Крылатые и бескрылые
Шрифт:
— Что же она делает в своей комнате? — нахмурилась Наташа.
— Читает.
— Как у нее успеваемость в школе?
Такой вопрос не доставил удовольствия Капитолине Егоровне, но поскольку об этом спрашивал доктор, она вынуждена была признаться, что отметки у Нины бывают разные, попадаются и двойки.
— А вообще то у девочки несомненный талант, — загорячилась мать. — Мы намереваемся определить ее в театральный институт.
— Талант талантом, учеба учебой, а здоровье здоровьем.
Хозяйка промолчала, толкуя про себя значение сказанных врачом слов.
Проснувшись, Власов не мог сообразить, где он. Поднялся, подался грудью вперед, вслушиваясь в доносившиеся из соседней комнаты голоса. Когда он вышел в прихожую, Наташа уже одевалась. Здесь же была пятнадцатилетняя Нина.Переступив с ноги на ногу, Власов спросил:
— Какое ваше мнение, Наталья Васильевна? Что с девочкой?
— Знаете что, Василий Васильевич, я буду говорить в присутствии Нины, — застегивая пуговицы, сказала Наташа и улыбнулась девочке. — Мне кажется, что пора прекратить ограждать ее от труда и считать гениальной. Пусть делает все, что делает мать, она совсем ведь взрослая. Артисткой она сможет стать потом. Между прочим, лекарств никаких не надо.
Власов глядел на Наташу широко раскрытыми глазами. Ему было не только неловко и стыдно, но как-то не по себе. Взглянул из-под нахмуренных бровей на жену. Потом, виновато улыбнувшись Наташе, объснил:
— Я давно это говорил. Но, видите ли, маме очень хочется видеть свою дочь гениальной артисткой. Вырастет же бездельница!
— Вася!.. — взмолилась Капитолина Егоровна.
— Довольно! — оборвал ее Власов.
Чтобы разрядить обстановку, Наташа обняла девочку за худенькие плечи.
— И очень советую тебе, Нина, летом поехать в пионерский лагерь. Хочешь?
Проводив врача, Власов медленно поднял глаза на жену.
— Что теперь скажешь? —спросил бесстрастно, не интересуясь ответом. — Эх!.. — махнул рукой и отвернулся.
— Я мать, я лучше знаю, как нужно воспитывать собственное дитя! — сердито ответила Капитолина Егоровна.
Глава десятая
Очутившись на улице, Наташа зашагала по асфальту узенького тротуара, опять думая о той безликой женщине, чей голос услышала по телефону.Потом ее вдруг осенила мысль: «Федора нет дома, Анастасия Семеновна ко мне всегда относилась хорошо. Почему бы мне не зайти сейчас к ней?»
На пути к цели неожиданно встало небольшое препятствие. Это случилось почти около самого дома, где жил Макаров. Наташа увидела в садике парочку молодых людей, сидевших рядом на скамейке. Это были Петр Бобров и Люда Давыдович. Узнав их, Наташа смутилась, быстро прошла в парадное и почти бегом поднялась наверх.У дверей квартиры Макаровых, переводя дыхание и сдерживая биение сердца, остановилась, не решаясь постучать. Мучительное предчувствие отсылало ее обратно. Но Наташа была не из тех, кто отступает от принятого решения. Чтобы лишить себя возможности убежать отсюда, постучала. «А что если он дома? Что же мне сказать, когда он сам откроет дверь?..»
В коридоре стояла такая тишина, что Наташа слышала, как колотилось сердце. Второй раз она уже не могла постучать и почти радовалась тому, что ей не открывают. Но дверь неожиданно распахнулась.Наташа инстинктивно отшатнулась от незнакомой женщины, открывшей дверь.
— Простите, мне Анастасию Семеновну нужно видеть…
Женщина вежливо ответила:
— Она здесь, на кухне…
— А Федор. Иванович дома? — почти беззвучно спросила Наташа, тотчас узнав голос женщины. — «Это она звонила Макарову по телефону…»
— Нет. Но он скоро будет. Я жду его.
Наташа, стремясь не обнаружить волнения, искренне раскаивалась, что пришла сюда. «Я жду его»…
— Заходите, будем вместе ждать, — сказала женщина, как говорят, когда вопреки своему желанию оказывают любезность.
— Нет, мне только к Анастасии Семеновне на минутку…
Наташа почти вбежала в кухню. Анастасия Семеновна готовила что-то у плиты. Когда подошла Наташа, она вздрогнула.
– - Ой, это вы, Наташенька?..
— У вас гостья… Родственница, должно быть… Анастасия Семеновна оглянулась и тихо объяснила:
— К Феде пришла по какому-то делу. Ждет… Он уже скоро будет. Садитесь…
— Нет, нет! Зачем?.. — тщетно стараясь казаться безразличной, торопливо ответила Наташа. — Я думала, он дома…
«Боже, до чего я глупая!
– упрекала себя Наташа на улице.
– До чего неразумная!..»
Дома встретила обеспокоенная мать.
— Что так поздно сегодня, дочка?
— Ходила по вызову — у Власовых была, — вяло ответила Наташа.
— Ты чем-то расстроена? — допытывалась Мария Ивановна, присматриваясь к бледному лицу дочери. — Может быть, с Федором поссорились?
— Ну что ты, мама! —стараясь улыбнуться, ответила Наташа. — Я его теперь редко вижу. Он все на работе, даже ночует в конструкторской. Когда же нам ссориться?
— Вот уж какие вы занятые люди! —вздохнула мать. — И поссориться вам некогда. А мы с твоим отцом, бывало, для такого дела всегда находили время.
Наташа понимала, что мать ждала объяснений. Но что она могла сказать? Сама ничего не знала… Подошла к вешалке, сняла шубу.
— Надо пуговицу пришить. В трамвайной давке утром оторвали.
…После этого много дней подряд Мария Ивановна внимательно присматривалась к дочери, но не находила на ее лице признаков успокоения.Однажды, когда Наташа вернулась с работы раньше обычного, Мария Ивановна подошла к ней, заглянула в глаза и спросила участливо:
— Объясни мне, доченька, что у вас произошло с Федором. Я ведь все вижу…
— Право, ничего, мама. Я же говорила тебе — он все работает… и мы не видимся.
Мать только вздохнула. На этом и закончился разговор.
«Нет, я должна повидаться с Федором, - решила Наташа.
– Должна поговорить с ним откровенно. Он обязан честно рассказать мне все… Мне бы давно следовало так поступить, пренебречь самолюбием, потребовать у него ясного ответа…»