Крылатые и бескрылые
Шрифт:
— Разрешите, Федор Иванович?
Макарова смутило неожиданное появление Трунина. Сделал несколько шагов навстречу.
— Хорошо, что зашли, Платон Тимофеевич, — мягко проговорил он. — Вот полюбуйтесь — еще одна схема готова…
Трунин сосредоточенно стал рассматривать схему будущего истребителя, шевеля верхней губой и топорща рыжие, коротко подстриженные усы. Время от времени он бросал взгляд на Макарова и потом снова склонялся, придвигая к чертежу красноватое лицо и щуря глаза. Свое мнение он не торопился высказывать.Макаров продолжал стоять неподвижно, своим спокойствием стараясь показать, что он не тяготится медлительностью Трунина. Но когда тот отвел глаза от чертежа, молодой конструктор вопросительно взглянул на него.
— Это, кажется, уже четырнадцатая по счету? — тихо произнес Трунин.
Макаров почувствовал упрек. Сказал сухо:
— Сделаем и пятнадцатую, если нужно будет! Трунин посмотрел на Макарова такими удивленными
глазами, словно только что впервые увидел его, даже оробел немного.
— Як тому, Федор Иванович, что пора бы и остановиться. Схема вполне содержательная. Многое, конечно, будет зависеть от специальных конструкторских групп…
Тихонько отойдя к окну, Федор присел на подоконник. «Не–ет, человек еще не совсем понимает, что я ищу». Подумав, что Трунина может обидеть его молчание, сказал:
— Нет, Платон Тимофеевич, еще рано останавливаться! Надо искать, искать, искать!..
Макаров встал с подоконника, быстрыми шагами подошел к Трунину, обнял за плечи, попросил:
— Посидите со мной вечерком, поговорим, посоветуемся. Ведь не на легкое дело мы решились.
— Я давно хотел, Федор Иванович, но… как-то неудобно было навязываться.
— То-то и оно! — вздохнул Федор. — Поручения мои выполните, забежите ко мне на минутку и опять торопитесь восвояси.
— Не привык я к иному, Федор Иванович. Власов не одобрял мои советы, все только своими руками… И я, думаете, доволен этим? Вы же знаете, что я умею не только протягивать руки, мол, давайте мне какую-нибудь работу…
Федор оживился. Посмотрел внимательно в глаза помощника.
— Так что же, кончим вращение вокруг самих себя? Этим вопросом Федор смутил Трунина, которому и
в самом деле казалось иногда, будто на заводе мало кто знает, что в конструкторском бюро работает некий Платон Тимофеевич. Он был в коллективе незаметным человеком. Но в нем жило постоянное убеждение, что он мог бы сделать значительно больше того, что практически выпадало на его долю, что наступает конец безликой жизни. Бодрило сознание, что он нужен, что в нем нуждаются.
Сказал, невольно протянув руку для благодарного пожатия:
— Можете на меня рассчитывать, Федор Иванович! Макаров пожал его руку.
— Трудно будет, Платон Тимофеевич! Но учтите, трудности— наилучший в жизни учитель. Без трудностей большое сделать невозможно!
— Я все понимаю, Федор Иванович, — горячо откликнулся Трунин. — Василий Васильевич, бывало, не доверял мне… А вы зовете! Я знаю, что не стану рядом с вами — устарел. Но грузите на меня всю черновую работу — спина у меня крепкая, выдержит!..
Глава девятая
После работы Бобров решил пройтись в город пешком.
Неторопливо шагая по дороге, он с жадностью вдыхал тонкий запах деревьев, доносимый легким ветерком из заречного леса. На реке протяжно гудел пароход. Кто-то кричал оттуда: «Давай, давай!» Гудок и крики, расплываясь над чернеющим полем, медленно замирали вдали. Неожиданно совсем рядом послышался мягкий девичий голос:
— Разрешите пристроиться?
— Наташа! — обрадовался Бобров, протягивая руку. — Что так поздно? Работы много?
— Недостатка не ощущаю.
Дальше пошли рядом, шагая нога в ногу, разговаривали- Петр шумно, Наташа задумчиво и менее охотно, лишь отвечая на вопросы.
— Обычно я ухожу с работы значительно раньше, — говорила она. — Сегодня задержалась. Долго беседовала с Власовым. Жаловался он, говорит, дочь у него больна.
— Нина? Что с ней? — удивился Бобров.
— Понятия не имею. Отец рассказал, что она однажды швырнула тарелкой. Мать склонна к мысли, что Нина нервнобольная. Но он с ней не согласен. Я обещала зайти.
— А ты не обратил внимания, каково самочувствие самого Власова? —спросил Бобров.
— Ужасно возбужден, взвинчен. Я полагала, что это связано с Ниной. А почему ты спросил, Петя?
— Просто так. Ведь он не чужой мне…
— Петя?.. — Наташа замедлила шаг, заглядывая в лицо Боброву. — Не связано тут что нибудь с работой?.. С Макаровым не связано?.. Они же с ним вместе!
— Вот уж и кольнуло в сердечко? — засмеялся Бобров.
— Тебе слова нельзя сказать! — обиделась девушка.
— Н–да… — вздохнул летчик. — Мне завидно, как хорошо у вас с Федором получается…
— Не надо завидовать, Петя, — сдержанно попросила Наташа. — Боюсь, что ты ошибаешься. Не так уж у нас все хорошо, как тебе кажется.
Взвешивая Наташины слова, Бобров заметил:
— Не пробежала ли черная кошка?
— Никакой кошки я не видела. И Федю много дней тоже не видела. Как-то позвонила ему в обеденный перерыв, а он кричит: «Наташка, я совершенно запарился!» И голос чужой какой-то… Потом стал оправдываться. Так что нечему завидовать, Петя. Может, у нас с Федором не так уж прочно, как кажется со стороны.
— Но представь, Наташа, ведь это точно, что он запарился, — озабоченно проговорил Петр. — Даже ночевать домой не является. Зайдем ка к Анастасии Семеновне. Она все одна. Вот обрадуется!
— Не знаю, удобно ли, — в раздумье молвила девушка. — Я очень давно была у них. А вдруг Федор дома?.. Подумает еще, что ищу с ним встречи. Неудобно, понимаешь.
— На работе он. Зайдем?
— Ну, хорошо, — как-то неожиданно согласилась она.
Когда они поднимались на третий этаж, Петр услышал позади себя знакомые шаги. «Люда!..» Он оглянулся, и чувство обиды шевельнулось в груди.