. Попутешествую годик, отдохну и все такое. С Сашкой сложнее, но безвыходных положений не бывает. Выедет по подложному паспорту, сработана эта фанера на совесть. Съездим в Югославию, там можно черта лысого за деньги легализовать. А потом, с паспортом гражданина какой-нибудь Боснии-Герцеговины он получит статус беженца в той же Германии или Штатах. И поженитесь, вот
— А если заинтересуются, откуда у нас деньги?
— Это вообще не проблема, — Сэт подмигнул Сашке, — деньги сперва в Германию вывезем, канал надежный. И драгоценности, короче, все, что из Бэбика изымем. Есть в Карлсруэ одна фирма, хороший человек ей заправляет, потихоньку отмоем.
— В Карлсруэ? — Лена давно уже пыталась припомнить, где она слышала это название. Господи, да это же город, в котором теперь Ира, двоюродная сестра, живет. Года четыре назад вышла за какого-то немецкого коммерсанта и укатила в Германию. В детстве они очень с Ирой дружили, повзрослев, виделись пореже, но добрые отношения поддерживали.
— Тоже неплохо, — выслушав Лену, — заметил Сашка, — помогут твои родственнички устроиться, если неувязочка какая. И тебе нескучно будет.
— Там русских полгорода, — пояснил Сэт, — бывшие немцы Поволжья. Из Казахстана поуезжали, еще откуда-то. Я первый раз в Карлсруэ приехал — обалдел. В магазинах ценники русские, газета выходит, журналы какие-то. И везде по-русски разговаривают, — он принялся рассказывать о жизни в далеком, но чем-то ставшим для Сашки с Леной своим, германском городе.
Результат не замедлил сказаться. Зубу остро захотелось очутиться в Германии прямо сейчас, жить нормальной размеренной жизнью, спешить по вечерам к заждавшейся Лене, учить уму-разуму детей и не вздрагивать в душе при виде направлявшихся в его сторону представителей закона. Нечто схожее, судя по затуманившемуся взгляду, испытывала и Лена.
Ко второму этапу ураново-бэбиковой аферы друзья приступили ровно через неделю. Зуб вновь наведался на свалку, приволок оттуда еще два свинцовых ящика, чтобы, как он пояснил Сэту, не мозолить лишний раз глаза бичам, заинтересовавшимся, с чего бы это возник такой спрос на радиоактивную тару.
Шифрозамки пришлось покупать в магазине. И так по Сэтову дому не утихал ажиотаж, вызванный похищением подъездного интеркома, пошли разговоры, что некая банда домушников вознамерилась обчистить разом целый подъезд, и лишний шум был ни к чему.
Пока Сашка возился в гараже с «контейнерами», Сергей переделал кучу не менее важных дел. Перво-наперво, переправил двести сорок тысяч долларов в Карлсруэ, получил подтверждение, что деньги благополучно добрались до его личного сейфа в тамошнем филиале «Дойче банка». Затем, через знакомых, осторожно выяснил, что сталось с искалеченным гебешником Севой. Оказалось, что тот лежит в реанимации республиканского госпиталя МВД, проваляется не менее двух-трех месяцев, а избили его, по им же предложенной версии, неизвестные хулиганы. Таким образом, от конкурентов приятели временно избавились, запуганный Казик опасности не представлял, да и вообще уехал в отпуск в неизвестном направлении.
Лена встретилась с Мишкой и о Казике с Севой посоветовала забыть. Мишка пообещал, и на радостях, что все окончилось благополучно, ударился в грандиозный запой. С перепугу не пил почти неделю и теперь постарался наверстать упущенное.
Второй «контейнер с ураном» Сашка повез на дачу клиента с утра пораньше и безо всякого предупреждения.
— Вот, — подвел он заспанного Бэбика к распахнутому багажнику «шестерки», — те пять килограммов. Сумма та же — двести пятьдесят тысяч долларов. Зато иракские ребята отвалят на полтораста тысяч больше, итого шестьсот пятьдесят. Плюс полмиллиона за первый контейнер. Выходит, вы, Эдуард Борисович, теперь у нас миллионер.
Бэбик ошарашенно разглядывая тускло поблескивавший свинцовый ящик, такой прыти от «коминтерновцев» он не ожидал.
— У меня только двести тридцать тысяч, больше нету.
— Что значит нету? — опешил Сашка. — Разве… э-э. Что ж ты сразу не сказал?
— Но вы же только об одном контейнере говорили, — пробормотал Бэбик, тоскливо взирая на пожухлую прошлогоднюю траву, — а у меня и было-то около полумиллиона. Немного потратился.
Сашка растерялся, но виду не показал. Медленно выцарапал из пачки сигарету, не спеша прикурил, лихорадочно соображая, как быть, и наконец опомнился. Сделав максимально суровое лицо, покивал, как бы соглашаясь, и горько вздохнул.
— Ох, Эдуард Борисович, не хотите вы с нами дружить. Поймите, мы знаем о вас больше, нежели вы сами о себе знаете. Так к чему эти игры?
— Я не… — но Сашка выслушивать оправдания не намеревался.
— Не обязательно ведь валютой платить. Золото тоже пойдет. По курсу, десять долларов за грамм — тут же установил свой собственный курс. — Знаем-знаем, что и монеты дедушка оставил и еще кое-что. В наличии золотых монет Зуб не сомневался — что за еврей без золотой заначки? Тем более, подаренное Лене колье подсказало, что оставил дедушка много всяких разностей.
— Поступим так, двести двадцать тысяч плюс три килограмма рыжь… золота. Для справки, десятка царская весит семь и восемь десятых грамма, пятирублевка вдвое меньше. Когда подготовите? Сегодня, часикам к десяти вечера вас устроит? — Бэбик промолчал, но Сашка расценил это, как согласие. — Отлично, в десять буду. Не забывайте о поездке в Гамбург, еще недельку подождем и вперед. Вроде бы обстановка нормализуется.
Что-то в тоне «коминтерновца» Бэбику не понравилось, но возразить он и не пытался. Однако в душе зародилось странное чувство. Сомнение не сомнение, так, какое-то смутное беспокойство.
Сашка мигом почуял, что операция на грани срыва. Натура, что ли, у евреев такая — заставь расстаться с золотом, начинают паниковать. Подсознательно подвох ощущают. Но не назад же отрабатывать?
— За деньгами и золотом заеду в десять вечера, — еще раз уточнил он, хлопнув Бэбика по плечу, и задорно улыбнулся. — Все будет, как надо. А мелкие неувязки нам не помеха, так, Эдуард?
Бэбик кивнул, но стереть с лица кислую гримасу так и не сумел. И вдруг вспомнил о Лене. Глаза его прояснились — в конце концов, чего стоит вся эта суета в сравнении с недалеким счастьем и благополучием?