Крылатые качели
Шрифт:
Начав девятый круг, Федор вдруг стал задыхаться, почувствовал слабость во всем теле и решил, что умирает. Он сбавил скорость, а на повороте неудачно крутанул руль и грохнулся с велосипеда на бок. Словно мальчик на дворовой горке, Федор просвистел на попе вниз, поддерживаясь ладонями. Велосипед с крутящимся колесом приземлился рядом.
Кузя объехал его и первым пересек финиш.
Федор испуганно ощупал себя. Форма продырявилась на локтях и правом бедре, шлем раскололся, ягодицы жгло от боли. К нему подбежали Кира, тренер и спортсмены.
– Кира,
Мягков, теребя хипстерскую бородку, довольно посмотрел на жену, стройная Кира, сунув руки в джинсы, отвернулась. Волков, поставив велосипед между ног, выправлял погнутый руль.
– Ты просто перестал заниматься. – сказал он, красный от натуги.
– Возьмете обратно? – неожиданно спросил Федор.
Он закончил с ладонью и посмотрел на старого тренера лучистым, безумным и загадочным взглядом.
– Хладопакетов на тебя не напасешься, – пошутил тренер, уже строя планы на сильного спортсмена. – По Иннокентию, завтра детская группа в четыре часа, пусть привозят, а сам давай после работы. – Волков, отдалив на вытянутую руку велосипед, осмотрел его и отдал Кузе. – Кстати, скоро Гран-при Москвы. Выступишь в ветеранах?
– Наверное, нет.
– Там будет Капитонов.
– Точно нет!
– Не ври себе. Будет Капитонов, будешь и ты.
А теперь пошли в медпункт.
Федор попрощался с друзьями и, продолжая говорить с Соломоном Волковым, ушел с трека в темный боковой коридор.
8
Федор приехал в Черемушки поздно вечером. Он зашел в квартиру, разворачивая новую жвачку «Турбо». Вдохнув знакомый с детства фруктовый запах, он сунул ее в рот, рассматривая вкладыш. «Вкус не тот, – подумал он. – И желтая Lamborghini Huracan простовата». Коричневая Lamborghini Countach S годов девяностых из его коллекции вкладышей вроде был красивей. «Ладно, не ной, – пробормотал он, находясь в самом хорошем настроении. – „Двойной удар“ на самом деле простенький фильмец с рейтингом 5,5 по IMDb, но разве это важно, если это было в твоем детстве и ты любил его?»
Федор вспомнил плакат Ван Дамма у себя в детской (разумеется, на шпагате).
– Пелагея, я дома! – крикнул он, услышав в гостиной звук телевизора.
Вешалка была приколочена им высоко, и он приподнялся на носках, чтобы повесить пиджак. Федор был невысокого роста и компенсировал рост высокими целями. «Кто знает, – смеялся он. – Может, и высокая жена появилась не просто так?»
Он прошел в гостиную. Свет был выключен, ярким пятном светился телевизор на стене и маленькая настольная лампа на компьютерном столике у окна. Жены в гостиной не было. На оранжевом угловом диване, положив на прямые ноги подушку, застыл с блестящими глазами сын. Показывали «Гарри Поттера».
Федор уселся рядом, обнял Иннокентия и понюхал его светлые спутанные волосы, пахнущие детским легким потом. Сын был толстым высоким мальчиком с серыми, как у матери, глазами и прямым, как у Федора, носом. Все время
– Завтра ты будешь гонять на шоссейнике, Иннокентий.
– Зачем? – спросил сын и начал кусать большой палец. – Куча потных мужичков едут друг за другом, разбиваются, ломают себе спины. Ничего себе перспектива для ребенка.
– Ого!
Федор улыбнулся и посмотрел на освещенный прожекторами в вечерней синеве Московский университет. Легкий шум отвлек его. В проеме двери стояла жена, Пелагея. Японский черный халат подчеркивал белизну ее длинных стройных ног.
Жена Федора, высокая светловолосая женщина, была красива северной загадочной красотой. У нее были серые глаза, широкие скулы и очень белая кожа.
Говорили, что она похожа на шведку.
Пелагея была выше Федора на голову.
Фамилию мужа, ввиду болезненной ревнивости к правам мужчин, Пелагея не взяла и осталась Медузовой.
Она деловито прошлепала мимо них босиком, держа томик Артура Кларка и не вынимая вставленного между страниц указательного пальца. Отложив книгу на компьютерный столик, она некоторое время смотрела на свое отражение в окне, потом обернулась и устремила на Федора блестящие глаза.
– О чем вы говорили? – сказала она низким, приятным голосом.
– Завтра надо отвезти Иннокентия на велоспорт к четырем.
– Куча потных мужичков едут друг за другом, разбиваются, ломают себе спины. Ничего себе перспектива для ребенка!
– Где же я это мог слышать днем, не напомнишь? Так ты против велоспорта?
– Я уже точно за, – через несколько минут, как будто решившись, ответила Пелагея. – Только я не буду возить его в Крылатское, это же две пересадки в метро и автобус.
– Опять твоя мама? Или ты решила выйти на работу?
Красивая Пелагея передернула плечами и начала сосредоточенно кусать большой палец, что означало «это моя мама» или «это как-то связано с моей мамой». Запахнув халат, она прошлась по комнате, заправила светлые длинные волосы за уши, открыв широкие скулы, и уселась в глубокое оранжевое кресло. Федор все это время смотрел на нее.
– Хорошо, в первый раз отвезу я, – сказал он, раздражаясь на эту тихую манеру тещи создавать ему неудобство на пустом месте. – А на будущее мы найдем няню. Если подумать, то можно решить все вопросы. Спасибо тебе, что согласилась на велоспорт.
Пелагея скрестила тонкие руки и остановила взгляд на Федоре. «Любовь – хорошенькое дело, но что потом делать с детьми?» – подумал Федор и взглянул на Иннокентия.
9
Мама пахла теплым молоком, а папа – горьким репейником. Иннокентий весь вечер прождал папу. Да, мама, любимая, надежная, добрая, понятная мама, была рядом. Мама сидела за компьютером, читала книгу, готовила макарошки с сыром, гладила его теплой рукой по голове, но ему хотелось видеть папу.