Крылатые семена

Причард Катарина Сусанна

— Признаться, Вайолет, я за все должна благодарить Динни, это он заставил меня образумиться, — виновато сказала Салли. — А еще очень помогло мне одно стихотворение. Когда-то Том в день моего рождения подарил мне книгу…

И Салли рассказала Вайолет, как она задумалась над тем, может ли еще ее жизнь принести кому-нибудь пользу. Она знала, конечно, что есть великое дело, за которое борются люди, и ей припомнились эти стихи. Они крепко запали ей в память:

Во имя цели дивной — чтоб навекСтал на земле свободным человек —Отдайте радостно сердец биенье…

Когда она впервые прочла

эти строки, ей представился новый мир, освобожденный от всего, что подавляет и принижает человека. Это видение ослепило ее. Но она была слишком погружена в свои семейные и домашние дела и ничего не сделала для того, чтобы приблизить это освобождение. И когда Том и Билл отдавали борьбе все свои силы, ей казалось, что они находятся во власти иллюзий. Но теперь она поняла, что ее жизнь только тогда приобретет какой-то смысл, если она посвятит ее служению этой «цели дивной». Ничто не сможет ее сломить, потому что она будет трудиться во имя того, что несравненно больше ее самой и всех ее печалей. Именно это Динни и старался ей внушить. В конце концов Салли поняла, что усилиями таких вот, как она, простых незаметных людей, которых миллионы, мечта о свободе рано или поздно воплотится в жизнь.

Мощь, простота и величие этой идеи, которая придала миссис Гауг силы подняться над своими невзгодами, произвели большое впечатление на миссис Поттер.

— Я когда-то думала, что пение заменит мне все на свете, — призналась она. — Что все остальное не имеет значения. А теперь во что я превратилась? Просто толстая сонная баба, которой на все наплевать, лишь бы ей жилось хорошо и никто ее не тревожил.

Миссис Поттер была очень рада, что здоровье Салли пошло на поправку.

— Как видно, к миссис Салли снова возвращается былая энергия, которую она вкладывала во все, за что бы ни взялась, — сказала она Динни.

Рудники возрождались один за другим, а вместе с ними входила в свое обычное русло деловая и общественная жизнь Калгурли и Боулдера, неразрывно связанная с золотопромышленными предприятиями края. По улицам расхаживали приехавшие на побывку с островов Тихого океана солдаты оккупационных войск в хаки или в вылинявшей темно-зеленой — под цвет джунглей — форме; появились и больные или увечные солдаты; они уже оделись в гражданское платье и подыскивали себе какую-нибудь посильную работенку. Холодными утрами рудокопы накидывали старые шинели и отправлялись на работу. Порыжелая фетровая шляпа с обвисшими полями, испытавшая на себе самумы ливийской пустыни и тропические ливни, комически красовалась теперь на голове какого-нибудь старого туземца или местного забулдыги, ни на день не покидавшего во время войны своего поста у пивной стойки. Сотни молодых людей, подобно Стиву, успели за это время жениться и жили вместе с женой у своих или у ее родителей. У многих не было собственного жилища, а материалы на постройку дома достать было нелегко. Впрочем, у солдат пока еще водились деньги. Они получали пенсии, задержанное жалованье, демобилизационные, и торговля, замершая во время войны, слегка оживилась. Но товаров не хватало: ненужные предметы роскоши и разный заморский хлам залеживались на полках, а необходимых вещей не было, и женщины напрасно ходили по магазинам в поисках мужского костюма или детского платьица.

Хотя цены на предметы первой необходимости регулировались правительством, жизнь все же неуклонно дорожала, а с отменой твердых цен провизия и одежда стали подниматься в цене каждую неделю. Шли тревожные разговоры о том, что, как только послевоенные нужды будут удовлетворены, в стране наступит кризис. А жизнь продолжала дорожать, и все, кто мог, запасались самым необходимым, пока деньги окончательно не обесценились.

Во время войны многие рудники на Золотой Миле почти совсем прекратили работу. Для успешного завершения войны золото было не так уж необходимо. Все здоровые мужчины ушли в армию, в авиацию, во флот

и в те отрасли промышленности, которые должны были кормить, одевать и вооружать фронт, а также удовлетворять насущные нужды гражданского населения.

Но в области международных отношений золото сохраняло свое значение, и необходимость увеличить его добычу мгновенно дала себя знать в Калгурли и Боулдере. Золотопромышленники Западной Австралии зашевелились: они потребовали отмены налога на золото и других льгот. Владельцы бедных рудников грозили закрыть свои предприятия, если рудокопам будет повышена заработная плата или сокращен рабочий день, и все же их рудники продолжали работать и приносить доход, а более крупные предприятия в Вилуне и Юанми, вокруг которых уже успели вырасти оживленные поселки, закрылись. Говорили, что эти месторождения выработаны. Однако новые рудники процветали, как, например, Порфири в ста милях к северу от Калгурли; и снова, в поисках глубоких месторождений, на незанятых еще землях между старыми рудниками появились золотоискательские партии.

Крупные финансисты за океаном уже окидывали хищным взором пятьсот тысяч квадратных миль золотоносной земли, лежащей вокруг Кулгарди и Калгурли. Новые компании и всевозможные новые проекты возникали, как грибы после дождя. Сенсационные находки в старых рудниках и выработанных и заброшенных месторождениях еще больше разжигали ажиотаж.

И скоро Калгурли и Боулдер, пробудившись от спячки, в которой они пребывали во время войны, вступили в полосу нового расцвета золотодобывающей промышленности.

«Правительство Австралии и Австралийский государственный банк предпочли бы придерживаться прежней политики постепенного восстановления золотого запаса страны, — прочел Динни, раскрыв утром газету, — но положение с долларовыми фондами настолько серьезно, что это заставляет нас принять особые меры: решено пока продавать все добываемое золото Соединенному Королевству, чтобы помочь ему выйти из затруднений. В связи с этим правительство должно подумать о стимулировании добычи золота в Австралии».

— А что, скажите на милость, все это значит? — спросила Салли.

— Это значит, — неторопливо пояснил Динни, — что Австралия поддерживает «старуху» золотом на тридцать один миллион пятьсот тысяч долларов в год. Английское казначейство кредитует Австралийский государственный банк в Лондоне по стерлинговому балансу. Конечно, мы могли бы и сейчас продавать наше золото Америке, как делали это до войны, но если стерлинг, на котором держится английская валютная система, обесценится еще больше, австралийские экспортеры, которые поставляют Англии свои товары, сядут в лужу. Словом, это не такой уж патриотический жест. Шерсть сейчас дает больше долларов, нежели золото. Вот тут написано, что в прошлом году шерсти вывезено на тридцать пять миллионов семьсот сорок восемь фунтов стерлингов. Золота же мы продали в сороковом — сорок первом годах на восемнадцать миллионов фунтов стерлингов, да еще изрядную толику в сорок шестом году, и почти все это добыто на приисках Западной Австралии. Так что, миссис Салли, мы можем, пожалуй, трубить о том, что Калгурли и Боулдер внесли свою лепту в дело спасения Британского содружества от развала.

— Золото его не спасет, — сказала Салли.

«С тех пор как в нашей стране девяносто восемь лет назад было открыто золото, оно стало одной из основных статей экспорта, — читал дальше Динни. — За это время в Австралии добыто золота на семьсот девяносто пять миллионов фунтов стерлингов, и почти все оно уплыло за океан для укрепления финансов других государств…»

«До последнего кризиса Австралийский государственный банк должен был обеспечивать золотом не менее одной четверти всех имеющихся в обращении денег. Эта сумма была затем уменьшена до пятнадцати процентов, а во время кризиса Австралии пришлось фактически расстаться со всем своим золотым запасом для покрытия внешней задолженности».